Читаем без скачивания Слишком дружелюбный незнакомец - Валентен Мюссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя сорок восемь часов после госпитализации врачи придут к заключению, что ее мозг мертв. Неделя комы. Врачи не совершат чуда.
В коридоре больше никого. Еще находясь под воздействием выброса адреналина, он начал медленно подниматься по лестнице. В нем что-то поднималось, будто клинок. Ощущение божественного всемогущества. Власть убивать и щадить. Наслаждение, которое, однако, было далеко от того, чтобы сильно затронуть его.
В галерее на этаже он встретил только парня своего возраста. Карикатура на мелкого буржуа из благополучных кварталов. Самодовольное лицо, модные чинос, кардиган «Мелинда Глосс», красивый шарф цвета ржавчины… Да откуда он вообще вылез? Как он мог остаться глухим к крикам паники? Почему не удрал вместе с остальными?
Однако вся самоуверенность быстренько с него слетела. Поняв, что у типа перед ним в руках вовсе не игрушка, он развернулся и помчался как угорелый, скользя на блестящем паркете.
Его бегство было настолько комичным, что нападающий не смог удержаться от улыбки, нажимая на спусковой крючок.
На этот раз было выпущено три пули, в спину. Он выпустил их машинально, как будто просто исполнял свой долг, играл роль. Теперь кровь в его венах бежала не так быстро. Исчезло подрагивание в кончиках пальцев. Чувство удовольствия уже начало притупляться. Он должен действовать с максимальной скоростью, хватит уже осторожничать. Тем более что ему может не хватить времени.
Не глядя, он прошел мимо тела третьей жертвы. Убедился, что в куртке еще добрых две обоймы. Две. И еще четыре другие, которые он извлек из рюкзака и переложил в карманы, которые оставались пустыми. В общей сложности более сотни пуль…
В конце коридора он остановился перед большим амфитеатром слева. На часах было 10:48. Он все организовал просто идеально. Курс лекций по истории… Без сомнения, самый посещаемый в этот день.
Сквозь окошко в двери он услышал шум беспокойных голосов, прерываемый всхлипываниями, торопливое поспешное движение.
Его ждали.
Осмелится ли какая-нибудь добрая душа поднять тревогу? Если только криков на первом этаже не оказалось достаточно.
Он не стал приближать лицо к стеклу, чтобы разглядеть, что там внутри. Ему следует действовать инстинктивно, быть в состоянии приспособиться к любой ситуации.
Он вошел. Спокойно. Без поспешных движений.
Несколько секунд створки двери еще покачивались у него за спиной.
Останься в коридоре какой-нибудь свидетель, он бы смог услышать приглушенные закрытой дверью вопли ужаса, которые сопровождались звуками выстрелов.
До того самого мгновения, когда пули вылетели из его пистолета.
До того, как поднялась суматоха, сменившаяся хрипами и плачем, слившимися в странную колдовскую музыку.
Еще несколько секунд, и раздался последний выстрел, прозвучавший чуть позже предыдущих. Незначительная реплика после главного монолога.
Последняя пуля, которую убийца, пресытившись чужой смертью, выпустил из пистолета.
Себе в рот.
Часть первая
Франсуа
Не задерживайся подле того, кто похож на тебя. Как только окружение становится похожим на тебя или, наоборот, у тебя возникает сходство с окружением, оно перестает быть для тебя полезным. Оставь его, ничто для тебя так не опасно, как твоя семья, твоя комната, твое прошлое.
Андре Жид «Яства земные»[1]1
В первый раз увидев этого человека на обочине дороги, на выезде из Кемперле, Франсуа слушал песни Шуберта. Поэмы Майрхофера… Матильда находила их чересчур депрессивными, настолько, что он ставил эти диски лишь тогда, когда был в машине один. Но тем не менее именно она подарила ему этот диск на Рождество двумя годами раньше.
Пока он вел машину, в его поле зрения внезапно появился незнакомец: высокий хилый молодой человек, державший табличку из обычного картона; прочесть ее у него не было времени.
Автостопщик? Турист? На них он, правда, не похож. Можно подумать, что он — часть окружающей местности: такой же неподвижный, как табличка с дорожным указателем. Сильно заинтригованный, Франсуа бросил взгляд в зеркало заднего вида, где силуэт на мгновение появился, а затем на крутом повороте окончательно исчез из виду. Вся сцена длилась не более нескольких секунд, и за всю дорогу он ни разу о ней не вспомнил.
Впрочем, он не думал ни о чем определенном. Убаюканный звучащим меццо-сопрано, он расшифровывал для себя по два стиха. В лицее у него был курс немецкого, но не настолько глубокий, чтобы схватить все тонкости этого языка. В поэме говорилось об одинокой звезде на небесах. Верная любви звезда страдала в безмолвии. Вот почти и все, что он понял.
Четверть часа спустя, поднимаясь по аллее к своему особняку, Франсуа был потрясен его видом. Зима выдалась дождливой и хмурой, а с первыми лучами солнца знакомые места предстали перед ним в совершенно новом свете: живые изгороди бурно разрослись, сорняки наводнили лужайку, теперь больше напоминающую прерию, а деревья жаждали ежегодной обрезки сучьев.
Все, что Франсуа сделал в последние несколько недель, не имело никакого эффекта. Он не забыл, с каким смущенным видом Матильда подняла глаза к небу, когда он откопал ее инструменты. А до этого она прямо-таки продолбила ему голову, убеждая, что не стоит зря тратить силы и что надо наконец-то нанять садовника.
Садовника… Франсуа согласился, но больше не возвращался к этой теме. Раз уж он решил приобрести это строение и четыре тысячи квадратных метров земли, это вовсе не для того, чтобы смотреть, как кто-то незнакомый вместо него выращивает овощи или подрезает живую изгородь. И потом, что же ему тогда делать целыми днями? У него нет никакого желания проводить их в библиотеке за чтением или за работой.
Когда они решили приобрести собственность в Бретани, наличие большого сада было единственным критерием, по которому они не смогли бы прийти к согласию. Бретань… она стала им почти родной. Они уже потеряли счет летним сезонам, которые провели
