Читаем без скачивания Семья как семья - Давид Фонкинос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты, при всем своем таланте, не можешь вообразить мою жизнь, – продолжил Патрик.
– Но как раз в этом суть моего замысла. Попытаться понять жизнь, далекую от моей собственной.
– Почему ты не пишешь о себе самом? Все писатели так делают.
– Мне это неинтересно.
– И ты считаешь, то, что я говорю, интереснее?
– Да. Ты же сам сказал: я не знаю, что такое долгая жизнь вдвоем. Ну так расскажи.
Патрик посмотрел на часы; ему пора было возвращаться на работу. Но он понимал: мне очень не хочется, чтобы он бросил меня на пороге повествования о любви. В конце концов он решил остаться еще ненадолго, а свою задержку объяснить деловой встречей за пределами конторы. Хотя, по-моему, ему просто надо было выговориться: якобы нехотя уступая моей просьбе, он от этого на самом деле выигрывал. Начал Патрик так: «Рассказывать вроде бы и нечего. Классика жанра. В смысле – усталость, изношенность… да, это очень грустно, но это классика. В конечном счете вся беда кроется в плоти. Именно так: в плоти. Приходит день, когда случается нечто очень странное, я бы сказал – ужасное. Ты занимаешься любовью безо всякого желания. По обязанности, по необходимости показать, что ты, как и раньше, жаждешь любви. Я очень хорошо помню этот момент. Я устал, хотел спать, но видел во взгляде Валери разочарование: еще один вечер без близости. Я даже не мог сообразить, когда у нас это было последний раз. У нас двое детей, мы все время жили вместе, понятно, что желание угасает. И мы оба стали притворяться. Каждый ломал голову: как поступают другие? Врут, изворачиваются, принимают какие-то таблетки? Валери хотела, чтобы мы с кем-нибудь посоветовались. С каким-нибудь консультантом, который поможет нам сильнее полюбить друг друга. Дурацкая идея, но я согласился. Решил продемонстрировать свою добрую волю. Ну и ничего из этого не вышло. Такова жизнь. Нужно или примириться с тем, что есть, или разойтись. Но в остальном-то все складывалось очень хорошо – не было никаких других причин расставаться. У нас совпадали взгляды и насчет воспитания детей, и насчет всего прочего, и мы почти никогда не ссорились. Я даже как-то подумал: вот в этом и проблема! Может, было бы легче, если бы мы друг друга ненавидели или изводили. Но нет, мы агонизировали во взаимном доброжелательстве; корабль тонул, а мы держались за руки. Однажды я решил было завести интрижку, но почувствовал, что это не мое. Нет, я нисколько не осуждаю знакомых, которые обманывают жен. Каждый делает, что может. Но я вот не могу. И дело даже не в любви. Мне казалось: если я сойдусь с другой женщиной, это будет означать конец нашей истории. А этого я не хотел. Да и сейчас не хочу. Я знаю, что мы страдаем, что мне не хватает энергии, но я не мог бы жить без Валери. Мне нужно, чтобы она была рядом. Даже если мы не разговариваем, я все равно знаю, что она тут. Однако я вижу, что она на меня сердится, что она несчастна; она упрекает меня за пассивность, за то, что я ни в чем не проявляю инициативы, что больше не способен принимать решения. Я все это знаю, это меня душит и не дает ничего делать. Я долго надеялся, что гроза пройдет, что это, скажем так, временный кризис, после которого наступят лучшие дни, но весь этот жуткий водоворот засосал нас. Как из него вырваться, как вернуться к прежним счастливым дням? Я не знаю, что делать…»
Мне хотелось ответить: «Скажи все это ей, точно теми же словами, что мне», но я чувствовал, что он на такое не способен. Самые прекрасные высказывания часто бывают адресованы неподходящим собеседникам. Разговор окончился, Патрик не мог больше оставаться со мной. Выйдя из ресторана, мы пожали друг другу руки, почти как друзья. Пройдя несколько метров, он обернулся. Точно так же, как Валери накануне. Только она объявила, что хочет уйти от него, а он сказал: «Знаешь, я люблю Валери. Я правда ее люблю».
41
Патрик прекрасно понимал свое положение. Нередко он говорил практически то же самое, что его жена. Они одинаково оценивали свою повседневную жизнь – с той разницей, что Валери хотела от нее отказаться. Все-таки мне нужно было получить от нее подтверждение. И как раз когда я думал об этом, она написала мне, чтобы узнать, как прошла встреча. Я было собрался ответить: «Прочтете в книге». Не обязан же я сообщать каждому из них, что говорил о нем другой! Это вроде как профессиональная тайна. Но скорее всего, она просто хотела выяснить, насколько словоохотлив был Патрик. Поэтому я ответил, что все прошло чудесно.
Может, в конце концов благодаря мне они сблизятся. Но я должен быть настороже, чтобы они не слишком-то заражали меня своими историями. Я очень чувствителен и легко впитываю страдания других. Что, интересно, делают врачи и психологи, как уберегаются от мучительных признаний и драм, переживаемых пациентами? Вот бы научиться походить на актера, который возвращается домой, оставив своего персонажа в театре. Мне следует наблюдать семью Мартен, стараясь как можно меньше им сочувствовать; нужно сохранять дистанцию, держаться немного отстраненно, как в клинике. Но тогда ничего не выйдет. Невозможно писать, не вжившись в сюжет по-настоящему.
Патрик меня сильно удивил. Он превзошел мои ожидания, особенно в том, что касалось чувств. Выложился на все сто; одно его заключительное признание в любви к жене чего стоит. Конечно, я подумал, что он обращал свои слова прежде всего к ней: прочитав мою книгу, она многое поймет. Но дело было не только в этом. Чуть позже я получил от него сообщение: «Надеюсь, теперь ты знаешь все, что тебе нужно. Приятно было поговорить. Удачи тебе с книгой». Я понял, что он больше не собирается со мной общаться. Он рассказал абсолютно все, что мог, и для него наша встреча была первой и последней. Он согласился изложить мне достаточно подробностей, необходимых для создания книжного персонажа, но не хотел, чтобы я постоянно ходил за ним. В тот же вечер Валери это подтвердила.
Я расстроился, потому что намеревался узнать Патрика получше. Интересно же, к примеру, как пройдет его встреча с Дежюайо. Терпеть не могу бросать интриги незавершенными. Валери меня успокоила: она потом все расскажет и
