Читаем без скачивания Возвращение странницы - Патриция Вентворт

— С каких это пор? — удивился Филип и наткнулся на пристальный взгляд ясных серых глаз.

— С тех пор, как я пожила во Франции, дорогой. Самое подходящее место, чтобы научиться стряпать, не правда ли?

Этот краткий эпизод оставил необычный привкус — из тех, которые долго ощущаются во рту. В остальном жизнь наладилась проще, чем в Джоселинс-Холте. Супругам не приходилось делать вид, что они рады «уединению вдвоем». В доме почти всегда была работа. Филип приводил к себе знакомых, Энн встречалась с подругами. Она то и дело звонила по телефону, приглашая кого-то на ленч, кого-то на чай, связывая нити отношений, разорванные почти четыре года назад. Эта бурная деятельность вызывала у Филипа чувство облегчения. Чем насыщеннее жизнь Энн, тем меньше у нее времени для супружеских взаимоотношений. Меньше всего Филип хотел, чтобы все помыслы Энн сосредоточились на нем или его работе. Последняя требовала абсолютной конфиденциальности и не предполагала обсуждений, но в любом случае он предпочел бы держать язык за зубами.

К сожалению, Энн этого не понимала. Очевидно, с детства ей вдолбили в голову аксиому: «Не забывай обсуждать с мужчинами их работу — им это нравится». Насколько Филип знал мать Энн, такие высказывания были в ее стиле. Наконец ему пришлось почти грубо заявить:

— Я не имею права распространяться о своей работе. К тому же это смертельно скучно.

Энн с мягким упреком отозвалась:

— Отчего же? Но что ты имеешь в виду? У тебя секретная работа?

Он нахмурился и сдержанно объяснил:

— Почти вся работа такого рода требует секретности. И потом, мне приходится заниматься ею целыми днями. Я не желаю обсуждать ее, словно прогулку в Гайд-парке.

— А я думала, мужчинам нравится говорить о своей работе.

Разворачивая «Тайме», он уклонился от ответа.

Так прошел первый вечер в новой квартире. В этот же вечер Нелли Коллинз не вернулась домой.

Утром миссис Смитерс позвонила в полицию.

— Хозяйка дома, где я живу, мисс Коллинз, не вернулась домой. Не знаю, что и думать.

Обремененный семьей, солидный сержант Браун попытался успокоить ее:

— И давно она покинула дом?

— Вчера днем! — сердито выпалила миссис Смитерс. — С ее стороны просто непорядочно оставлять меня совсем одну в доме! Ее лавка закрыта, хотя, конечно, какое мне до нее дело! Мне пришлось рассчитываться с молочницей, хотя это тоже не мое дело. Но не могла же я позволить молоку пропасть в военное время!

— Конечно, — согласился сержант Браун и спросил: — Когда, вы говорите, миссис Коллинз ушла из дома?

— Вчера днем. Надела свой лучший костюм и сказала, что встречается с подругой. И ни слова о том, что она не вернется или задержится в городе — ни единого! И вот уже десять часов, а от нее ни слуху ни духу, и не известно, где она и когда вернется! По-моему, это непорядочно по отношению ко мне!

Миссис Смитерс была так раздражена, что у сержанта Брауна невольно вырвались слова «несчастный случай».

— Возможно, произошел несчастный случай.

— Почему же она не сообщила об этом? — взорвалась миссис Смитерс.

К тому времени как сержант Браун повесил трубку, он успел исполниться сострадания к мисс Коллинз. Вероятно, с ней произошло что-то серьезное, если она решилась вывести из себя миссис Смитерс. Он принялся обзванивать лондонские больницы. Ничего не узнав о даме средних лет, в ярко-синем костюме и черной шляпке с букетиком синих цветов, он позвонил в Скотленд-Ярд.

Глава 19

Мисс Силвер была глубоко набожной и искренне благодарила судьбу не только за успехи в профессиональной деятельности, но и за скромный комфорт, который обеспечивала ей эта деятельность. Отчасти причиной ее благодарности было сознание того, что ей дарована привилегия раскрывать коварные замыслы злодеев и служить Правосудию — это слово мисс Силвер неизменно писала с заглавной буквы. Много раз ее вмешательство помогало оправдать невиновных и восстановить их репутацию. Воспоминания об этом доставляли ей удовольствие. В одном из раскрытых ею дел фигурировали Гарт и Дженис Олбани.

На следующий день после поездки в Блэкхит мисс Силвер сидела перед пылающим камином в своей квартире в особняке Монтэгю-Меншинс. Она почти закончила вязать чулок для Джонни Бэркетта, над которым трудилась в поезде вчерашним днем. Сразу после этой пары ей предстояло взяться за следующую: она пообещала племяннице Этель связать целых три пары чулок к Рождеству. Какая удача, что она запаслась этой добротной пряжей еще до того, как была введена карточная система! Мисс Силвер не обладала даром предвидения, но хорошо помнила баснословные цены на одежду во время Первой мировой войны и после нее, и потому заранее приняла меры. Именно поэтому она вязала чулки для Джонни, не мучаясь угрызениями совести оттого, что его братья Дерек и Роджер останутся обделенными.

Не переставая вязать, она окидывала комнату удовлетворенным взглядом. Замечательная комната — комфорт, вкус, уют! В ней преобладал тот оттенок синего цвета, который во времена молодости мисс Силвер называли «павлиньим». Плюшевые, тщательно вычищенные шторы, которые она еще не успела задернуть, ковер с вытертым углом, удачно спрятанным под книжным шкафом, обивка викторианских стульев с гнутыми ореховыми ножками — все было выдержано в одной цветовой гамме. Большой, делового вида письменный стол с двумя тумбами был сработан из той же блестящей желтой древесины, что и стулья, и тот же цвет повторялся в кленовых рамах гравюр на стенах — «Пузыри», «Пробуждение души», «Черный брауншвейгц», «Монарх из Глена». Еще несколько викторианских гравюр украшали спальню, а чтобы избежать однообразия, мисс Силвер время от времени меняла гравюры местами. На каминной и книжной полках, на столе между двумя окнами было расставлено множество фотографий — большинство в серебряных и филигранных рамочках. Детские личики, молодые матери, малыши — мальчики и девочки, между которыми попадались высокие мужчины в форме — иногда родственники, но чаще всего — люди, которые помогали мисс Силвер служить Правосудию, и дети, которые не появились бы на свет, если бы не она. Это была не только галерея портретов, но и послужной список.

Мисс Силвер носила простые домашние платья, свои густые волосы мышиного оттенка она аккуратно заплетала в косу и укладывала на макушке, над завитой челкой, подстриженной по моде, введенной покойной королевой Александрой. После тридцати лет забвения эта прическа пережила мимолетное возрождение десять лет назад и снова канула в Лету, но мисс Силвер хранила ей верность, неизменно пряча волосы под незаметную сетку. Высокий жесткий воротник оливково-зеленого шерстяного платья был заколот по бокам костяными булавками. Длина юбки была вполне благопристойной, но давала возможность убедиться, что у мисс Силвер тонкие изящные щиколотки, облаченные в черные шерстяные чулки, и маленькие ступни в расшитых бисером туфлях, о происхождении которых могла бы рассказать только она сама. Спереди оливковое платье было застегнуто брошью из мореного дуба в виде розы, с жемчужиной в середине. На тонкой золотой цепочке висело пенсне для чтения мелкого шрифта, которым мисс Силвер пользовалась лишь изредка. Пенсне было отведено влево и прикреплено к платью старомодной жемчужной брошью.

Услышав звонок телефона, мисс Силвер повесила чулок для Джонни на подлокотник кресла и направилась к письменному столу. В трубке знакомый голос произнес ее имя.

— Мисс Силвер, это вы? Говорит сержант Эбботт из Скотленд-Ярда. Я хотел бы навестить вас, если можно.

— Разумеется! — радостно отозвалась мисс Силвер.

— Вы позволите приехать прямо сейчас?

— Конечно.

До приезда сержанта Эбботта мисс Силвер успела связать полосу шириной в три четверти дюйма. Гость был принят, как обожаемый молодой родственник. К мисс Силвер он питал искреннее почтение и привязанность. Только в ее присутствии он забывал о своих обычных холодности и надменности, в ледяных голубых глазах появлялись теплые огоньки. В остальном он был просто рослым, элегантным молодым человеком, продуктом государственной школы и нового Полицейского колледжа. Друзья до сих пор звали его Денди — это прозвище он получил, поскольку обильно пользовался маслом для волос. Эбботт по-прежнему носил довольно длинные волосы, безукоризненно зачесанные назад. Его темный костюм был безупречно сшит, туфли начищены до блеска. При посторонних мисс Силвер обращалась к нему «сержант Эбботт», но наедине предпочитала называть «дорогим Фрэнком». Если перспективный детектив Скотленд-Ярда преклонялся перед мисс Силвер, то она в свою очередь считала его весьма способным учеником.

Обменявшись приветствиями, они устроились у камина. Мисс Силвер снова взялась за вязание и спросила напрямик:

— Ну, чем могу помочь, Фрэнк?

— Не знаю, — ответил Фрэнк Эбботт, помолчал и добавил: — Надеюсь, многим… а может, и нет, — он вынул блокнот, достал из него клочок бумаги и положил на колени собеседницы. — Узнаете?