Читаем без скачивания Княгиня Ольга. Зимний престол - Елизавета Дворецкая

Пока бояре вслед за ним смотрели на море, будто вопрошая мысленно, какую участь им готовит это чудовище с тысячами пастей, Мистина вновь незаметно коснулся плотно завязанного витым малиновым шнуром шелкового мешочка под рубахой. Это был выкуп его жизни и удачи, которая была жизнью и удачей всех оставшихся при нем десяти тысяч русов – славян, норманнов, чудинов, ясов. И он готов был отдать все силы без остатка, лишь бы довезти этот выкуп по назначению.

В предрассветных сумерках русы поднялись со своих лежанок из травы и соломы – большинство шатров бросили в Гераклее, предпочитая взять вместо них побольше дорогой добычи, – и без лишнего шума разошлись по лодьям. Груз оставался на судах, так что на него времени не тратили. Дозорные с горы не могли рассмотреть в тумане, где находятся хеландии, но и греки не сумеют разглядеть русов. Бояре еще раз напомнили своим людям, как быть, если лодья попадет под огнеметный залп.

Без пения рогов, будто крадучись по мягкой дороге тумана, скутары начали отчаливать и один за другим исчезать в белом мареве. Низкая осадка сейчас шла на пользу, позволяя не так бросаться в глаза на поверхности неспокойного моря.

Один за другим на лодьях поднимались паруса. Северный ветер крепчал…

Перевалило за полдень, когда Хельги Красный наконец махнул кормчему и кивнул на удобную отмель в устье речушки. Змеиная голова на переднем штевне повернулась к берегу. Это был еще греческий берег, но уже побережье Фракии – на запад от пролива. Боги отплатили за полученные жертвы – крепкий попутный ветер и сейчас еще не стих, и гораздо больше Хельги хотелось продолжать путь. Люди, не спавшие ночь, его бы поддержали: пока не приходилось грести, они предпочли бы подремать по очереди, сидя на скамьях, под летящими брызгами, но продолжая удаляться от Боспора Фракийского, Царьграда и огненосных хеландий. Те давно уже скрылись вдали за кормой, но попутный ветер помогал и им, и Хельги, как и его дружиной, владело одно сильнейшее желание: пока ветер не стих, уйти как можно дальше. Туда, где можно не бояться преследования, где ночную тьму или дневной свет не разорвет вдруг окутанное душным дымом копье пламени, не прольется огненным дождем прямо на головы.

Но сейчас, когда напряжение и возбуждение борьбы за жизнь спало, стало видно, насколько люди измождены. Им необходимо было подкрепиться и хоть немного поспать на твердой земле. И дать возможность отставшим догнать вождя.

Хельги знал, что в войске есть потери: не менее пяти-шести скутаров загорелись в проливе у него на глазах. Но он еще не знал, кто там был: в темноте, при свете лишь того же губительного огня, он не мог отличить одну лодью от другой. Нужно было пристать к берегу и ждать – в том числе и ради того, чтобы собрать и пересчитать уцелевших. В памяти еще звучали жуткие крики из темноты, и Хельги невольно мотал головой, будто надеялся вытряхнуть их из ушей, как воду. Хотелось думать, что вся эта ночь была страшным сном, а теперь, при свете дня, черно-пламенный морок рассеется и все его люди окажутся живы…

Сейчас он видел позади себя всего семь-восемь лодий – с идущей прямо за ним ему радостно махал Селимир. Но, конечно, это еще не все. Заслон огненосных хеландий преодолели десятки русских скутаров, и теперь Хельги предстояло заново собрать разбросанное по волнам свое неустрашимое воинство.

Прыгая с борта, отроки брели, по колено в воде, к берегу, падали у ручья и принимались жадно пить, черпая воду горстями. Закрывая глаза, многие видели все то же жуткое зрелище – огромная, как плавучий городец, олядия, озаренная пламенем, горящим прямо на поверхности воды под ее высокими бортами. Под двумя огромными косыми парусами, на носу и на корме, она шла за ними, будто крылатый змей с Огненной реки. В его бронзовом горле уже клокотал, готовый к выбросу, новый огненный плевок. Лишь только змей подползет на тридцать шагов… Посреди черной воды пролива от пасти этого змея было некуда деться – оставалось молить богов, чтобы не стих ветер, чтобы не наскочить на мель или береговой выступ, не видный в темноте.

И так они мчались всю ночь, каждый миг ожидая гибели – от воды, от камня, от огня. Неудивительно, что сейчас, когда кругом было светло, под ногами твердая земля, а за спиной – волнующееся, но пустое море, у многих дрожали руки и подгибались колени.

– Вылезай, валькирия, – устало окликнул Хельги Акилину.

Всю ночь она просидела под кормой, сжавшись в комок и накрывшись гиматием с головой – не столько ради защиты, столько из желания ничего вокруг не видеть. Только теперь она наконец сбросила его, и Хельги увидел бледное, изможденное лицо своей обычно веселой подруги. В ее широко раскрытых голубых глазах отражались удивление и растерянность: будто она проснулась в совершенно незнакомом месте и не знает, что делать. За эту ночь она так свыклась с мыслью о гибели, что вновь обнаружить себя в земном мире ей казалось странным.

– Я молилась всю ночь. – Акилина протянула ему руку, чтобы он ее поднял. – Даже хотела пообещать Богу, что вновь пойду в монастырь… но подумала: зачем мне такая жизнь? Если бы мне привелось умереть этой ночью, Господь помиловал бы меня, потому что такого искреннего раскаяния в своих грехах я не ощущала никогда в жизни. Даже у Марии Магдалины. Теперь я себя чувствую почти заново рожденной… только все кости ломит. А что, – она гляделась, – где толстяк? Танасию я увижу еще когда-нибудь?

Как и обещал своим людям перед отплытием, на фракийском побережье близ Килии Хельги ждал сутки. Море бурлило, дул сильный северо-восточный ветер, так что русы были даже рады передышке. Дурная погода надежно защищала их от преследования царских кораблей, и спали все, кроме дозоров.

За сутки подошло еще три десятка лодий, так что у Хельги под началом оказалось их чуть менее полусотни. Половина того, что он уводил из Никомедии. Хирдманы считали, что многим погода помешала догнать вождя вовремя, кого-то могло унести в море. Люди не хотели верить, что почти половина дружины все же стала жертвой «влажного огня». Привыкнув к своей силе и сплоченности, они не могли смириться с тем, что их стало так мало.

Акилина, Танасия и Лидия поодаль стояли на коленях на песке и молились за упокой своих погибших подруг: вместе с лодьей Дивьяна пропала Хариклия, с Родомиром и Гудмаром – Патрула и Аспасия. Из полутора десятков монахинь Марии Магдалины, три месяца назад ушедших из монастыря вместе с русами, при войске остались теперь лишь эти три. Правы оказались Феби, Агнула и другие, еще в Никомедии решившие взять у Хельги денег и уйти. Наверное, этих своих заблудших дочерей Господь уже простил…

На другой день после полудня волнение стало стихать. Уцелевшие вожди малых дружин сошлись к костру посоветоваться, как быть: идти дальше или еще ждать. Хельги, в мятой, несвежей шелковой сорочке и со спутанными волосами, сидел на бревне у потухшего костра. Грубоватые черты его лица от всего перенесенного отяжелели, веки опухли, и только усилие воли, сознание своего долга перед самим собой и дружиной поддерживало в нем бодрость духа.

Вновь и вновь он оглядывал бородатые, осунувшиеся лица, отмечая уцелевших и надеясь все же найти тех, кого здесь нет. Вот Хранимир-ладожанин – а Ведомила, его родича, нет, и оттого лицо Храняты мрачнее тучи. Вот Велесень – а где же Дивьян? Пропали Косой, Велец, Избой, Горошко, Родомир, Гудмар Чайка… Оттого и мысли его все время устремлялись назад, словно он пытался внутренним взором отыскать пропавших в проливе. Было чувство, что от него самого сидит на этом фракийском берегу лишь половина, и не стать ему целым, пока не станет целой прежняя дружина…

Но уцелевшие – Хранимир с ладожанами, Велесень, Миролюб, Негода, Ульва, Селимир, Перезван, Кудря, Синай и другие – смотрели на него с ожиданием. Широкие серые валы лизали берег, их тусклая непроглядность ясно говорила: сожранного они не вернут. Нужно привыкать к нынешнему облику дружины и к новому себе.

Закрыв глаза, Хельги мысленно обрезал нить из вчерашнего дня и обратил взор в будущее – на север. Потом открыл глаза и оглядел стоявших перед ним.

– Никогда еще и нигде я не видел таких удачливых людей, как вы, парни. – Хельги, казалось, сам удивлялся тем, кто толпился вокруг него на песке, будто видел их впервые. Хотя именно тем, чем они стали, их сделал он. – Вы все лето держали в страхе Вифинию, вы одолели войска стратига Отпиматов, взяли такую добычу, что ее невозможно увезти. И, наконец, вы дважды прорвались через пролив, где ждала огненная смерть. Не все – кого-то мы уже никогда не увидим. Но вы, те, кто сейчас стоит передо мной, – вы наделены таким запасом удачи, что только позавидовать. Самое тяжелое у нас позади. Перед нами – путь в Киев. И когда мы придем туда, там я с моими наследственными правами и вы, с вашей отвагой, удачей и добычей, всех заставим нас уважать и займем самые лучшие места за любым столом.