Читаем без скачивания С крыла на крыло - Игорь Шелест

 Тут вспомнилось посещение знаменитого конструктора, его "зловещий наговор". Предсказал! И с какой точностью, черт возьми!

 Разумеется, это случилось не в результате каких-то предчувствий - "колдовство" конструктора заключалось в его необыкновенном таланте, огромном, ничем не заменимом опыте, подкрепленном академическими знаниями. Ему удалось заметить то, чего не видели многие. Виновницей и здесь оказалась аэродинамика. Молодым конструктором были допущены промахи. Они поглотили задуманное - все хорошее и большое. Так бывает, когда действуют без достаточного кругозора. Понятно, трехколесное шасси тут было ни при чем.

 Летчик-испытатель и инженер Марк Лазаревич Галлай умело сочетает данные ему природой незаурядный ум, сознательную мужественность и оптимизм. Ему легко удавалось быть остроумным шутником в летной комнате и вдумчиво-серьезным, глубоко сосредоточенным в полете.

 Знания, полученные в Ленинградском институте ГВФ, Галлай старался как можно плодотворнее применить в летном эксперименте, внести в каждый полет большую осмысленность, получить от секундных крох нового явления побольше истины. Ему удавалось познать в полете значительно больше, чем предусматривалось в задании.

 Забегая вперед, к середине 1943 года, хочу привести характерный пример его работы. В перерыве между боевыми полетами на Пе-8 Галлай прилетел на один завод для облета машин ЛА-5 ФН и опытной ЛА-5 М-71. На каждом из этих самолетов Марк Лазаревич сделал по одному полету, минут по 25-30. А результат был удивительный. Испытатель написал подробный отчет о самолетах; особенно основательно оценивалась новая машина с двойной восемнадцатицилиндровой звездой (М-71). Огромный лоб мощного мотора сильно изменил аэродинамику ЛА-5. У этой машины появились некоторые достоинства, но и недостатки оказались изрядными.

 В конце сорокового года Галлай уже провел ряд видных работ как испытатель. Особенно важной была крупная работа на СБ по исследованию критической скорости флаттера. К штурму этого мрачного явления в авиации ученые и летчики приступили уже давно, и из года в год исследователи накапливали опыт и знания.

 Иногда опыт этот достигался ценой жизни испытателей. Некоторым летчикам удалось выбраться из флаттера, потеряв машину. Это были Сергей Анохин, Александр Чернавский и Федор Ежов.

 И вот один из немногих, кто видел совсем рядом "костлявую с косой" и кому удалось с большим трудом удержать самолет на грани, "не разделать" его на составные элементы и благодаря этому приземлиться, был молодой летчик-испытатель, инженер Марк Галлай. Сейчас трудно переоценить, как дороги были тогда для авиации эти, быть может последние, окончательные данные, полученные полноценными записями приборов, а не в виде обрывков лент, разбросанных по полю и гонимых ветром над обломками самолета[7].

 Марк интересовался планеризмом, знал о всех рекордных полетах, проявлял большую симпатию к планеристам и, как потом выяснилось, в период студенчества сам с увлечением подлетывал на планерах.

 - Я тоже слегка прикоснулся к парению, - сказал он как-то мне еще перед войной, - но, конечно, планеристом-спортсменом считать себя не могу. Вероятно, надолго сохраню впечатление от первого полета на планере. Это было в Пулкове под Ленинградом. При институте имелась планерная школа, и в свободное время мы учились летать. - Галлай помолчал и добавил: - Потом увлекла большая авиация.

 - С планеризмом на этом было покончено? - спросил я.

 - Не совсем. Были попытки приобщиться к парению с Борисом Киммельманом[8]... Чудесно!.. С восторгом стал бы парить, да руки не доходят, далеко все это.

 Через несколько лет после этого разговора нам пришлось поработать вместе на планерном поприще. То были планеры совсем иные - трофейные ракетные самолеты МЕ-163, испытываемые в планерном варианте.

 Еще задолго до начала работы на бетоне перед ангарами готовят к полету маленький серебряный биплан-истребитель И-153 - "Чайку", конструкции Николая Николаевича Поликарпова.

 Яростно ревет мотор. Самолет весь вздрагивает, трепещет, кажется, он вот-вот перескочит через колодки, но они предусмотрительно вклинены зубьями в расщелину бетона.

 Механик Николай Васильевич Авданкин сидит в кабине. Его голова в кепке козырьком назад почти не видна. Пригнувшись, он сосредоточенно смотрит на приборы, напряженно вслушивается в работу двигателя.

 Мы вдвоем с инженером стоим у крыла. Разговаривать нельзя. Слушаем мотор и ждем - для Сагинова это пытка! Все мышцы этого человека, его конечности, голова, мысли - в постоянном стремлении двигаться. Он маленького роста, худой, быстрый и неугомонный - таков мой новый ведущий, инженер Вартан Никитович Сагинов.

 Нам предстоит с ним работать по испытанию опытного автоматического винта. Самолет серийный, испытывается только воздушный винт. Это моя первая серьезная работа в институте. Серьезная? Да. Ведь, по сути, для испытания винта нужно проделать чуть ли не полные испытания самолета - определить его новые летные качества. Это хорошо. Первая практика по методике летных испытаний.

 Сагинов предприимчив, он с охотой принял назначение к себе молодого, начинающего испытателя. Это входит в его планы: промышленность возлагает надежды на винт, он удачнее прежних по схеме регулирования. Работа срочная, сроки небольшие, а из меня можно выжать все, так как я рвусь в воздух и готов летать на чем угодно и когда угодно. Ведущему это на руку: у него возник смелый план - "навалиться" на винт в самом начале, нагрузить его максимально в крутых пикированиях, при резких дачах газа. Пусть каждый раз при этом винт надрывно взвывает. Выдержит - честь ему и хвала! Тогда можно будет заняться делами более тонкими и определить, что дал новый винт серийному самолету, стал ли самолет быстрее летать?

 Энергия у Сагинова хлещет через край. Его одержимость работой порой граничит с жадностью. Обладая университетскими знаниями, умело сочетая их с большим опытом, он добивается разительных эффектов. Но жадность, даже по отношению к работе, - качество, оказывается, не из лучших. Порой она затуманивает разум, способна усыпить опыт и поколебать знания - в этом мы с ним убедились позже.

 Надо сказать, что Сагинов не только умеет организовать людей, он и сам работает с потрясающим темпераментом и упорством, чем увлекает за собой всю бригаду. На вопрос кого-либо из работников: "Когда нужно сделать?" - Вартан Никитович неизменно отвечает: "Вчера!"

 С таким ведущим мне предстоит работать, и я доволен...