Читаем без скачивания Новые идеи в философии. Сборник номер 9 - Коллектив авторов

На втором месте мы назвали метод самонаблюдения. С самого начала могло бы показаться странным, что самонаблюдение одной личности может сообщать ей знание о других; однако, это каждый день происходит в искусстве, в исторических изысканиях, а также в повседневной жизни. Когда романист описывает нам вымышленное лицо, когда историк дает реконструкцию исторического характера, когда в обыденной жизни каждый, более или менее точно, предвидит, как будут вести себя его знакомые при данных обстоятельствах, конечно, первый собирает «человеческие документы», второй тщательно рассматривает все факты, которые сообщает ему его наука, а третий прибегает к своему предшествующему опыту, касающемуся данных личностей; но никто из них не выполнил бы своей задачи, если бы, на основании этих данных, он не построил бы в себе самом более или менее полного образа той личности, которая его занимает, если бы он не отожествил себя с нею и не почувствовал бы почти непосредственно то, что должно – теперь или в прошлом – происходить в ней. Эти приемы не теряют своего значения и в психологии: даже с помощью многочисленных наблюдений никто не может составить себе правильного понятия о том, что такое нервный человек, сангвиник, истерик, если он сам, хотя бы на мгновение, не чувствует себя истеричным, сангвиником или нервным. Мне представляется несомненным, что французские психологи, основатели специальной психологии, почти все одаренные художественным темпераментом, широко пользовались этим методом, и их произведения показывают нам его счастливые результаты. Впрочем, этот прием не настолько уж далек, как это могло бы казаться, от методов, строго научных и признанных за таковые; можно утверждать даже, что он точно соответствует тому, что в других науках называется экспериментальным методом. В самом деле, как геолог в своей лаборатории, в уменьшенном масштабе, воспроизводит влияния, которым, в отдаленные времена, подвергались минералы, происхождение которых он хочет узнать, так психолог в себе самом реконструирует характеры, проявления которых он хочет понять; и тот и другой извлекают из своих наблюдений над копиями выводы, относящиеся к оригиналу. Однако, если в принципе таким образом нельзя ничего возразить против метода, только что изображенного мною, и если даже наши познания в психологии без него никогда не могут достигнуть последней степени ясности и точности, нужно все-таки сознаться, что так же, как и предыдущей метод, он не может удовлетворить требованиям доказательности. Во-первых, он предполагает, для своего успешного применения, качества, довольно редкие: живую, сильную и в то же время дисциплинированную фантазию, абсолютную способность временно изглаживать свою собственную индивидуальность и проникать в чужую. Конечно, эти качества встречаются у большинства вышеупомянутых исследователей; но они могут встречаться только в виде исключения у тех, кто изучает их труды: читатели опять должны принять на веру предлагаемые выводы. Да и всякий человек погрешим; возможно, значит, что результаты экспериментирования над собой у различных исследователей не всегда совпадают, а когда они расходятся, то, как и в методе повседневного наблюдения, нет способов установить, на чьей стороне истина. Итак, мне кажется, что настоящий метод столь же мало, как и предыдущий, может считаться решающим в области специальной психологии.

Остается дедуктивный метод. Известно, что Д. С. Милль, более полувека тому назад, признал этот метод единственным, с помощью которого специальная психология («этология») может получить прочное обоснование. С тех пор часто высказывали замечание, что этот взгляд знаменитого логика был тесно связан с другим, который, однако же, никем не разделяется: что все люди рождаются равными. Действительно, если бы это было так, самый короткий и самый верный путь к пониманию различия характеров заключался бы в том, чтобы отдать себе отчет в том, как они складывались в течение человеческой жизни; необходимо было бы только знать условия, при которых жил индивидуум или группа индивидов, чтобы логически вывести отсюда, по законам общей психологии, все интеллектуальные и моральные качества, характеризующие их. Однако, можно признать безнадежность этой позиции, не отказываясь из-за этого от употребления в психологии дедуктивного метода. Между бесчисленными качествами, которыми люди отличаются друг от друга, существуют несомненные отношения подчинения и логической зависимости; когда, например, о данном лице известно, что оно не обладает вторичной функцией50, или же, что оно весьма активно, или отличается чрезвычайно развитой эмоциональностью, то можно объяснить себе и, в случае надобности, предсказать – в первом случае, что это лицо не будет способно к абстрактным рассуждениям; во втором – что оно будет до известной степени реалистично и практично; в последнем, – что его взгляд на вещи редко будет беспристрастным. А так как эти случаи зависимостей очень часты в психологии, то они могут быть очень полезны при построении типов; и мы, действительно, видим, что в сочинениях упомянутых нами психологов результаты опыта и самонаблюдения повсюду выясняются и подкрепляются рассуждениями дедуктивного порядка. И, разумеется, это можно было бы только приветствовать, если бы эти результаты опыта и самонаблюдения были бы прочно обоснованы на их собственной почве. Это условие очень важно, потому что история всех наук учит нас, с одной стороны, насколько ценна дедукция для объяснения хорошо установленных фактов; с другой стороны, насколько опасно, по крайней мере, имея дело с уже прочно обоснованной наукой, пытаться употреблять эту дедукцию для того, чтобы установить самые факты. В юные годы всякой эмпирической науки мы видим изобилие попыток, стремящихся дедуктивно доказать необходимость известных явлений, между тем как позднее точное исследование открывает, что эти явления происходят совершенно иначе или же что они сами имеют другой характер, чем полагали ранее. Это зависит главным образом от чрезвычайной сложности фактов: хотя бы мы и вычислили точно все прямые последствия какой-либо причины, она может иметь, сверх того, известное число косвенных последствий, которые уравновешивают и разрушают первые; другие причины, существование которых даже не подозревалось, могут вмешаться в дело и заменить своими следствиями следствия известной причины. Специальная психология – очень молодая наука, и ее предмет отличается чрезвычайной сложностью. Между тем как в других областях ограниченность круга причин, участвующих в игре, или широкое знание, накопленное в предыдущих изысканиях, уменьшают в известной мере указанные опасности, здесь эти опасности достигают своего maximum'a и надолго еще отнимают у нас всякую законную надежду расширить область наших знаний с помощью дедуктивного метода. Когда мы со временем приобретем прочно установленное знание фактов и их общих связей, дедукция может и должна будет вмешаться, чтобы дать им объяснение; пока же это знание остается недостоверным, дедукция может пополнить его лишь в очень скромных пределах. Говоря вообще, дедукция дает понимание без достоверности, тогда как индукция дает достоверность без понимания; для создания серьезной науки, и та и другая одинаково необходимы, но в их сотрудничестве индукция всегда должна предшествовать.

Итак, мне думается, что методы, применявшиеся до настоящего времени в специальной психологии, имеют, разумеется, большую ценность, но не могут быть признаны достаточными. Они имеют большую ценность, прежде всего, с точки зрения эвристической, направляя внимание исследователя к известным правдоподобным предположениям, которые заслуживают испытания; затем, сообщая результатам исследования большую субъективную ясность и понятность; наконец, объясняя логическую связанность фактов, в которых исследование обнаружило эмпирическую связь. Но они не могут быть признаны достаточными потому, что, говоря кратко, они не допускают проверки гипотез. Если правда, что для решения всякого научного вопроса необходимы три интеллектуальных операции: наблюдать, предполагать, оправдывать, – то эти методы делают возможными первую и вторую из этих операций, но не могут дать запаса фактов, хорошо установленных и пользующихся всеобщим признанием, который сделал бы возможным оправдание гипотез. Пока у нас не будет этого запаса, специальная психология не может предъявлять притязаний на звание настоящей науки; следовательно, абсолютно необходимо его пополнить. Это значит, что мы нуждаемся в возможно большем количестве психографий, понимая, вместе с В. Штерном, под психографией подробное, полное и точное перечисление всех признаков, характеризующих с психической стороны данного индивида. Когда в нашем распоряжении окажется несколько тысяч этих психографий, можно будет широко черпать из этого фонда, чтоб проверять предложенные гипотезы – или же чтобы предлагать их – относительно соотношений между различными психологическими качествами, классификации характеров, отличительных характеристик возрастов, полов, профессий и национальностей, и относительно множества других вопросов. Спрашивается, как можно получить их?