Читаем без скачивания Вождь викингов - Александр Мазин

Свартхёвди не спорил, но, когда мы вошли в «королевский дворец», представлявший собой плохо освещенную залу метров тридцать — сорок длиной, Медвежонок скромно потупился и остановился, пропуская меня вперед.

— Ульф Черноголовый, — представился я. — Хёвдинг… Ивара Рагнарсона.

Как-то мне подумалось, что Хрёрека в этой глуши могут и не знать, а вот о Бескостном слыхали точно. А еще я не хотел, чтобы мое имя без нужды связывали с Хрёреком. Во-первых, мы когда-то, в порядке самообороны убили ярла по имени Эвар Козлиная Борода, который был родом из Гокстада, а до Гокстада отсюда — рукой подать. Во-вторых, Торсон-ярл, которого убил я лично, хотя в качестве бойца Хрёрека, тоже мог иметь здесь родственников. Нарваться на кровную месть не очень-то хотелось. Тем более что и племянника Торсонова я тоже зарезал.

И уже не в качестве ипостаси Хрёрека, а по собственной инициативе. А репутация Ивара Рагнарсона такова, что связываться с его человеком никто не захочет.

Представившись, я вручил конунгу скромный подарок: кинжал местного изготовления, но хорошей ковки и в недешевых ножнах, обошедшийся мне в «плавленый» эйрир.

Потом мы начали общаться. Конунг, красивый мужик, кстати, если не привередничать по поводу темной шевелюры, взялся расспрашивать о Большом Походе, но минут через десять не удержался, перебил и начал хвастаться собственными достижениями. Как он побил того, как он убил сего. В результате чего присоединил себе соседнее «конунгство» Раумарики. Но это был еще не конец, потому что в отсутствие Хальфдана Раумарики захватил другой конунг, и Черный опять вступил в драку. Победил, естественно. И гонял нехорошего конунга по всей Норвегии, как поганую шавку, убив попутно кучу народа. А тем временем другой нехороший конунг коварно… И так далее. Причем — все славные деяния хозяин излагал с разными неаппетитными подробностями, вроде «стрела попала ему в левую подмышку, и он закричал, обделался и умер».

В целом же складывалось ощущение, что все конунги Норвегии объединились в желании завладеть этой самой Раумарики, которая, я уверен, слова доброго не стоила с точки зрения экономической.

Однако мы с Медвежонком покорно слушали, точнее, это я — покорно, а Свартхёвди — с большим интересом, задавая вопросы и искренне восхищаясь победами конунга. Наверное, это была правильная политика, потому что к исходу разговора Хальфдан к нам настолько расположился, что пригласил вечером на пирушку. Нас двоих и наших лучших людей. Я поинтересовался у соседа-хускарла, будет ли на пирушке Осхиль Пузо, получил позитивный ответ и посчитал, что время потрачено не напрасно.

Пир конунга. Звучит неплохо, выглядит хуже. Не люблю. То есть, когда вокруг все свои: друзья, родные, сопалубники, — это другое дело. Но сидеть в окружении грубых и вонючих незнакомых мужиков, жрущих, орущих, рыгающих и соревнующихся в том, кто громче «пустит ветры», да еще орать, состязаясь в подобострастных здравицах конунгу, — лично для меня удовольствия никакого.

А вот для моей «свиты» — в самый раз. Я взял с собой шестерых. Медвежонка, само собой, Стюрмира, Ове Толстого, Грунира, одного Иварова хускарла, выбранного исключительно за могучие габариты, и Скиди, коего представил своим воспитанником. Народ мой был рад. Стол Черный накрыл отменный. Не поскупился. Не зря о нем шла слава человека, который одним своим присутствием обеспечивает земле хороший урожай. Дичь, птица, рыба, овощи. Бык на вертеле и почти таких же размеров кабан. Пива тонн[19] пять, пей не хочу. Мы и пили. Свартхёвди выяснил, кто здесь Осхиль Пузо. И показал мне. Вон тот пузан.

— Эй, Осхиль! — позвал я. — Сядь поближе. Дело есть.

Вблизи Осхиль Пузо производил еще более неприятное впечатление. С виду ему было уже за сорок, но дело не в возрасте. Пузо был толст, неопрятен, с обрюзгшей рожей, покрытой какими-то наростами. Вдобавок изо рта у него воняло, как из рыбной коптильни. — Я слыхал, что ты ходил бить англов?

— Так и есть! — подтвердил пузан. — И англов, и саксов, и…

— В Нортумбрии был? — перебил я. — Берега грабили?

— И берега. И дальше ходили. Две зимы тому взяли монастырь в трех переходах от Йорка…[20] Все разбогатели!

По виду Осхиля я бы не сказал, что он богат. Ну да ладно.

— А сейчас мог бы нас к тому монастырю привести?

— Могу. А зачем? Я ж сказал: мы его досуха вымели.

— А к Йорку привести сможешь?

Осхиль на некоторое время задумался, потом кивнул:

— Смогу, пожалуй.

Эта пауза каким-то мистическим образом убедила меня, что неопрятный вонючий мужик действительно может стать неплохим проводником.

— Тогда у меня к тебе предложение, Осхиль Пузо. Пошли со мной.

Пузан хрюкнул.

— В Нортумбрии, — сказал он. — Тысячи воинов. С острыми копьями. И берега там стерегут. Стоит тебе высадиться, и твои хирдманы станут славным развлечением для их ближайшего ярла. Знаешь, как они любят сдирать кожу с таких, как мы?

— Посмотри на меня, — предложил я. — Посмотри на моих спутников. Разве мы похожи на тех, кого убивают?

Осхиль посмотрел. Среди бойцов Хальфдана мы смотрелись как кучка московских мажоров — в заштатном удмуртском клубе. В смысле прикида.

— Нет, — покачал головой он. — Вы похожи на тех, кто убивает сам.

— Слушай меня, Осхиль Пузо. Сейчас я говорю голосом Ивара Рагнарсона, прозванного Бескостным… Слыхал о нем?

— Кто ж о нем не слыхал… И об отце его Рагнаре.

— Я предлагаю тебе пойти с нами. Нам нужен человек, который знает те земли. Ивар щедро заплатит такому человеку. И еще добыча. Тебе хватит на всю оставшуюся жизнь. И детям твоим.

— У меня нет детей, — Осхиль помрачнел.

— Значит, будут. Ты еще не стар. А с мешком серебра ты станешь самым желанным женихом для любого рода. Вон как мой друг Харальд Щит.

Бородавчатый лик пузана просветлел.

— Я готов пойти с тобой, но что скажет мой конунг?

Я покосился на Хальфдана. Нет, он был занят своими делами и в нашу сторону даже не смотрел.

Я выкарабкался из-за стола, цапнул рог, который мне тут же услужливо наполнили, и двинулся к Хальфдану.

— Конунг!

Черный скосил на меня милостивый взгляд.

— Я впечатлен множеством твоих воинов. Понимаю: это честь — служить такому, как ты. Наверное, сотни мужчин стремятся встать под твое знамя?

— Так и есть! — подтвердил Хальфдан. — Но учти, хёвдинг, это далеко не всё мое войско. Стоит мне послать ратную стрелу[21], и не менее пяти сотен копий поднимется за моей спиной.

— Это великое войско, — согласился я. — Неудивительно, что враги трепещут перед тобой.

— Так и есть. Они трепещут. Они бегут в страхе, едва увидят мой хирд и меня во главе.

Тут я заметил, что Хальфдан уже порядочно набрался.

— Выпей же этот рог, Хальфдан-конунг, любимец Одина и Тора, за твою славу, твои обширные земли и за то, чтобы они стали еще обширнее! — объявил я во всеуслышание.

И сунул в руки конунга двухлитровую емкость, полную шипучего напитка. А себе взял с «царского стола» первый подвернувшийся кубок.

Рог — это такая штука, которую приходится пить досуха, потому что поставить его нельзя. Только положить. Есть, правда, варианты с ножками, но тот, который я поднес конунгу, был не из их числа. Так что выдул его Хальфдан до дна. Впрочем, он был не против.

Я дал возможность ближайшему окружению конунга влить ему в уши еще ведро лести и подступил снова.

— Не решаюсь обратиться с просьбой к тебе, конунг.

— Почему? — Осоловелые карие (редкость на севере) глаза уставились на меня.

— Ты так велик и могущественен. Не удивлюсь, если через несколько лет все земли норегов покорятся тебе.

— Говори, не бойся, — милостиво разрешил Хальфдан.

— Не мог бы ты уступить мне одного из своих хирдманов?

Муть во взоре Хальфдана Черного мгновенно исчезла.

— Зачем он тебе?

— У меня совсем маленький хирд, — пояснил я. — Каждый человек на счету. Одного не хватает.

Хальфдан поджал губы. Я испугался, что он сразу откажет, но вместо этого конунг спросил:

— Кого ты хочешь взять?

— Окажи мне услугу: отдай мне Осхиля Пузо.

Хальфдан некоторое время сверлил меня взглядом. Блин! Он был далеко не так пьян, как мне показалось.

— Услугу, говоришь?

Я кивнул.

— А сам он — согласен?

— Я уверен, что согласится.

— Бери, — милостиво согласился Хальфдан Черный. — Он твой.

Я рассыпался в благодарностях, а когда собрался уходить, Хальфдан скомандовал:

— Стой! Ты выбрал самого никчемного из моих хирдманов, — порадовал меня конунг. — Почему?

— Он показался мне сильным… — пробормотал я. И тут же поправился, будто раскаиваясь за вранье: — Прости, славный конунг, я солгал. Я видел, что он стар. Но он может грести и наверняка сумеет научить молодых чему-нибудь толковому.