Читаем без скачивания К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В своем последнем слове перед уважаемым судом считаю долгом своей совести заявить суду, а через него и болгарской общественности, что я никогда не служил английской разведке, никогда не участвовал в преступных планах Тито и его клики...
Председатель суда попытался перебить его, чтобы предотвратить его последующее высказывание. Но Трайчо Костов торопился закончить свое последнее слово:
– Всегда относился... с уважением и почитанием к Советскому Союзу...
В зале суда стало шумно. Состав суда, многочисленные представители государственной безопасности были смущены. Среди подобранной публики наступило оживление. Агенты, охранявшие Трайчо Костова, вцепились в него и старались вынудить его сесть. Только стоявшие близко могли слышать его слова:
– Пусть знает болгарский народ, что я невиновен!
Это были последние слова, произнесенные Трайчо Костовым в зале суда. Двое охранников ухватились за полы его тюремной шинели и успели сесть на скамейку, увлекая его за собой. Он тяжело упал между ними. Публика и несколько иностранных корреспондентов с удивлением наблюдали за этой позорной сценой, разыгравшейся в помещении военного клуба, объявленного залом суда...» [779]
Приговором Верховного Суда Болгарии «по делу предательской и шпионской банды Трайчо Костова» все подсудимые были приговорены «к смертной казни с лишением прав навсегда, согласно ст. 30 Уголовного кодекса». До приведения приговора в исполнение Трайчо Костова уже после суда в течение двух суток подвергали непрерывным истязаниям. После этого в болгарской печати было опубликовано заявление, якобы подписанное Трайчо Костовым: «Признаю себя виновным в предъявленных мне судом обвинениях и полностью подтверждаю свои показания, данные на предварительном следствии... Приговор Верховного Суда считаю абсолютно справедливым и отвечающим интересам правильного и спокойного развития Болгарии и интересам ее борьбы против англо-американских империалистов и поползновений ее агентов – Тито и его клики, изменников социализма – на территориальную целостность и суверенитет Болгарии».
В Польше был организован открытый политический процесс по делу «шпионско-диверсионной организации», действовавшей якобы в Войске Польском. К суду были привлечены видные деятели польской народной армии во главе с Марианом Спыхальским, военным министром ПНР. После ареста Спыхальского военным министром Польши был неожиданно назначен маршал СССР К. Рокоссовский, поляк по национальности. Был арестован первый секретарь ПОРП В. Гомулка. Сталин настаивал на организации судебного процесса по делу Гомулки, но Б. Берут под разными предлогами откладывал этот процесс, опасаясь негативной реакции в польском обществе.
В Чехословакии в 1949 – 1951 гг. были арестованы многие деятели КПЧ и видные деятели государственных органов. В заключении оказались Вл. Клементис, Г. Гусак, Й. Ж. Смрковский, Э. Гольдштюккер, Мария Швермова, Й. Гольдман, Э. Лебл, А. Лондон и многие другие. Был снят со всех государственных постов и направлен в деревню председателем сельскохозяйственной артели генерал Л. Свобода – один из организаторов Чехословацкой народной армии. Эти репрессии проводились под давлением Сталина и Берии и при участии К. Готвальда. В подготовке репрессий принимал активное участие не только один из руководящих работников ЦК КПЧ Антонин Новотный, позднее ставший президентом ЧССР, но и генеральный секретарь ЦК КПЧ Р. Сланский. Однако в 1951 году Р. Сланский был снят со своего поста и вскоре арестован.
Механика подготовки и проведения «процесса Сланского», позволяющая понять механику других аналогичных процессов, была довольно полно раскрыта во многих публикациях в чехословацкой прессе в 1968 году и в некоторых статьях и книгах, опубликованных позднее коммунистами-эмигрантами из ЧССР. Так, например, весной 1968 года в Праге было опубликовано несколько статей Эвжена Лебла, бывшего заместителя министра внешней торговли Чехословакии, который был арестован в 1949 году, проходил на процессе Сланского в качестве подсудимого в 1952 году и был полностью реабилитирован в 1963 г. По свидетельству Э. Лебла, судебный процесс готовился долго и обвиняемых подвергали самым изощренным пыткам. Вначале Лебл проходил на следствии как «агент Тито». Но времена менялись, и к началу 50-х годов процессу решили придать антисемитский характер, тем более что Сланский происходил из еврейской семьи. Поэтому Э. Лебл стал на следствии «агентом международного сионизма» и «членом подпольного комитета Сланского». Как свидетельствовал Лебл, за несколько месяцев до начала процесса все чаще проводились репетиции показаний как с каждым отдельным участником «заговора», так и со всеми вместе. Если кто-либо сбивался и забывал какие-то слова из своей роли, на него кричали. За «хорошие» выступления давали лучшую пищу. Проводились и «генеральные репетиции» без судей и прокурора, но под руководством следователей. При этом согласовывались показания отдельных подсудимых, устранялись противоречия. Присутствующим на репетициях советским работникам госбезопасности немедленно переводились все показания. Советские «учителя» делали свои замечания и поправки, которые тут же вносились в протокол и выучивались заключенными. И все это делалось в присутствии будущих подсудимых, которых уже никто не стеснялся. Судебный процесс по «делу Сланского» начался 20 ноября 1952 года. Около каждого из обвиняемых сидел его референт. Подсудимых хорошо кормили, им дали приличные костюмы. Доктор Зоммер заботливо следил за их самочувствием. Судьи задавали только те вопросы, которые содержались в заранее составленных протоколах. Большинство подсудимых было приговорено на процессе к расстрелу, Э. Лебл – к пожизненному заключению.
Подготовка и проведение «процесса Сланского» подробно описаны в книге еще одного уцелевшего участника этого процесса А. Лондона «Признание» (Париж, 1969). По свидетельству А. Лондона, советские органы безопасности при подготовке процесса собирали «впрок» клеветнические материалы на Жака Дюкло, Луиджи Лонго, Раймона Гюйо и других популярных деятелей западных компартий.
Судебные процессы в странах народной демократии сопровождались здесь волной массовых репрессий среди коммунистов и беспартийных, деятелей крестьянского движения, мелкобуржуазных партий и т. д. В Венгрии, например, к началу 1953 года в тюрьмах и лагерях содержалось более 50 тысяч политзаключенных. В Чехословакии, по данным, опубликованным в 1968 году в чехословацкой печати, общее число политических заключенных к 1953 году превышало 100 тысяч человек, а между 1948 и 1953 гг. было расстреляно или умерло в тюрьмах более 25 тысяч человек. Десятки тысяч политзаключенных находились в тюрьмах Болгарии и Польши.
В Румынии были арестованы и погибли генеральный секретарь компартии в годы подполья и организатор свержения фашистской диктатуры Антонеску Лукреций Патрашкану, заместитель председателя Совета Министров Румынии В. Лука, министр иностранных дел Румынии и видная деятельница международного коммунистического движения Анна Паукер и многие другие.
В Албании также погибло немало коммунистов, в том числе секретарь ЦК Кочи Дзодзе.
ОСЛАБЛЕНИЕ СОЮЗА МЕЖДУ РАБОЧИМ КЛАССОМ И КРЕСТЬЯНСТВОМ
Мы уже писали в первой части книги об извращениях и беззакониях периода коллективизации. Последствия драматических событий 1929 – 1933 гг. продолжали ощущаться в течение многих лет. Хотя и было объявлено, что урожай зерна составил в 1937 году 7,3 млрд пудов, однако фактический валовой сбор зерна составил только 5,9 млрд пудов, а средний ежегодный сбор во вторую пятилетку – только 4,45 млрд пудов, что было ниже показателей 1913 года. Не были выполнены контрольные цифры второго пятилетнего плана и по производству животноводческой продукции. Карточная система по распределению продуктов питания была отменена во второй пятилетке, но до обещанного изобилия сельскохозяйственных продуктов было еще далеко. Директивы третьего пятилетнего плана предлагали увеличить объем сельскохозяйственного производства на 52%. К сожалению, результаты первых трех лет пятилетки были малоутешительными. В 1938 – 1939 гг. валовая продукция сельского хозяйства была ниже уровня 1937 г. и только в 1940 г. на 5 – 6% превысила этот уровень. Огромный разрыв между быстрым развитием промышленности и медленным ростом сельскохозяйственного производства мешал установлению нормальных взаимоотношений между рабочим классом и крестьянством, между городом и деревней.
Мы писали в первой части книги, что в 20-е годы в нашей стране по разным каналам происходила перекачка средств из деревни в город. Сельское хозяйство давало тогда больше половины валового продукта страны, а слабая промышленность почти не давала накоплений. Поэтому перевод части накоплений из сельского хозяйства в промышленность являлся вынужденной, но оправданной мерой. Об этой перекачке средств, о «ножницах», о «сверхналоге» говорили в ту пору не таясь. На одном из пленумов ЦК ВКП(б) в 1929 году Сталин заявлял: «У нас нет разногласий, что эта "перекачка" как временная мера нужна, если мы в самом деле хотим сохранить быстрый темп развития промышленности. А быстрый рост индустрии мы должны сохранить во что бы то ни стало, ибо он нужен не только для самой промышленности, но прежде всего для сельского хозяйства, для крестьянства, которое более всего нуждается сейчас в тракторах, в сельхозмашинах, в удобрениях. Можем ли мы сейчас уничтожить этот сверхналог? К сожалению, не можем. Мы должны его уничтожить при первой возможности, в ближайшие годы. Правильно ли мы поступаем, называя этот добавочный налог словами «нечто вроде дани»? Безусловно, правильно. Этими словами внушается нашим товарищам одиозность, нежелательность добавочного налога и недопустимость его сохранения на долгий срок. Называя так добавочный налог на крестьянство, мы хотим сказать, что берем его не по желанию, а по нужде, что мы, большевики, должны принять все меры к тому, чтобы ликвидировать этот добавочный налог при первой возможности, как можно скорее» [780] .