Читаем без скачивания Мир приключений № 14, 1968 - В. Пашинин

Брали хлеб, фураж — все, что плохо лежало. Послышалась стрельба. Вечером Лобода в послепогромной попойке узнал, что на площади убили милиционера, который пытался восстановить порядок, спьяну порешили трех продагентов и трех богатых евреев — скупщиков зерна.

Завершив «заботы» по снабжению, Михалев напутствовал Лободу:

— Скажешь, Иван, матушке Галине, как мы здесь стараемся. Она про такие дела дюже любит слушать. Будем мы у нее в гостях вечерять завтра. Тогда и про батьку сообщим.

Добровеличковка отстояла от Песчаного Брода верст на пятнадцать. Иван ехал не спеша — повременит «матушка Галина» с сообщением о «подвигах». Лободе очень хотелось побыть одному, отдохнуть от махновской швали. Настроение у него было, как говорится, хоть кингстоны открывай.

Проезжая через лес, Лобода заметил в лунном свете вроде бы фигуру плохо замаскировавшегося человека. Как будто слабо блеснул штык. Но Иван не остановился, не замедлил и не ускорил шаг коня.

«Пожалуй, это чекисты… — подумал Лобода. — Караулят… Значит, передал Матвей про штаб… Вот встречка…»

Лес, пронизанный лунным светом, молчал. В тишине мягко цокали по пыльной дороге копыта каурого.

Только отъехав километра на два от того места, где в чаще он заприметил блеск оружия, Лобода пришпорил коня и наметом поскакал в Песчаный Брод.

Наутро он был вызван наперсницей Галины Андреевны, учителкой Феней, и постарался, насколько у него хватило юмора, рассказать «матушке» о деяниях ближайших приспешников батьки.

Хата учительницы Галины Кузьменко была столь старательно подделана под украинское жилье, что напоминала стилизованную декорацию к опере Гулак-Артемовского. И сама «матушка», статная кареглазая молодая женщина, одевалась с подчеркнутой артистичностью под «украинку».

«Матушка» выслушала Лободу с интересом, требуя различных подробностей об убийствах, грабежах. Сердилась, что тот ничего не знал толком.

— И чего за тебя, за Хворого, Лашкевич держится? — капризно заметила Галина Андреевна, перебирая букет полевых цветов.

— Кореши мы, — хмуро ответил Иван. — На одном корабле служили.

— Когда Лашкевич приедет? — полюбопытствовала Феня, которая, как слышал Иван, была неравнодушна к красавцу Егору.

— Похоже, вместе с батькой…

На следующий день перед вечером у хаты, где жила Галина Андреевна, остановились человек десять верховых и тачанка с пулеметом. Из нее вышли начальник штаба Озеров, ближайший друг батьки Михалев-Павленко и заведующий снабжением Бурбыга.

Стемнело, и взошла луна. Наконец из хаты Кузьменко, пошатываясь, вышли батькины приспешники. Они старательно и церемонно раскланивались с «матушкой», стоявшей на крыльце.

— Добре повечеряли, Галина Андреевна, — басил Бурбыга.

— Так вы попомните, матушка, — держась за грядку тачанки, громко проговорил Озеров. — Скоро из Компанеевки тронется Нестор Иванович. К рассвету будет у вас.

— До побачення, гости дорогие! — певуче ответила «матушка».

«Долго, пожалуй, придется ждать вам свидания, „гости дорогие“! — усмехнулся Лобода. — Эх, предупредить своих нельзя! Да, пожалуй, и сил у нас не хватит самую щуку схватить».

Кучер с присвистом тронул лихую тройку, мягко забили по пыли копыта верхового эскорта.

Лобода ушел в хату, сел у окна, прислушиваясь.

После отъезда гостей в жилище Галины Андреевны поднялась суматоха — готовились к приезду батьки, заново накрывали стол.

В стороне дубравы, что была между Песчаным Бродом и Добровеличковкой, стояла тишина. Но с каждой минутой ожидания Лобода чувствовал, как в нем напрягались каждая мышца, каждый нерв.

Та-та-та! — забил наконец пулемет. Вразнобой ударили выстрелы.

Снова застрочил скороговоркой пулемет.

Иван видел, как из соседней хаты выскочили Кузьменко и ее подруга. Звуки недалекой ночной схватки стихли неожиданно.

— Лобода! Лобода! — закричала Галина Андреевна.

Иван отозвался, будто спросонья:

— Что там — Лобода?

Высунувшись в окно, Иван спросил:

— Где это? Стреляли вроде…

— От черт хворый, все проспал!

Вдали послышался мягкий топот. Галина Андреевна выбежала на середину улицы.

— Что случилось? — крикнула она мчавшемуся во весь опор всаднику. — Почему стрельба?

С трудом придержав разгоряченного коня, махновец ответил:

— Погано, Галина Андреевна! Много красных! — и ускакал.

Кузьменко кинулась к хате. Вскоре со двора выехала фура, запряженная парой приземистых крепких коней. Галина семенила рядом, давая наперснице Фене последние наставления.

— Коли задержат, говори — срочно за врачом едешь. В Ново-Украинку или в Ровное. А там через Софиевку — и Компанеевка будет. Нестор другой дорогой не поедет.

— Знаю! Чего учишь? — ворчала крепко подвыпившая Феня.

…Феня вернулась к полудню следующего дня. Она рассказала, что встретила батьку сразу за Софиевкой. Узнав, в чем дело, Нестор Иванович тут же в степи собрал штаб.

— Чего я им могла толком рассказать? — оправдывалась Феня. — Одно: у Брода много красных, была стрельба. Повернули они обратно в Компанеевку. Только вошли, как из села Камышеватое, что за балкой, стрельба поднялась. Ох, господи! Вот натерпелась! Да обошлось. Там григорьевцы с самим атаманом оказались. Крепко его красные потрепали. Едва ноги унес. И народу у него почти нет. А тебе, — обратилась Феня к Лободе, — тебе Лашкевич велел тотчас туда ехать.

— Добро, — кивнул Иван и отправился седлать каурого.

— Наметом скачи! — крикнула Феня вслед. — А то батька сердиться будет!

В Добровеличковку Лобода доскакал единым духом, даже не останавливаясь в лесу у места схватки, где валялись перевернутая тачанка, мертвые лошади и несколько махновцев. В селе он узнал, что вся троица, наиболее приближенная к батьке, захвачена чекистами. Тогда, не щадя коня, Лобода помчался в Компанеевку, к Лашкевичу.

Егор крепко задумался и сказал:

— Сам доложу…

— Спасибо, Егор, выручил.

Тот только рукой махнул.

Как всегда, Лашкевич расположился в хате напротив жилища Махно. Через несколько минут, когда Егор, видимо, доложил батьке о пленении членов штаба, Нестор завизжал так громко и пронзительно, что Иван слышал в хате через улицу каждое слово:

— Пострелять! Всех чекистов пострелять! Всех! Всю охрану Михалева пострелять!

«Да… — подумал Лобода. — Доложи я — не миновать пули…»

Егор вернулся бледный. Выпил горилки. Хмель его не взял, но Лашкевич несколько успокоился.

— Иван, — сказал Егор, — отправляйся в штаб атамана. Скажи, что совещания сегодня не будет. Заболел, мол, батька.