Читаем без скачивания Джанки. Исповедь неисправимого наркомана - William Burroughs

Снова тормознули у халупы Сэма. Маккини вылез и пошёл на угол покупать сигареты. Возвращался чересчур быстро, волоча искалеченную ногу.

– Фараоны, – объявил он, влезая. – Сматываемся отсюда.

Как только мы отъехали от тротуара, нас обогнала патрульная машина. Я заметил, как легавый за рулем обернулся и удивленно возрился на Пэта.

– Они засекли нас, Пэт, – быстро сказал я. – Мотаем!

Дважды повторять не пришлось. Пэт выжал полный газ и завернул за угол, направляясь к Корондолету. Я повернулся к Коулу, сидевшему сзади:

– Выкидывай дурь, – мой голос звучал как приказ.

– Подожди немного, – замямлил он. – Может ещё оторвемся.

– С ума сошел? Бросай её на фиг!– заорали все в один голос.

Мы уже подъезжали к Корондолету – деловому центру города. Коул выбросил траву, удачно приземлившуюся под припаркованную машину. Пэт выбрал первый поворот и выехал на улицу с односторонним движением. Копы поехали по той же улице, но с другого конца, вопреки всем правилам дорожного движения – излюбленный полицейский прием. Мы попались в ловушку. Я услышал как взвизгнул Коул:

– А, чёрт, у меня тут ещё один косяк!

Фараоны выскочили из патрулки, руки на стволах в кобуре. Бросились к моей машине. Водитель, который узнал Пэта, расплылся в улыбке:

– Эй, Пэт, где ты раздобыл эту тачку?

Другой коп распахнул заднюю дверь и скомандовал:

– Всем выйти.

Сзади сидели Маккини и Коул. Они вылезли и тут же были обысканы. Фараон, узнавший Пэта, сразу нашел косяк в кармане рубашки Коула.

– Этого уже достаточно, чтобы забрать всю компанию, – бросил он.

У него была холеная красная рожа, продолжавшая ухмыляться сама по себе. Вытащил из бардачка мой пистолет.

– Иностранной марки?! Вы его зарегистрировали в Департаменте государственных сборов?

– Но я полагал, что это касается только настоящего автоматического оружия, которое с нажатием спускового крючка выдаёт больше чем один выстрел.

– Нет, – коп опять улыбнулся. – Это распостраняется на все иномарки.

Я знал наверняка, что он врет, однако спорить в такой ситуации было бесполезно. А он, вдобавок, уставился на мои руки:

– Э, да ты себе всё тут исколол, поди заразился уже чем-нибудь.

Подъехал полицейский фургон, нас запихнули внутрь и доставили во второй участок. Копы мусолили мои водительские права. Никак не могли поверить, что это моя машина. Мои данные проверили за короткий срок, по крайней мере, человек шесть. В итоге нас заперли в камере размером шесть на восемь шагов. Пэт усмехнулся и злорадно потер руки: «Ну вот и замели ублюдочных ёбаных торчков… С чем вас и поздравляю».

Вскоре пришёл дежурный вертухай и вызвал мою персону. Меня отвели в маленькую комнату, типа приемной участка, где за столом восседали два детектива. Один здоровый, толстый, в лице что-то лягушачье, посконно-южное. Другой – коренастый ирландец средних лет. Передних зубов у него явно не хватало, что придало лицу колорит недоделанной заячьей губы. Такой типичный легавый, как этот, мог с неменьшим успехом сойти и за ветхозаветного ковбоя-головореза с мексиканской границы. Чиновником тут и не пахло.

Допрашивать было поручено лягушке. Он велел мне сесть напротив, придвинул сигареты и спички: «Берите сигарету». Ирландец сидел на краешке стола слева от меня. Достаточно близко, чтобы достать не вставая. Лягушка в сотый раз изучал мои документы на машину. Всё, что они вытащили у меня из карманов: маленькое зеркальце, документы, бритва, ключи, письмо от нью-йоркского приятеля – валялось тут же на столе. Не хватало только перочиного ножа, который прикарманил краснорожий с патрулки.

И вдруг я вспомнил о письме. Мой приятель из Нью-Йорка был изрядным любителем шишек, приторговывал время от времени травкой и всё такое. Он как-то отписал мне, спрашивая о ценах на хорошую дурь в Новом Орлеане. Я проконсультировался с Пэтом, и тот присоветовал назначить предварительную цену в сорок долларов за фунт. В письме, лежавшем на столе, мой друг, упоминая сорокадолларовую расценку, соглашался немного взять. Сперва я подумал, что они не обратят на письмо внимания. Ведь они занимались крадеными машинами, что им ещё нужно? Те шелестели бумажками и спрашивали без остановки. То, что я не мог вспомнить каких-то дат по машине, казалось им решающим доводом в пользу моей виновности. Наконец, я сказал:

– Хорошо, здесь дело только в проверке. Когда вы проверите, то убедитесь, что я говорю правду и машина моя. Спорить я с вами не собираюсь, убеждать тоже. Разумеется, если хотите заставить меня сознаться в краже машины, я сознаюсь. Но ведь когда проверите, круто облажаетесь.

– Мы проверим, не беспокойся.

Лягушка аккуратно сложил документы по машине и отодвинул их в сторону. Сцапал конверт, посмотрел на адрес и почтовый штемпель. Потом вытащил письмо, перечитал про себя, затем вслух, пропуская всё, что не касалось шмали. Положив его на стол, посмотрел на меня:

– А ты оказывается не только балуешься травкой, но ещё и торгуешь… У тебя ведь партия где-то припрятана. – Заглянул в письмо. – Около сорока фунтов. Лучше тебе, парень, выкладывать всё начистоту.

Я промолчал. Тут прорвало ирландца:

– Все они одного поля ягоды. Молчат, пока их не возьмут за жабры, мать их так. Тогда сразу начинают шевелить языком с превеликой радостью.

– Сейчас мы произведем у вас обыск, – сказал лягуха. – И если что-нибудь найдём, то ваша жена отправится за решетку вслед за вами. Как насчёт детей, не знаю. Их куда-нибудь отдадут.

– А почему бы тебе не договориться с этим парнем? – предложил, внезапно смягчаясь, ирландец.

Я понимал, что если они устроят обыск, то продукт найдут.

– Позвоните в Федеральное управление, и я вам всё покажу сам. Но дайте слово, что дело передадут федералам, а мою жену оставят в покое.

Лягушка кивнул:

– Отлично, по рукам, – и повернулся к своему напарнику. – Иди, позвони Роджерсу.

Ирландец вернулся через несколько минут:

– Роджерса в городе нет и не будет до завтрашнего утра, а Уильямс болен.

– Ну ладно, покличь Хаузера.

Мы вышли из участка и сели в машину, главный рядом со мной, напарник за рулем.

– Это здесь, – сказал главный водиле, показывая какой-то дом.

Тот притормозил и засигналил. Из дома вылез человек с трубкой, тоже сел на заднее сиденье, просверлил меня глазами и отвернулся, попыхивая трубкой. В темноте он казался довольно молодым, но при свете проносящихся мимо фонарей я увидел, что его лицо было испещрено морщинами, под глазами – чёрные круги. Гладко выбритое лицо американского мальчика. Лицо, которое стареет, но не взрослеет. Я решил, что это и есть федеральный агент.

Проехали несколько кварталов, а он всё молча посасывал трубку. Вдруг отложил её и обратился ко мне:

– У кого сейчас покупаешь?

– Сейчас трудно найти продавцов… Почти все съехали отсюда.

Стал расспрашивать, кого я знаю и услышал имена людей, которые уже скрылись. Казалось, его радует эта никчемная информация. Просто если ты не колешься, легавые начинают трясти тебя на всю катушку. Они хотят, чтобы ты хоть что-то им дал, абсолютно неважно, принесет ли это существенную пользу или окажется полным бредом. Спросил, сколько раз я сидел, и получил историю с рецептами в Нью-Йорке.

– Сколько тебе дали тогда?

– Нисколько. В Нью-Йорке это считается мелким проступком. Закон об охране общественного здоровья, статья 334-я, насколько я помню.

– А он здорово подкован, – заметил водитель.

Начальник объяснил агенту, что у меня похоже особые причины боятся суда штата и он, разобравшись со мной, передаёт дело федералам.

– Отлично, – сказал агент. – Начальник своё дело сделал. Ты с ним по– хорошему, и он с тобой.

Затянулся сигаретой. Мы были уже на пароме в «Алжир».

– Кто как умеет, – добавил он.

Когда подъехали к дому и стали вылезать, «главный» вдруг схватил меня сзади за ремень:

– Кроме жены, есть кто-нибудь в доме?

– Никого.

Вошли внутрь, чувак с трубкой показал моей жене жестяную блямбу и двинулся в комнату. Я отдал им фунт марихуаны, который хранил здесь, несколько пакетиков Эйча. Начальник явно ждал большего… Хотел свои сорок фунтов.

– Слушай, Билл, кончай, неси остальное. Давай, давай, – твердил он. – Мы же договорились, без всяких напрягов, по-хорошему.

Я сказал, что больше ничего нет. Человек с трубкой смотрел на меня не отрываясь.

– Нам нужно всё, – проговорил он.

Впрочем, глаза его ничего сильно не хотели. Он встал так, что свет падал ему прямо на лицо. Оно не просто состарилось, оно сгнило. Агент был похож на человека, безмерно страдающего от неизлечимой болезни. Я повторил, что отдал последнее. Он рассеянно огляделся и отправился шарить в ванной и туалете. Откопал несколько старых писем, которые незамедлительно прочел, присев на корточки. «Странно», – подумал я – «почему бы ему на стул не сесть?». Видимо излишний комфорт при чтении чужих писем его угнетал. Два фараона из «Краденых автомобилей» заскучали. Наконец, они сгребли траву, дозняки и револьвер 38-го калибра, который я также держал дома, и собрались уходить.