Читаем без скачивания Багровая смерть - Лорел Гамильтон

— Хорошая идея, — поддержала я.

Она открыла для меня дверь, и на нас обрушилась музыка, так что я едва услышала, как она со мной попрощалась, вернув то сверхсерьезное выражение лица шефа службы безопасности. Мне было немного жаль уходить от нее без еще одного поцелуя. У меня были и другие любовницы, но ни об одной я не думала, как о своей девушке. Эхо моя девушка? Я не была уверена, как называть ее, но начинала хотеть дать ей определение. У меня никогда не было женщины, которой я захотела бы присвоить звание. Была одна, которая в этом нуждалась, но я не хотела называть ее своей девушкой. На этот раз идея возникла у меня, но — вот ведь ирония! — я не была уверена, что Эхо захочет. Если я пожелаю, она примет это звание, но оно ей не нужно, чтобы чувствовать себя в безопасности, и вполне вероятно, что в этом заключается часть моего желания дать ей определение. Романы бывают такими запутанными.

Я оставила свою девушку удостовериться, что подружка-сожительница моего бывшего любовника и нынешнего вампира-слуги никому не причинит вреда, пока сама отправляюсь на свидание с нашим общим любовником. Я бы сказала, общим бойфрендом, но в действительности Эхо встречалась только с одним человеком — с Фортуной, любовью всей своей жизни и послежизни. Фортуна была девушкой моей девушки, а может, Фортуна тоже была моей девушкой. Так это делало их обеих девушками моих девушек или моими девушками? А Жан-Клод был парнем их девушки? Или, поскольку все хотя бы от случая к случаю занимались сексом друг с другом, были ли слова бойфренд и девушка слишком старомодными, чтобы их охватить? У меня начинала болеть голова, и совсем не от танцевальной музыки.

4

Я позвонила Эдуарду из своего джипа, потому что наконец-то научилась пользоваться блютусом, и теперь могла одновременно говорить и вести машину. Это было немного похоже на возможность одновременно гладить голову, тереть живот и прыгать на одной ноге, жуя при этом резинку, только гораздо полезнее и выглядит не так глупо.

На третьем гудке я сообразила, что не соотнесла часовые пояса, и вполне возможно, что там у них была чудовищная рань. Узнала ли я что-то, что не могло бы подождать, пока он проснется? Отнюдь. Я дала отбой, понадеявшись, что он спал и не слышал. Я не привыкла, что Эдуард на другом конце мира от меня. До этого мы никогда не находились более чем в пяти часах полета друг от друга. Не думаю, что Ирландия намного дальше, но разница во времени давала такое ощущение.

Я не удивилась, когда поставленная на его звонок мелодия зазвучала в салоне почти сразу после того, как я повесила трубку. Я бы тоже ему перезвонила.

— Да, Эд… Тед, — ответила я.

— Я один в своем номере. Можешь звать меня как захочешь. — Голос у него был низкий и хриплый спросонья.

— Я забыла о разнице во времени. Прости.

— Просто скажи мне, что ты нашла что-то, что может помочь.

— И да, и нет. В Ирландии всегда были вампиры, как минимум последнюю тысячу лет или около того.

Я услышала шорох простыней, когда он сменил позу:

— Ну-ка повтори.

Я повторила.

— Откуда ты узнала?

— Сначала мне сказал Жан-Клод, да и потом, у нас в городе есть один вампир из Ирландии.

— Не знал, что в Сент-Луисе есть ирландские вампиры.

— Он не считает себя ирландцем, несмотря на то, что как вампир прожил там около тысячи лет, плюс-минус пару сотен.

— У вас не так много таких старых вампиров. Это один из Арлекина? — Вот видите, он и правда многое знает о моих делах.

— Нет, это Дамиан.

— Чего? Он разговаривает не как ирландец.

— Как я и говорила, он не считает себя ирландцем. Он говорит, я просто умер там. Он все еще считает себя викингом. Дамиан был одним из тех, кого история называет датскими викингами, вот к ним он до сих пор себя и относит.

— Даже после тысячелетия в Ирландии.

— Ага.

— Ладно, я не обязан понимать побуждения Дамиана. Что ты узнала?

— Его бывшая госпожа, Та-Что-Его-Создала, буквально, нельзя произносить ее имя не рискуя вторжением в свой разум. Она способна на некоторые фокусы, которые могла делать Мать Всея Тьмы и некоторые из старого Совета вампиров.

— Он сказал, или тебе известно из личного опыта?

— Однажды она нас посетила. Она причина кошмара Дамиана, и это распространилось на нас с Натэниэлом. Было почти до одури жутко. Думаю, если бы Ричард и Жан-Клод не могли метафизически держать меня за руку, она смогла бы буквально досмерти нас напугать.

Я услышала, как простыни снова зашуршали. Держу пари, он сидит, прислонившись к изголовью кровати.

— Ты имеешь в виду, до смерти в прямом смысле слова?

— Да.

— Я знаю, что ты встречала других вампиров, которые могли вызвать такой страх.

— Ночные ведьмы, да, но они дилетанты по сравнению с Той-Что-Его-Создала.

— Ты действительно не хочешь произносить ее имя вслух.

— Абсолютно.

— Она тебя напугала.

— Скажем так, я не стремлюсь к повторной встрече.

— Тебя нелегко испугать.

— Обычно нет.

— Почему ирландцы не знали, что у них есть вампиры? — вернулся он к теме.

— Дамиан сказал, что они держали свою численность ограниченной, дюжина максимум, а чаще меньше. Они брали кровь понемногу то там, то тут, а если и убивали, то обставляли дело так, что труп можно было списать на военные действия, диких животных, да просто на жестокие времена. Он сказал, обычно поблизости происходили какие-то битвы или что-нибудь подходящее, чтобы замести следы.

— Имеет смысл.

— А еще он сказал, что в тюрьме поблизости не волновались, когда кто-то умирал раньше времени, если только не они платят тюремщику за лучшее обращение.

— Тысячу лет назад тюрьмы и больницы были излюбленным местом для пропитания вампиров, и он прав: никто бы не придал большого значения чуть большему количеству смертей.

— Большинство вампиров, которых я знаю, не стало бы питаться в тюрьмах и больницах. Там недостаточно привлекательные жертвы, я думаю. Мне известно, что Совет Вампиров никогда так не делал.

— Они были аристократами, Анита. Они могли охотиться на крестьян, и никто бы не задавал вопросов, ну или никто, кто имеел значение. Было множество благородных людей, использовавших простой народ как дичь, и никто ни о чем не спрашивал.

— Я знаю только двоих таких благородных, которых в этом обвинили — Элизабет Батори и Жиль де Ре, но по крайней мере Батори поймали, потому что она