Читаем без скачивания Рефлексия - Татьяна Алферова

К исходу первого года супруги не то, чтобы насытились взаимной нежностью, но привыкли, утратили первоначальный интерес, знание о другом обрело законченную форму, не поспевая и не желая поспевать за внутренними изменениями каждого. На смену мирному сосуществованию пришли конфликты, краткие, так как оба считали себя людьми мудрыми и выдержанными, и оттого ссоры не приносили ни облегчения, ни настоящего отторжения. Еще через год супруги решились ввести в собственное знание о другом и эти неурядицы, согласились на новое приятие друг друга — отчасти — без серьезной переделки тех слабостей, что так нетерпимы в человеке, живущем в опасной близости с тобой, объяснимом и гибком. Неожиданно выяснилось, что мириться с недостатками другого гораздо легче, когда отношения потеряли в градусе, приняли за норму температуру окружающей среды. Началась новая эра истинно семейной жизни, эра бесконечная и продуктивная, закладывающая новые исконно родственные отношения, эра безупречная во всех отношениях, если бы не скука.

Алла скучала меньше, хозяйство отвлекало ее, потому меньше замечала. Алику избыток наблюдательности мешал, ставил перед ним задачи, на решение которых, как Алик полагал, у него не было права, избыток наблюдательности увеличивал чувство вины.

Той, которая витала над ними, недоставало времени разбираться в привычных мыслепотоках супругов, все, что она могла — рассеять Аликово смятение по поводу ремонта, что никак не мог начаться, явно подозрительного телефонного звонка, чувство вины перед женой, болезненные воспоминания о происшедшем у Валеры, раздражение, навеваемое унылым обликом жены, горечь утраты подруги, обиду на Валеру, легкую брезгливость, вызванную обликом неприбранной жены, сидящей напротив, усталость от всех переживаний, досаду на жену из-за недавней сцены с тещей и прочие сомнения по поводу собственного поведения. Алик, избавленный от традиционного груза, испытал подобие внезапного опьянения, легкость, прилив необъяснимо хорошего настроения и воодушевления. Так, рука избавленная от груза невольно поднимается вверх. На этой приподнятой волне Алик принял наконец решение, самое губительное из возможных.

— А ведь Александра Степановна права, у нас здесь сгустилось нечто уныло-разрушительное, ремонт нужен, говорить нечего. Но давай, действительно, гостей пригласим, разрядим атмосферу.

Алла ошалело посмотрела на мужа. Шутить он не мог, он не шутит дома, издеваться не издевался — не в его натуре. Алла лихорадочно принялась соображать, что послужило побудительной причиной необычного предложения, не разговор же с тещей, в самом деле. Пока тяжелая машина доморощенного психоанализа раскачивалась и запускала двигатель, поджатые губы разомкнулись для вопроса. От них всего-то и требовалось — спросить автоматически:

— Ты что, сдурел?

Но многолетняя закалка взяла свое, и Алла поинтересовалась:

— Кого ты хочешь пригласить? И когда?

Внезапное солнце пробилось сквозь привычные тучи, все показалось Алику просто, незатейливо. А то, что сложно, следовало ликвидировать или упростить, привести к масштабу семьи, к правильному бытию в залитой солнцем маленькой кухне, которая, несомненно, после ремонта будет казаться гораздо больше.

— Володя постоянно занят, с ним трудно договориться. И потом, он любит к себе приглашать, а не сам в гости ходить. Давай, Валеру позовем. Я знаю, тебе он не слишком симпатичен, но попробуй присмотреться поближе. Он хорош естественностью. Ты, со своей проницательностью, легко отличишь подлинное от мнимого и поймешь, что то, что ошибочно воспринимается как грубость, на самом деле есть подлинная безусловная натуральность. Мы ведь уже забыли, что можно вести себя просто, не просчитывая заранее реплики собеседника на три хода вперед. Наша рефлексия губительна для общения. А о ремонте не беспокойся. Я постараюсь предпринять что-нибудь. Володя может присоветовать, к кому обратиться, поговорим с ним о ремонте.

Алик болтал, как на работе перед публикой, Алла только диву давалась. Пятнадцать раз она могла бы опровергнуть мужа, доказать ему, что он ошибается, но зачем? Любой имеет право на собственные ошибки. Если у мужа такое настроение, пусть. Слабо верится, что речи о ремонте ведутся всерьез, скорее под воздействием минуты, солнце, опять же. И с гостями, наверное, также не всерьез.

— Я не против, — осторожно ответила Алла и перевела разговор на безопасную и интересную тему сегодняшнего меню на обед.

— Договорились, устроим прием в следующую субботу, — перебил ее Алик и продолжил слушание перечня имеющихся в холодильнике припасов — рассеянно, словно по обязанности. Чудесная легкость, только что переполнявшая его, исчезала толчками, или это сердце стучало громче обычного.

Та, которая витала над ними, печально съежилась и вылетела в отверстие вентиляционной шахты, игнорируя проницаемое окно.

Вика не из-за конфет поехала. Что она, не может сама себе конфет купить, что ли? Прекрасно может, просто сейчас экономит, хочет парадное белье купить. Позор, какое у нее белье, раздеться стыдно! Она видела позавчера шикарный пояс с резинками, пояс черный, а резинки красные. Ужасно сексуально. Светка говорит, что пояс проституточий, но это от зависти. Саму-то жаба душит дорогое белье покупать. А может, у нее мужики такие нетребовательные, не понимают ничего в сексе, точно. Да и Светка сама не очень-то сечет. Не то, что Вика теперь. И мужики у Вики не Светкиным чета. То есть, наоборот. Хотя, если разобраться, все они козлы.

В воскресенье позвонила Алику, решила, дурочка, что после того сказочного четверга у Валеры можно встретиться всем вместе, сама Алику домой позвонила, теперь-то имеет право? Но услышала женские голоса за его «алеканьем» и напугалась. Чего напугалась? Не ожидала, что у него там еще кто-то, кроме жены, околачивается. Хорош гусь, не успел с Викой расстаться, уже другие развлечения нашел. Догадаться должен был, что это она звонит. Должен был извернуться как-нибудь, назначить ей встречу. Воскресенье пропало. И Валера занят оказался. Алику она теперь — хрен позвонит, еще просить будет. Хватит, натерпелась, наждалась. Сам должен телефон обрывать!

Сегодня Валера объявился, к себе на работу пригласил, подарочек обещал. Вика думала, что они, как люди, после его работы поедут к Валере, делом займутся, может, там и переночуют. А тот ей коробку сунул, познакомил с козлом каким-то, своим сослуживцем, и спровадил домой. Ни фига себе, через весь город за вшивой коробкой тащиться. Это после ее-то работы, когда ноги и так отваливаются от бесконечного хождения от прилавка к прилавку.

А если он разочаровался в ней как в женщине? Или его оттолкнуло Викино неказистое белье? Не то, не то. Есть в его поведении что-то неестественное. Да что перед собой-то вилять! Выглядело все так, словно он пригласил ее лишь затем, чтобы Юрасику тому дурацкому продемонстрировать.

Она не против, когда своими девушками хвастаются, это нормально, так положено, значит, есть чем хвастаться. Но Валера таким тоном ее представлял, как будто у него девушек, как Вика, дюжина в неделю. Разве прилично спрашивать при ней, не хочешь ли, дескать, козел дорогой, сам такую задницу под рукой иметь? Чуть не заискивал перед этим шибздиком, а Вике сказал прощевай покедова, кроха, сегодня мне недосуг, не до вас. И оба заржали. Потом, правда, отвел ее в сторонку, извинился, сказал, что хочет с Юрасиком и с ней вместе встретиться, «погулеванить», что у них в мужском коллективе принято так шутить, иначе его уважать не будут. Ей-то что! Валере нужна репутация, ему хочется в глазах сослуживцев выглядеть, но не за ее счет, пожалуйста!

С другой стороны, на сердитых воду возят. Надо сперва его на крючок покрепче подцепить, а потом права качать, права Светка. Хочет своему шибздику пыль в глаза пустить, пусть его. Потом Вика свое возьмет. Но все-таки обидно. Не стоит Светке рассказывать, еще гадость скажет, с нее станется. Вика сама разберется, ученая. Да и что такого страшного, задница у нее в самом деле — что надо. Все Валерины хитрости она насквозь видит. Охота ему, чтобы все им восхищались, как Алик, бедный, чтобы строем перед ним ходили. Ну, так ведь на то и мужик. А те, которые строем ходят — те нет, не совсем мужчины, у тех кишка тонковата. Потому Алик и бедный, хоть тоже козел. Надо на них смотреть так же, как они на нас, надо их иметь дюжину в неделю, и все будет замечательно.

А к поясу еще чулочки бы ажурные или в сеточку, черного цвета. Тогда ни один не устоит — усохнет. Что ни говори, вкус у Вики есть, стиль она понимает. Еще бы денег.

Потянулась сырая пустая неделя. Алик не звонил Вике, более того, не думал о ней. Его мысли пребывали в оцепенении, отмечая лишь то, что воспринималось глазом или слухом. Алик с болезненным удивлением отмечал собственную нынешнюю неприхотливость. Работы в ближайшее время не предвиделось, часть времени уходила на ревизию магазинов в поисках новой «музыки», подходящей для свадеб, юбилеев, детских праздников, но оставшаяся незаполненная его часть была слишком велика для «упрощенного» Алика. Дело дошло до того, что он решил самолично съездить в магазин за обоями. Почему за обоями, когда жена хотела перестилать кафель — понятно. Алик запомнил главное: необходимо заняться стенами и потолком, а вопрос о материале — дело второе. Стены, значит, нужны обои. Но Алле не стоило волноваться, муж никогда сам ничего не купил бы, он не знал, как определить необходимое количество рулонов или клея, но съездить посмотреть-то он мог вполне, оказывая посильную помощь в приближении ремонта как наблюдатель ассортимента товаров.