Читаем без скачивания Рефлексия - Татьяна Алферова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синие выпуклые камушки, гладкие-гладкие, как шелк, круглые и блестящие, как зрачки зверька, окруженные настоящими бриллиантами, пусть мелкими, но самыми что ни на есть настоящими в золотой потускневшей оправе. Тяжелые, старинные, еще прабабкины серьги, пережившие три поколения, войну, блокаду, перестройку и много чего. Мать не носит их, у ней и уши не проколоты. У Вики проколоты, но мать разве даст? Померить дает только при себе, а так прячет незнамо где, Вика искала. Правильно, что прячет, иначе папаша пропьет. По честному серьги должны Вике достаться. Но Вика иногда этого боится, хоть и очень хочет. Ей кажется, что серьги за столько лет и поколений «оживели», переросли своих хозяев. Мать безусловно считает их больше себя, они настоящая ценность, подлинное, не то, что жизни матери или отца. Вика помнит, как приезжала к ним тетка, папашкина сестра. Провинциалка жуткая, говорит неправильно, «г» как «х», словно с Украины приехала, стыдно за нее в магазине. Но при этом такая энергичная, оборотистая. Папаша при ней боялся шуметь, тихий-тихий сидел. Он как раз из запоя вышел, это тоже тихости прибавляет. Тетка тотчас на него наехала за пьянство, и на мать заодно, чуть не «подшила» тогда отца. Подумать только, он ведь согласился подшиваться. Малость помешала, совсем ерунда — отсутствие денег. Вроде и не много надо, но мать и так вся в долгах, за квартиру, черт знает, сколько не плачено. Тетка уговорить-то уговорила, но из своих денег не отстегнула, еще чего. Стала матери указывать: пойди, займи у кого-нибудь. А у кого та займет, никто ей в долг не верит больше. Когда на своем заводе получку получает, там в очередь выстраиваются — вернуть давно одолженное. Домой меньше половины приносит. Отец и подавно денег не видит, поскольку дольше месяца нигде не работает. Вика, дура, что ли, из своих давать? И так, считай, на ее деньги жратва покупается. Тетка пораскинула мозгой и говорит матери, чтоб серьги в ломбард заложила, за бриллианты много дадут. Мать ведь эти серьги всем под нос сует, и тетке хвасталась, не успела та порог переступить. Вот когда Вика поняла, что серьги больше матери, что серьги — это отдельное, над всеми стоящее существо. Тетка же не продать предложила, заложить всего лишь. А мать как выпрямится вдруг, грудь вперед выдвинула. Вика ее всегда считала низенькой, а тут мать разом выросла, даже толще стала, как сверкнет глазами — это мать-то! Обычно с ней даже двойнята легко справляются. И спокойно без крика, на который никто никогда не обращает внимания, отвечает: — Ни за что! — Блин, прямо королева в изгнании. Прямо, без единого мата или всхлипа. Тетка сразу замолчала и не заикалась про серьги, хотя про «подшивку» еще три дня зудеж был, но денег не достали, тетка уехала, папашка запил. Но Вика поняла, как вещь — серьги — может человека преобразить, да что там человека, ее собственную мать! Словно поселили в нее на мгновение чужой гордый и блестящий дух, хотя Вика ни во что такое не верит, но мало ли.
Два года прошло, мать и сама стала попивать изрядно, отец ее теперь поколачивает, она совсем съежилась, похудела, может, помрет скоро. Но Вика помнит.
А сейчас что? Сейчас нормально. Алик звонил — хорошо. Валера велел в субботу к нему с утра приехать. Вика приедет, с удовольствием. А после удовольствия — Вика удивлялась сама на себя, что так разохотилась, до сцены «втроем» близость мало привлекала ее, приятно, да, но в кафе сидеть еще приятнее — после удовольствия обещал сюрприз, но не подарок, а какую-то неожиданность, при встрече скажет. Двойнята съели конфеты, ей не оставили. Ничего, им редко перепадает. Может, Валера еще подарит.
Валера и другие. Четверг.Валера, неистово жаждущий любви ближних, позвонил Вике рано утром перед работой. Он без труда договорился о том, чтобы подруга захватила с собой даму — для Юрасика. Весь день, обдуваемый сквозняками перекрестка, он представлял, как Юрасик станет уважительно округлять глаза в его сторону, как признательно кинется наполнять его бокал в обход дам: сперва Валере, почетному гостю, только потом остальным. Как неловко и потому забавно примется шутить — для него, того, кто сумеет оценить. Как будет безостановочно резать мясной хлебец и подкладывать Валере на тарелку, поливать кетчупом, пододвигать горчицу поближе, чтобы гостю удобнее было доставать.
Валера сглотнул набежавшую слюну и увидел переходящих дорогу на красный свет Вику и крупную деваху в оранжевом берете, надвинутом на выжженную перекисью челку. Непорядок! Что эта курица себе позволяет! Ведь шеф с Юрасиком еще не приезжали, до назначенного времени не меньше часа. Валера содвинул небогатые брови и приготовился устроить женщинам разнос по сокращенной программе, чтоб успеть до прибытия хозяина. Откуда ему было знать, бедному мачо, что Вика уже подверглась Светкиной обработке, атаку подруги отразить невозможно, другие атаки после нее не страшны. Ну что, в самом деле, можно возразить на заявление:
— Сперва я хочу посмотреть на любовничка, которого мне подсовывают. Может, мне после смотрин и не захочется идти с вами. Думаешь, лучше будет, если я уйду прямо от стола? На кой мне кот в мешке!
Вика пыталась втолковать, что им придется чуть ли не целый час болтаться по холоду, дожидаясь, пока кавалеры освободятся от тягот книготорговли, но Светка только фыркнула:
— Там что, ни одного магазина нет поблизости? Найдем, где погреться. А чем будем согреваться — не наша забота, пусть любовнички думают.
По мере приближения девушек к книжному лотку, Валерина решимость улетучивалась — гораздо быстрее, чем градусы из открытой бутылки, быстрей, чем три молекулярных слоя в секунду. Викина подруга не понравилась ему сразу, хоть и улыбалась во весь рот, демонстрируя крупные белоснежные зубы, хоть и заговорила приветливо, беря на себя инициативу знакомства, не дожидаясь, пока Вика представит их друг другу. Оспаривать инициативу у подобной женщины Валера не рискнул бы, как ни противно в этом признаваться. И дело не в том, что она крупная и литая, как степная кобылица, а в ее подавляющей энергии и неуправляемости, которых хватило бы на целый табун.
Валера буркнул что-то нечленораздельное, подруга Света громко и внятно переспросила:
— Что ты бормочешь, голубчик? Говори громче, у меня в ухе банан.
Валера покорно повторил: — Очень приятно, Светочка, много о тебе слышал, — и решил как можно быстрей отвадить дуру-Вику от этой девахи. Предложить «дамам» прогуляться по окрестным магазинам — два хозяйственных рядом, большими буквами написано, отсюда видно, какое утешение и соблазн для нормальных женщин, но, видимо, не для этой — он не решился.
Подъехал серый «каблук», Юрасик выскочил, в изумлении воззрился на Светку и застыл на месте. Валера свел процедуру представления к перечислению имен: — Света, Юра, — принялся разбирать лоток.
Юрасик, как у него водится, прохлаждался, оценивая выдающиеся вперед достоинства предлагаемой дамы. Спохватившись, оглянулся на хозяина и залопотал: — Мы тут, вот, собрались…
Боря «наезжать» не стал, открыл переднюю дверцу, оглядел действующих лиц и лениво выполз наружу:
— Где же молодежь собралась гулять? В кафе? — спросил, адресуясь к Светлане, щедрые прелести которой, даже утянутые старенькой дубленкой, поразили его не менее щедрое сердце.
— Да мы, Борис, собственно, экспромтом, ко мне в гости, — начал было Юрасик, но звучный Светин голос легко перекрыл его блеянье.
— А нам все равно, красивым девочкам, куда повезут. Ты, дядя, что-то предложить хочешь?
Валера с Юрасиком потрясенно застыли. Черт бы побрал эту дуру. Борис не выносит фамильярности, надо же соображать, что хоть и не великий, но начальник, хоть ненамного, да старше. Ей, конечно, наплевать, а им отольется. Вика растерянно переводила лупастые глазенки с подруги на повелителя и обратно, смекнула, наконец, что дело не ладно, дернула Светку за рукав:
— Ты чего меня дергаешь, видишь, товарищ интересуется! — широко распахнутые синие глаза откровенно смеялись навстречу Борису.
— Возьмете старичка с собой, не побрезгуете? Я уж где-нибудь в стороночке, на лавочке, — Борис попытался попасть в тон этой невероятной нахальное женщине, но голос оказался не столь послушным инструментом, как собственные работники, и он продолжил, как привык, отрывисто, по-деловому, удивляясь тому, что спрашивает, а не распоряжается:
— В кафе не лучше будет?
Светлана с легким сердцем отправилась бы в кафе, пусть на невзрачном позорном «каблуке», но не подводить же подругу, договаривались в гости значит, в гости. Она все равно бы пошла с Викой, хоть и настаивала на предварительной встрече, просто из упрямства, даже если бы Валерин друг оказался полным козлом — а он им оказался, чтобы развлечься, посмотреть на Викиного любовничка вблизи, поесть, выпить, потанцевать. На вопрос собственного шефа эти шестерки молчали, как убой — в припадке почтения, что ли? Светлана кротко объяснила: