Читаем без скачивания Смертельные акции - Фридрих Незнанский

– Понятно. А Родин, значит, всячески помогал своему шефу?

– Родин, несмотря на молодость, очень сильный юрист. Думаю, во многих случаях именно юридическая помощь Родина позволяла Машкину выбираться из затруднительных ситуаций. И поэтому он стал заместителем Машкина.

– Ну что же, спасибо за откровенность, Георгий Ильич…

– Можно просто Гера, – снова сказал Трифонов.

– Хорошо. Искренность, Гера, хороша, только когда она откровенна во всем, и лишается смысла, если избирательна. Вот и сейчас, вы можете мне помочь, но почему-то не хотите этого сделать.

Трифонов снял свои очки, и начал протирать стекла специально предназначенной для этого суконкой. Без очков он выглядел очень беззащитным.

– Что вы имеете в виду? – спросил он наконец.

– А вы не догадываетесь?

– Нет.

– Когда вы последний раз видели Родина?

– Я вам уже говорил – в начале прошлой недели.

– А в субботу?

Гера, прищурившись, смотрел на меня, как будто желал пробуравить взглядом черепную коробку и посмотреть, о чем думает его нежданный гость. Наконец он с размаху хлопнул себя ладонью по лбу:

– Я вижу, от вас ничего не утаишь. Ну ладно, тут уж ничего не поделаешь.

Он встал из-за стола и вышел из кухни.

Все-таки опыт следователя часто мне пригождается. Вот и сейчас – внезапность нападения обезоружила противника. И он раскрыл свои карты. Вы спросите: а если бы Гера не был в субботу в фирме и не видел бы Родина? Что ж, я бы просто извинился, и все… В любом случае я ничего не теряю.

Через минуту Гера вернулся.

– Вот, – он шлепнул о стол объемистой папкой, – это то, зачем мы встречались в субботу с Родиным.

Честно говоря, содержимое папки меня несколько разочаровало. Сплошные таблицы и графики. Минимум текста, и тот на немецком языке.

– Что это?

– Вы не поверите, но в этой папке содержится три года моей жизни. Вам непонятно? Объясню. Для того чтобы обосновать некоторые утверждения в моей диссертации, нужно сделать тысячи замеров, сделать вычисления, построить графики и так далее. Но в свое время Машкин делал нужные замеры. Вернее, конечно, не он сам, а по его поручению… Что, в общем-то, неважно. Короче говоря, все нужные мне замеры и вычисления уже сделаны. Они содержатся именно в этой папке.

– И почему Родин прямо из аэропорта сломя голову поехал в офис? Откуда такая спешка?

– Я… – Гера замялся, – я пошел в четверг к Машкину. И объяснил, что, если он не предоставит мне эти расчеты, я предам огласке некоторые факты, касающиеся его научной карьеры. Вот и все. Он легко согласился, ответил, что готов отдать мне свои расчеты. Но сделать это сможет только после возвращения Родина. Очевидно, он ему позвонил – и тот прямо из аэропорта поехал в офис.

– Интересно, почему без Родина это было невозможно?

– Очень просто. Родин, как заместитель Машкина, занимался всеми текущими делами, в том числе и архивами. Поэтому только он имел доступ к личным картотекам Машкина, без которых эту папку было не найти. Естественно, Машкина все эти мелочи не интересовали.

– Расскажите, что было в субботу.

– Я знал, что Родин должен вернуться в субботу и, скорее всего, заехать сразу в институт, чтобы извлечь из архивов эту папку. Я пришел на работу с утра, встретился с Родиным, взял папку, и все. Мы, в общем-то, и не разговаривали. Понимаете, он ведь знал о моих отношениях с Диной… А я знаю о его, Родина, отношениях с ней же. Поэтому трудно требовать от нас нежной дружбы.

– Вы взяли папку, и все?

Гера кивнул.

– Я думаю, вы чем-то серьезным пригрозили Машкину, что он потребовал от своего заместителя моментально выдать вам папку…

– Поверьте, это касалось только научной карьеры, которую Машкин сделал… ну, скажем так, не слишком честно. Финансов это не касалось – я, разумеется, не обладаю такой информацией. Хотя слухи о том, что через компанию проходит гигантское количество неучтенных алмазов, ходят. И давно.

– Ну об этом даже в газетах пишут, – заметил я, – думаю, Машкин не испугался бы раскрытия некоторых махинаций. Каждому ясно, что в крупнейшей компании, которая занимается вывозом за границу алмазов, без махинаций не обойтись…

Гера рассеянно покачивал в руках чашку с недопитым чаем.

– Нельзя сказать, что он испугался. Наоборот, сказал, что сам бы отдал мне эти расчеты, если бы знал, что они мне так нужны. Ведь он, как всякий дальновидный человек, понимает, что я могу ему пригодиться. Поймите, у меня рак. Осталось очень мало времени. Болезнь прогрессирует, скоро могут пойти метастазы в кровь. Я просто не имею права тратить три года на чисто техническую работу.

– Да, я понимаю. И последний вопрос. Вас уже допрашивал следователь?

– Нет, – покачал головой Гера, – но я все выложу ему как на духу. Какой смысл скрывать? Тем более я ни в чем не виноват.

Маша Кузнецова шла по улице, прижимая к груди папку, не слишком обращая внимание на то, что делалось вокруг. Опомнилась она только тогда, когда почувствовала сильный удар в плечо, – обернувшись, увидела спину стремительно удаляющегося парня в темно-синей футболке. Столичные кавалеры не спешили ее обхаживать. Вздохнув, она переложила кошелек с новообретенным гонораром в модную сумочку, за которую в свое время пришлось выложить кругленькую сумму – ничего не поделаешь, имидж (который есть всё, согласно намертво застревающему в мозгах рекламному лозунгу), в отличие от жажды (которая есть ничто), играл в жизни начинающих моделей решающую роль. Бесполезную папку с резюме Маша поудобнее перехватила локтем и двинулась дальше, к шумным центральным московским улицам, судорожно сжимая в руках сумочку.

Мысли Машу одолевали самые разные, и, несмотря на столь стремительное знакомство с влиятельным законодателем мод, среди них превалировали грустные. Всегда грустно, когда на пути к мечте сталкиваешься с непреодолимыми препятствиями.

Чувствуя себя самостоятельной и взрослой, Маша разменяла десять долларов из полученного гонорара в ближайшем обменном пункте и внезапно решилась зайти в Макдоналдс, чтобы, во-первых, по укоренившейся с детства привычке заесть огорчение чем-то вкусным, а во-вторых, наедине с собой обдумать создавшееся положение. На любое другое кафе у нее уже не хватило бы смелости, да и денег было все-таки жалко.

В дневные часы зал был почти пуст. Несколько обеспеченных родителей вывели детей полакомиться вредными и тяжелыми для желудка американскими яствами, да еще несколько пар разного возраста сидело за столиками. Маше было неудобно оттого, что вот у нее никакой пары-то и нет, и вообще, как ей казалось, в ней с первого взгляда можно было заметить неудачницу. В довершение всего Маша, заказав у скучной девицы в форменной красной блузке и с вымученной фирменной улыбкой на лице комплексный «хэппи-мил», получила в придачу к нему игрушку под названием «разбитое сердце». Синее тряпичное чудовище в форме сердца, если его уронить на пол, издавало мелодичный звон, напоминая о несбывшихся надеждах и разбитых мечтах…

За стеклянными стенами общепита катили нарядные глянцевые машины, куда-то толпами спешили хорошо одетые москвичи, все, как один, с суровыми, напряженными лицами. Изнывали от жары столичные милиционеры, и грустно поник головой бронзовый памятник поэту, про которого Маше было хорошо известно еще со школы, что он – «наше всё».

Отец Маши, Василий Степанович Кузнецов, с матерью Настасьей Павловной держали земельный участок с огородом и домом в одной из недалеких от города деревень. Семейство регулярно выбиралось сюда на лето, на выходные. Предки Кузнецовых жили когда-то в этой деревне, и до сих пор еще сохранились древние старики и старухи, которые называли их прежней родовой фамилией – Чухнины. Бабушку Маша в живых уже не застала, но дом хранил следы ее присутствия, старого деревенского быта – деревянные крашеные сундуки, беленую печь, погреб кирпичной кладки… Мать без конца и с удовольствием солила, варила и мариновала все, что можно было закатать на зиму в банки. Отец же делать что-либо руками не любил, хоть и умел. Если матери при помощи льстивых уговоров, переходящих в яростные скандалы, удавалось убедить отца взять инструмент, любая работа спорилась. С тех пор Маша, наблюдая за отцом, получила твердое убеждение, что настоящий мужчина должен уметь чинить, строить и мастерить без помощи вызванных на дом дорогостоящих специалистов.

Семья у них была ничего, крепкая и более-менее дружелюбная, но самая простая и небогатая. Конечно, высокого образования и воспитания родители дать дочерям не могли, и те росли на улице, как трава. Обе девочки отличались от собственных родителей гораздо большим интеллектуальным потенциалом.

Старшая, Светлана, успела уже кое-что испытать на собственной шкуре к тому времени, как Маша подросла. Например, не очень удачно выйти замуж, потому она стала главной советчицей Маши и ее старшей подругой. Таким образом, в опасном возрасте многих неприятностей Маше удалось избежать. Светлана же давала сестре книги, которые рекомендовали ей педагоги в институте гуманитарной направленности, и исподволь внушала сестре мысль, что нужно получать образование и «рвать отсюда когти». Для этого существовала такая вещь, как шанс. Шанс – это удача, постучавшаяся к тебе в дверь по независящим от тебя причинам. Его нужно было ждать, ловить и не упускать, и в этой борьбе за выживание годились все средства.