Читаем без скачивания Смертельные акции - Фридрих Незнанский

Старшая, Светлана, успела уже кое-что испытать на собственной шкуре к тому времени, как Маша подросла. Например, не очень удачно выйти замуж, потому она стала главной советчицей Маши и ее старшей подругой. Таким образом, в опасном возрасте многих неприятностей Маше удалось избежать. Светлана же давала сестре книги, которые рекомендовали ей педагоги в институте гуманитарной направленности, и исподволь внушала сестре мысль, что нужно получать образование и «рвать отсюда когти». Для этого существовала такая вещь, как шанс. Шанс – это удача, постучавшаяся к тебе в дверь по независящим от тебя причинам. Его нужно было ждать, ловить и не упускать, и в этой борьбе за выживание годились все средства.

Поначалу мать и отец Кузнецовы работали «на производстве» – на авиационном заводе, а проработав верой и правдой лет двадцать, попали под сокращение кадров. Сперва родители по-простому решили проблему: ушли в запой, потом отец потихоньку стал шоферить, мать по-прежнему возилась на даче, но выпивать не перестала, чем вызывала у сестер серьезное беспокойство… Признаться в том, что нуждается в квалифицированной помощи, мать не хотела даже самой себе, и потому среди череды мирных дней нет-нет да и возникали неожиданные, хоть и прогнозируемые, вполне безобразные сцены. От этих сцен Маша убегала из дома, предпочитая отсиживаться у сестры. Светлана жила отдельно, с мужем и маленьким ребенком, Машиной племянницей. Сама Маша подрабатывала тем, что по наводке сестры сидела с маленькими детьми, по знакомым, за небольшие по сравнению с затрачиваемыми силами деньги. Детей Маша в принципе любила, а ухаживать за ними натренировалась еще на племяннице, но постепенно от такой работы любому иметь собственных детей расхочется… А хотелось Маше, когда по вечерам она лежала в маленькой отдельной комнате и слушала, как в комнате родителей бормочет телевизор, вырваться изо всей этой среды, совершенно поменять свою жизнь. Благо и средство к этому было: Машина внешность. Это открылось ей внезапно, когда один из ее хозяев, небедный, в общем, человек, имеющий молодую жену и очаровательного белокурого малыша, стал настойчиво ухаживать за Машей, даже сравнивал Машу с Синди Кроуфорд, причем не в пользу последней. От места, конечно, пришлось со скандалом отказаться, но мысль о карьере фотомодели уже занозой засела в Машиной голове, сперва казалась нелепостью, но в принципе, подумала Маша, почему бы и нет? Ведь, по большому счету, больше она ничего и не умела… Кто-то ведь становится фотомоделями, не в инкубаторах же их выращивают, таких красивых и хорошо накрашенных? Таким образом, мечта оказалась не более утопичной, чем у подруг – выйти замуж за иностранца и уехать на постоянное место жительства в Канаду…

Сколько сил было потрачено на подготовку к недельной поездке в Москву! Сколько времени (и почти все накопленные средства) отняли водные процедуры, массаж, припарки, примочки, дорогое белье, чулки, модная стрижка… Хорошо и удобно следить за собой, когда у тебя муж – «новый русский» и тебя на собственной машине перевозят из сауны в салон красоты. А ты попробуй то же с минимальными средствами и в домашних условиях! Тут Маша поняла, что хотел сказать поэт словами «быть женщиной – тяжелый труд». И ведь счастье было так возможно! Если бы не проклятая Машина невезучесть.

Маша, начитавшись дешевых и многочисленных американских книг по психологии с убедительными названиями «Как добиться успеха», «Как решить проблему», «Как стать знаменитым» и так далее, хорошо усвоила, что удачу в жизни можно притянуть успешным видом и верой в собственные силы. Вот Маша и старалась изо всех сил. Не то чтобы это совсем не получалось. Но получалось как-то наполовину. Вот хотя бы Размахов. Другая бы из такого курьеза карьеру себе сделала. Надо мне было его соблазнить, подумала Маша. Хотя там была эта блондинка, Марина, с горечью вспомнила она. Вот такие никогда не теряются, у них всегда все схвачено.

Ну денег заплатили. Это, конечно, большой плюс. Ну а дальше? Ох, как не хотелось возвращаться домой несолоно хлебавши, только вдохнув воздух московской жизни… Просто хоть на панель выходи, чтобы остаться.

Вздохнув еще раз, Маша, слегка посоловевшая от еды, встала и поехала на метро в Ховрино, где она на время своего пребывания в Москве остановилась у дальней родственницы, тети Кати.

На следующий день Маша, прямо с утра распрощавшись с родственницей, отправилась бродить по городу. Несколько часов до отхода поезда хотелось провести с максимальной приятностью, прощаясь со столицей. Вещей у нее было немного, один чемодан, и тот небольшой, и практически никаких неприятностей он ей не доставлял. И чего, собственно, мне в Воронеже не сидится, спросила Маша саму себя. Прекрасный, между прочим, город. Спокойный…

Выходя из дома, Маша, подчиняясь какому-то древнему инстинкту, спрятала в ванной комнате за чашечку кружевного бюстгальтера несколько бумажек из давешнего гонорара. Совершив это малокультурное действие, она сама покраснела, но поделать с собой ничего не могла: сказались, видимо, гены бережливых и недоверчивых крестьянских предков. Хранить всю сумму в одном месте Маша просто побоялась. Тем более что предстояло одинокое путешествие в поезде, а до того – в наполненном жуликами, бандитами и бомжами Московском метро. Такое представление о нем сложилось у Маши после просмотра телепередач, посвященных криминальным новостям. Кроме того, здесь время от времени взрывались бомбы, так что поездка представлялась мероприятием со всех сторон рискованным и опасным. Маша слышала про то, как ловко жулики режут сумки у ничего не подозревающих граждан. За свое же нехитрое хранилище Маша была спокойна, так как вряд ли вор смог бы подобраться к нему незаметно, без Машиного ведома.

Красную площадь Маша посетила за время своего краткого пребывания в Москве уже неоднократно, и она ей очень понравилась, несмотря на банальность и заезженность символа. Понравилась брусчатка, хоть и неудобно было ковылять по ней на каблуках, а Маша, оставаясь верной своему представлению о внешнем виде привлекательной женщины, с каблуков никогда не слезала – они делали ногу стройнее, как бы приподнимали Машу над толпой, и она шла, старательно изображая летящую походку и принимая на себя частые заинтересованные взгляды мужчин. Позолоченные двуглавые орлы на башенках ей не понравились – вид у них был какой-то откормленный и неприятный, как у грифов, которых Маша наблюдала в зоопарке. Казалось, вот-вот слетят они со своих спиц, чтобы полакомиться мертвечинкой… Мавзолей пугал мрачностью – он словно затаился на обочине красивой площади, замышляя что-то темное, нехорошее. Под стать двуглавым «грифам».

Она сфотографировалась на память с ряженым под стрельца мужчиной, державшим бутафорскую алебарду и сильно потевшим в застегнутом на все пуговицы ярко-алом камзоле. А потом направилась в ГУМ – надо было привезти домой что-нибудь московское. Магазин совершенно соответствовал Машиным представлениям о Европе: все блестящее, дорогое, чистое. По его галереям можно было гулять как по улицам. Здесь находилось такое количество разнообразных товаров, что можно было долго ощупывать, примерять, рассматривать, обсуждать с продавцами всякие цацки, прежде чем купить самую малость. Себе Маша приобрела бусы, отцу – чай в шикарном тисненом кожаном мешочке, матери шелковый платок, и всем вместе – развесных шоколадных конфет. В подземный магазин на Манежной площади уже не пошла – а то не удержишься, нечего деньги зря тратить. Купила мороженое и отправилась в кассы.

Марина, нервничая, с самого утра прохаживалась вдоль касс Казанского вокзала. Обещанные Размаховым ребята дежурили тут же, вызывая нездоровое любопытство одинаковой одеждой и столь же одинаковыми лицами с тяжелой нижней челюстью. Еще пара таких ребят должна была в это время прохлаждаться на Павелецком. Марина как раз вышла покурить на улицу. Ну и где, спрашивается, эта дрянная девчонка? До каких пор ее прикажете здесь ждать?!.. Ах, какой неприятный прокол с ней вышел! Теперь стой здесь, словно девочка на побегушках, как в те времена, когда она работала в переходном возрасте помощником режиссера на «Мосфильме»… Стыдно было тогда, потому что ничего из себя не представляющие толстые, но знаменитые дядьки позволяли себе командовать ею, посылать ее, девушку, в магазин за выпивкой и закуской… Про себя она их презирала. И вот теперь, злилась Марина, она снова позволяет собой командовать, разыгрывает из себя помощницу шпиона, торчит на душном, вонючем вокзале, на который по собственному почину никогда бы и не заглянула. Город перестраивался, но вокзалы и общественные сортиры (так же, впрочем, как и поликлиники и милицейские посты) по-прежнему ощутимо напоминали о совке. Советское же время ненавидела Марина всей душой…

И ты еще, мымра очкастая, вконец свирепея, подумала Марина о размаховской секретарше, не могла билет с доставкой заказать, все норовит поменьше телодвижений делать, когда это лично ее не касается… Ну где эта провинциалка сопливая, пора бы ей уже появиться!..