Читаем без скачивания Вычеркнутый из жизни - Арчибальд Кронин

— Миссис Хэнли сдает комнаты?

— Собственно говоря, нет. Но мне она уступила две комнаты наверху. Не муж часто уходит в плавание — он старший механик на танкере.

Пол удивился, что работе в администрации большого отеля она предпочла бесперспективную службу в дешевом кафетерии. Но это в конце концов ее дело. Глаза Лены смотрели по-прежнему открыто и прямо, но Пол почувствовал, что она как-то сникла, переменил разговор и повел ее к стеклянному домику, где на многоярусных стеллажах, отделенных друг от друга толстыми трубами парового отопления, в теплом, влажном воздухе цвело неисчислимое множество экзотических цветов.

Когда они осмотрели всю эту прекрасную коллекцию, Пол, у которого она вызвала разве что поверхностное любопытство, был поражен впечатлением, какое цветы произвели на его спутницу. Облачко печали, окутывавшее ее, наконец развеялось. Растроганная до глубины души, Лена неожиданно оживилась и высказывала на редкость тонкие суждения. Она заметила многое, начисто ускользнувшее от его внимания, и если и не знала чего-либо, то возмещала это догадливостью и здравым смыслом.

Восторг ее был неподделен и чужд экзальтации. Когда они стояли в дендрарии перед молодым апельсиновым деревцем, несущим плоды и цветы одновременно, она молча смотрела на него так задумчиво, с таким детским беззащитным восхищением, словно его благоухающая прелесть насквозь пронзила ей душу. Казалось, Лена не в силах расстаться с чудесным деревцем. Пол поднял глаза и заметил слезы, выступившие на ее глазах. Волнение охватило его, и он тоже умолк.

Чай они пили в японской пагоде, приспособленной под ресторан. Там гулял сквозной ветер и было сыро, как в бамбуковой роще. Чай им подали слабый и чуть теплый, а печенье годилось разве что для воробьев, которое, дожидаясь угощения, прыгали у их ног. Но доброе товарищеское чувство развязало им язык, заставило позабыть о скудной трапезе. Лена и вправду была славным товарищем, внимательной слушательницей, готовой заинтересоваться всем, что интересовало его, а из разумных ее замечаний явствовало, что она всегда понимает, о чем он говорит.

— Вы не спрашиваете, почему я служу в «Бонанзе», — неожиданно для себя сказал он после короткой паузы. — Или думаете, что там и есть мое настоящее место?

— Нет, — отвечала она, глядя куда-то вниз, и добавила: — На то, вероятно, есть свои причины.

— Да, есть.

Она взглянула на него.

— Что-нибудь неприятное?

Он кивнул.

— Но я надеюсь, со временем все уладится, — тихо сказала Лена.

Эти простые слова растрогали его. Он смотрел на ее профиль, отчетливо вырисовывавшийся в тусклом сумеречном освещении, на ресницы, бросавшие на щеку нежную тень.

Вскоре они вышли из Ботанического сада и пустились в обратный путь к Уэйр-плейс. Теперь Лена была еще задумчивее, казалось, в душе она старалась решить какой-то вопрос. Раз или два она взглянула на Пола, словно собираясь заговорить. Но ни слова не слетело с ее губ.

И он тоже молчал, удрученный сознанием, что возвращается к обыденной жизни. У дома миссис Хэнли он остановился и протянул Лене руку.

— Это был чудесный день, — тихо сказала Лена. — Я получила большое удовольствие. Спасибо, что зашли за мной.

Они еще немного постояли. Она несколько раз нерешительно посмотрела на окна. А он старался угадать, пригласит она его зайти или нет. Но она не пригласила. Молчание становилось уже тягостным, а Лена все медлила, испытующе поглядывая на него; дыхание ее стало прерывистым, словно она еле сдерживала внутреннюю потребность о чем-то ему рассказать.

— Пол… — Она впервые назвала его по имени.

— Да?

Она опять на него посмотрела, потом отвернулась. Нервы ее были напряжены до предела, она страдала.

— О нет, ничего.

Что бы ей ни хотелось ему сказать, выговорить это она не смогла. И ограничилась тем, что быстро пробормотала:

— Спокойной ночи.

С этими словами она повернулась и пошла к дому по дорожке, окаймленной зеленой оградой.

Дверь за нею закрылась. Пол постоял еще с минуту, озадаченный досадным концом этого дня, слегка огорченный, смутно взволнованный. Потом зашагал обратно по тихим воскресным улицам.

Вечером, когда он вернулся к себе, на столе у него лежал воскресный «Курьер». Пол зажег газ, умылся и, как всегда, нетерпеливо раскрыл газету.

В первый момент ему показалось, что он опять вытащил пустой номер. Но в конце первого столбца в глаза ему бросилось имя, которое он искал. Оно взывало к нему с печатной полосы. Сердце его забилось в неистовой радости, но тут же упало, тяжелое, как свинец, и глаза затуманились.

Заметка была очень краткой:

«В палате общин м-р Джордж Берли (Уортли) поднял вопрос о деле некоего Риза Мэфри, в настоящее время отбывающего пожизненное заключение в Каменной Степи. Не очевидно ли, сказал депутат, что новые данные, которые он огласил, требуют пересмотра дела? И далее: не говорит ли сам факт, что Мэфри уже пятнадцать лет находится в заключении, о том, что достаточно он отсидел?»

В ответной реплике министр внутренних дел сэр Уолтер Хэмилтон дал отрицательный ответ на оба вопроса. Во-первых, внимательно изучив заявление, представленное уважаемым депутатом на рассмотрение палаты, он не видит оснований для пересмотра нормально протекавшего судебного процесса, а, во-вторых, упомянутый Мэфри всем своим поведением в тюрьме и многократными дерзкими отказами в повиновении тюремному начальству потерял право на сокращение срока заключения. Дело это следует считать законченным и более не подлежащим обсуждению.

Пол положил газету на стол. Он не поднял глаза, когда миссис Коппин вошла в комнату, бросила на него быстрый взгляд и положила на поднос заказное письмо. Его только что принес почтальон.

Пол вскрыл конверт, прочитал письмо от начала до конца. Написанное рукою Берли, оно дополняло и подтверждало заметку в «Курьере». Берли сдержал слово и сделал все от него зависящее, но лишь затем, чтобы получить безусловный отказ. Дальнейшие действия, писал он, были бы совершенно бесполезны. Он старался по мере сил смягчить удар и убеждал «своего юного друга» раз и навсегда выбросить из головы злополучное дело. Это было хорошее письмо, благожелательное и, несомненно, доброе.

Глава XVII

На следующее утро Пол, после бессонной ночи, машинально выпил чашку кофе и по грязным, слякотным улицам отправился в «Бонанзу»; там он сразу сел за пианино и стал усердно барабанить пошлые пьески. Молочно-белые лампы, всегда горевшие здесь в пасмурную погоду, слепили его утомленные глаза, и все-таки он заметил букетик ноготков на рояле — пять ярко-желтых цветков в маленькой глиняной вазочке.

У Пола было так горько на душе, что он не ощутил признательности за скромное напоминание о совместной прогулке, не подумал о том, как долго Лена боролась с собой, прежде чем на это решиться. Но когда она принесла ему завтрак, все же пробормотал несколько слов благодарности.

Его тон огорчил ее, и прошло некоторое время, прежде чем она себя принудила взглянуть ему в глаза.

— Случилось что-нибудь неприятное?

— Да, — отвечал он сдавленным голосом. — Все рухнуло.

Она не успела ни о чем его расспросить, так как ее позвали в кафетерий. Когда она скрылась из глаз, Пол заметил, что Херрис, вертя в руках зубочистку, искоса на него поглядывает. Затем он приблизился. На лице его было странное выражение — смесь торжества и враждебности. Но заговорил он с Полом как ни в чем не бывало.

— Итак, вы с этой милой леди совершили вчера небольшую эскападу?

— Эскападу? — Брови у Пола нахмурились.

— Конечно. Девушки мне сказали, что вы вместе провели воскресный день. По правде говоря, я был удивлен. — Самодовольная улыбка, вернее, ухмылка, мелькнула на его лице. — Мне казалось, что я предупредил вас относительно Андерсен. Разве вы не знаете того, что мы все знаем?

Пол молчал.

— Не знаете, что у нее был ребенок? Внебрачный, разумеется. Да, маленький ублюдок, глухонемой к тому же, он умер от какого-то припадка, если можно в это поверить. Очень романтическая история. В следующий раз, когда пойдете с ней шататься, порасспросите-ка ее хорошенько. Она, верно, расскажет вам все подробности, покуда вы будете пожимать ей ручки.

Последовала пауза, ухмылка расплылась по физиономии Херриса, он многозначительно кивнул и ушел, напоследок ковырнув в зубах зубочисткой.

Пол сидел не шевелясь, вперив глаза в удаляющуюся спину управляющего. О Боже, что за грязная, гнусная скотина! Так вот откуда у Лены эти приступы грусти. Бедная девочка! Не думал он, что с нею могло стрястись такое. Жалость шевельнулась в его сердце, по странно — холодная жалость, и так как-то вышло, что этот холод задул затеплившийся было в нем маленький огонек. Пуританин в Поле, свято чтивший воскресенье, — результат воспитания, которое он получил, — возмутился, вознегодовал при этом открытии. Одно только чувство говорило в нем сейчас: она провела его, обманула своим спокойствием, своей непорочной безмятежностью. Обойти все это молчанием — право же, верх лукавства! Он больше не сможет смотреть ей в глаза. Господи, неужто же не будет конца горестям этого дня?