Читаем без скачивания Отвечая за себя. Записки философа с вредным характером - Владимир Мацкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Причём не просто литература, а литература, соответствующая уровню достигнутого образования на том языке, на котором говорят народные массы.
Ни у финнов с эстонцами, ни у литовцев с беларусами, даже у чехов со словаками всего этого ещё не было.
Не было литературы на народном языке.
Не было достаточной массы читателей на этом народном языке.
Газеты в таком случае могли использоваться по прямому назначению бумаги, но не как средство информации и коммуникации.
Все эти будущие нации к середине XIX века были одинаково «тутэйшыми» в ареале своего обитания. Всем этим народам пришлось делать всё и сразу:
– создавать начальные школы для всех;
– создавать литературу, доступную людям, едва научившимся читать;
– рассказывать этим слегка грамотным людям, что они некая нация, отличная от других, даже живущих с ними рядом.
Какой на хрен модерн?
У французов ещё в XVII веке были Шарль Перро и «Красная шапочка». Был эпос о Роланде, была литература, сказки и песенки для малых деток, которым уже в пять лет можно было объяснить, что они французики, а не какие-то там кельты или галлы.
У немцев братья Гримм появились позже, но они были. И песенки со сказочками для промывания национальных мозгов были заготовлены заранее.
Было у французов и немцев что почитать и подросткам, воспитывавшимся в романтическом духе, и взрослым с их критическим отношением к потугам строителей нации.
А что было у финнов и беларусов?
У финнов был свой язык, у беларусов – свой.
Финнам разрешили учить деток на своём языке, а беларусам – нет. Предлагался на выбор либо польский, либо русский, да и то не для всех.
Научившись читать, детки должны получить в подарок хотя бы парочку книжек для чтения.
Финнам пришлось сочинить Калевалу, эстонцам по образцу – Калевипоэг, латышам – сказки про Лачплесиса, литовцам – мифы про древних князей.
У литовцев хоть князья были «ничьи». Поляки их не успели присвоить, беларусы их терпеть не могли, как и всех панов. А у эстонцев и финнов не было никаких князей и исторических героев, всё пришлось вообразить.
Причём так вообразить, чтобы всё это поняли люди с тремя классами начальной школы.
Тем, кто начитался детско-мифо-национальной литературы, нужно было предложить постоянное чтиво.
Стали выпускать настенный и настольные календари на национальных языках.
Календари до конца XIX века были самым быстрым и стремительным средством массовой информации в деревне.
Старший член семьи вечерком, поевши затирки, раздав по подзатыльнику всем домочадцам, срывал очередной листок календаря и при свете лучины (чуть позже керосинки) зачитывал прошлогоднюю новость на обороте листка.
Вот и всё Просвещение.
Вот на таких скоростях и с такими СМИ создавались нации финнов, латышей, эстонцев и литовцев.
И ещё вся будущая нация у эстонцев и латышей собиралась раз в несколько лет на общий праздник песни, поэтому они все знали одни и те же песни и репетировали еженедельно в церковном хоре.
Понятно теперь, почему эстонские парни такие горячие?
Беларусы успели вскочить в «последний вагон» этого «модерна». Правда, без своей Калевалы, без мифологизированных предков в лице Витовта и Альгерда. И отрывные календари у них висели рядом с иконами на русском и польском языках. Но были «Дудка беларуская» и «Смык беларускі», была газета з рысункамі, доносившая новости недельной давности.
Мы успели. А могли бы и не успеть.
Потому что в ХХ веке появилось радио.
А радио немного отличается и от отрывного календаря, и от еженедельной газеты.
Ни один народ, который не успел сложиться в нацию до появления радио, не мог уже ни на что претендовать.
Радио – это новости в реальном времени, а не рассказы про древних князей и тени забытых предков.
По радио поют космополитичную попсу, играют джаз, а не декламируют эпос. Правда, можно накачивать слушателей пафосом Нибелунгов, совращать Золотом Рейна и героизмом Зигфрида.
Нацизм и зомбирующий коммунизм – вот что строится в эпоху радио.
А вы говорите – модерн!
Модерн – это парусники в Бостонском чаепитии?
Это конная почта, доставлявшая скоростную депешу из Марселя в революционный Париж за 5 (пять) дней?
Это безграмотные крестьяне, которые, открыв рот, слушали короткий рассказик с оборотной стороны листка календарика, зачитываемый единственным грамотным членом большой семьи?
Этот текст потенциально попадёт через минуту на глаза семи тысячам потенциальных читателей. Человек 300 в Минске его прочтут. Несколько человек из них даже поймут и задумаются.
К вечеру всё забудут.
А модерн – это когда книга Иммануила Канта выходит тиражом в те же 300 экземпляров и расходится по всей Европе за год-два.
И что общего у этих времён и эпох?
А вы говорите – модерн!
Я говорю – Просвещение.
И имею в виду при этом только одно:
Во времена Канта и Гёте книги читали, было кому читать.
Обдумывали прочитанное и помнили.
Сейчас?
Не читают.
Соответственно, обдумывать нечего.
А помнить?
Что можно помнить, если в голове постоянно звучит… попса или любая другая навязчивая и громкая музыка?
***
Бесплодные поиски национальной идеи затянулись. Но этим заняты лучшие умы Беларуси. Лучшие умы лучше бы направить на что-то более модерное. Прошу прощения за это слово!
Направление ума – интенция, интенциональность.
Сегодня лучшие умы нации в своих бесплодных поисках интенционально ориентированы совершенно не туда, куда нужно. Они ищут не там, где находится то, поисками чего они заняты.
Нет никакой национальной идеи в прошлом.
Когда-то (вчера, кажется, лет 150‒200 тому назад) национальная идея была в прошлом. Не в настоящем (том, что действительно было) прошлом, а в воображаемом прошлом.
Поэтому нациостроители сочиняли эпосы (Калевалу и Калевипоэг, трилогию Сенкевича), собирали фольклор и выдумывали старинную мифологию своих народов или оформляли всё это в патетических формах искусства типа оперного цикла Вагнера. Всем этим будили массовое воображение. Так выдуманное прошлое придавало смысл настоящему. И совершенно не важно, что немец Вагнер пользовался скандинавским фольклором, а карельские сказки стали финским эпосом.
Можно сегодня придумать беларусскую мифологию (в конце концов, все славянские мифы этнографы собирали в Полесье), сочинить героический эпос (Владимир Короткевич даже сделал это отчасти), переписать летописи литовских князей на беларусский манер. Это интересно, занимательно и даже отчасти полезно. Но ничего из этого не получится.
Время вышло. Это было эффектно и эффективно, когда массовым было начальное образование, элита имела среднее образование, у интеллигенции было достаточно свободного времени, чтобы читать длинные произведения в стихах и прозе, медитировать над ними и ностальгировать.
Нет национальной идеи и в актуальной современности (в том, что сегодня). Ничего нельзя найти в искорёженной бесформенной современности. Ей самой нужно придать форму и направление развития.
«То, что должно быть, является основанием того, что есть».
В наше время (наш модерн, выбросив постмодернистские симулякры) все основания нужно искать в будущем.
Будущее – это то, что не похоже на настоящее и прошлое.
Не любое завтра становится будущим. Если в завтра протягивается сегодня, это только пролонгированное сегодня. Если в завтра контрабандой тащится советское