Читаем без скачивания Морской паук - Мариан Леконт

Веснушки, усыпающие ее треугольное личико, придают ей необычайно смазливый вид. У нее красивый разрез глаз, славянские скулы, оставшийся после европейских нашествий редкий цвет лица — медовый, такой же, как у буйных локонов, обрамляющих его контуры. Крылья ее носа слегка вздернуты и постоянно трепещут, словно крылья бабочки; они чувствуют добрые или злые намерения, обстоятельства и волны, исходящие от людей, которых она встречает. Анжелика полностью полагается на свою интуицию, так же как я — на свои видения. И нередко оказывается права.

Ее губы надуты, словно у обиженного ребенка, при этом она часто улыбается. Легкий нрав достался Анжелике с рождения, и она не утратила его по сей день. Она лишается своей жизнерадостности исключительно за компанию. А поскольку все эмоции Анжелики отражаются у нее на лице, легко понять, кто ей нравится, а кто нет.

У этого прелестного ребенка есть большой недостаток: она хотела бы нравиться абсолютно всем. И поэтому Анжелика не обращает внимания на свою собственную неприязнь и старается нравиться всем и вся: тем, кого она любит, тем, кого она не любит, тем, кто не любит ее…

В то время как Анжелика подобна ангелу, что идеально сочетается с ее именем, отец Анжелики подобен тому, чем он является на самом деле: старому скряге, крохобору и брюзге, шершавому и узловатому, словно рукоятка мотыги. Всю свою жизнь он исполняет роль домашнего «Скупого».

Описывая в своем письме ужин у Марлена, я упоминала, что господин Пино очень болен.

Можно было бы предположить, что болезнь, вызвавшая у него провалы в памяти, заставит его позабыть и о страсти к золоту, но, увы, ничего подобного.

Все же человек, который забывает лица своих друзей, не всегда узнает собственную дочь и едва помнит самого себя, должен был бы избавиться от своей скупости. Это было бы логично.

Однако следует полагать, что болезнь — а в его случае это сумасшествие — не избавляет от навязчивых идей, а напротив, усиливает их.

И именно по этой причине с тех пор, как этот недуг точит господина Пино, его слитки, наполеондоры, драгоценности и золотые монеты каждую ночь совершали тайное путешествие по дому. На глазах у изумленной дочери отец Пино, порабощенный своими галлюцинациями, упрятывал свои сокровища в несуразные тайники, а затем без конца перетаскивал их в другие секретные места. Нередко старик забывал, где устроил тайник, и тогда становился безумным от бешенства. Господин Пино заикался, издавал невнятные звуки и, еще больше разъярившись оттого, что не может ничего объяснить, принимался орать, колотить руками и ногами до тех пор, пока его измотанная дочь не давала ему успокоительное. После чего ясность ума возвращалась к нему и он, найдя свое драгоценное имущество, тут же перепрятывал его… И все начиналось сначала.

Анжелика обращалась за консультациями к нескольким психиатрам, однако все они полагали, что господин Пино еще недостаточно обезумел для того, чтобы поместить его в психиатрическую клинику и передать опеку над его имуществом дочери.

Таким образом, безумец время от времени терял слитки то тут, то там. Однако скупость — это чудная болезнь, потому что никогда не затягивается надолго.

Подобная жизнь превратилась в настоящую пытку для моей подруги, что отразилось на ее нраве. И отнюдь не из-за денег: Анжелика не корыстолюбивая женщина. Деньги всегда были у нее, и она не знает, что их может не хватать. К тому же, после прихода к власти партии левых часть ее семейного состояния хранится в швейцарских сейфах.

Нет, психологические перемены Анжелики объясняются исчезновением ее друзей, любовников и неожиданным прекращением какой-либо светской жизни.

Анжелика обожает свет.

Она представляет себе жизнь лишь непрерывной чередой романов в окружении толпы друзей.

И вот внезапно болезнь отца лишила ее всех этих удовольствий, являвшихся солью ее существования: острот, шуток приятелей, легкомысленной болтовни, галантных поединков, сплетен, которые в маленькой деревушке сводятся к подаче мелких интрижек под пикантным соусом.

Интеллектуальные бои местного значения.

Какие иные ингредиенты могли бы придать густоты такому разнородному бульону: шестьсот «первичных» и несколько тысяч «вторичных»? Анжелика стала шеф-поваром в искусстве притворства и рисовки. Жрица высокого полета.

Увы, огромное семейное поместье, славившееся ужинами при свечах в саду, грандиозными приемами, празднествами и ежегодными пикниками, закрывающими летний сезон, стало пустым и мрачным. А ведь самое ужасное, что могло случиться с Анжеликой, — это погружение в меланхолию.

Она находилась в состоянии ломки, подобном тому, в каком находится наркоман, неожиданно и против воли лишенный своего зелья.

Хуже того, эта благородная натура была одурманена неведомым до сих пор чувством: горечью. А горечь — предзнаменование паранойи. Поскольку теперь Анжелика не только не могла устраивать приемы, но и, как следствие этого, ее стали реже приглашать. Лучшие друзья порой забывали поприветствовать ее. С моей точки зрения, без всякого злого умысла с их стороны, а лишь по некоторой беспечности. Ее больше не видели, потому что она денно и нощно ухаживала за своим отцом. А поскольку на острове самые классные вечеринки организовывались в последний момент, потому что друзья встречались то на пляже, то на поле для гольфа, то на рынке, Анжелика была не у дел. И тяжело это переносила.

Все это время Анжелика часто спрашивала у меня: «Чем я разгневала Господа милосердного, что заслужила подобную кару?»

И поскольку мои ответы не успокаивали ее, она дошла даже до того, что в поиске истины заглянула в свою душу, что раньше делала крайне редко.

Ведь она, не забывай, экстраверт.

Я знала ее вопросы наизусть: «Почему меня больше не любят? Я изменилась? Я внезапно стала менее привлекательной, а может, даже отвратительной? Я утратила свою красоту? Мой возраст до такой степени очевиден?»

Подобные речи совсем не тревожили меня, потому что после нескольких минут раздумий Анжелика непременно приходила к выводу, что она не имеет никакого отношения к охлаждению ее друзей и что только болезнь ее отца тому виной. Что подтверждает ее проницательность.

Разумеется, безумие господина Пино не могло полностью оправдать поведение его близких, однако Анжелика с молоком матери впитала уверенность в истинности поговорки: «с глаз долой — из сердца вон». Итак, молодая женщина все понимала и предпочитала не думать о неблагодарности друзей, а возложить всю вину на своего отца. Анжелика, сама того не ведая, применяла на практике позитивную психологию.

После открытия летнего сезона ее вечера превратились в ад с сидящим перед экраном телевизора изможденным стариком, не перестающим то жалобно лепетать, то громко орать.

Что сводило ее с ума, так это его мания раздеваться неважно где, неважно когда, произнося при этом какие-то невразумительные оправдания.

Врачи предостерегли ее: больному необходим покой, ласка и понимание. Ангел-Анжелика извелась, вынужденная сдерживать каждый приступ ярости, избегать малейшего признака бешенства, когда она вытирала ему рот, одевала его, подбирала мусор с терракотового пола гостиной.

Раньше молодая женщина обожала неожиданные визиты, теперь же она опасалась их и даже дошла до того, что радовалась охлаждению своих друзей.

Анжелика, которой, словно ребенку, были присущи свежесть ума, импульсивность и поразительная наивность, тяжело переносила неприятности. И больше всего на свете она ненавидела болезни, старость и смерть. Не говоря уж об одиночестве.

Таким образом, она чувствовала себя загнанной в угол, и я уверена, что если бы ничего не было предпринято, то очень скоро Анжелика впала бы в глубокую депрессию.

Когда я навещала ее, то заставала бедняжку лежащей на своем диване, поедающей печенье и запивающей его шампанским. Едва завидев меня, Анжелика принималась расписывать, какой будет ее жизнь, когда она наконец станет полноправной хозяйкой отчего дома: каждый вечер она будет устраивать большие празднества — и весь цвет Дорса будет танцевать на них.

Увы, отец вернул ее к действительности. Внезапно он появился из кухни с перемазанным маслом ртом и красным лицом; держа в руке большой кухонный нож, господин Пино двинулся в нашу сторону. Учитывая его физическую слабость, он не представлял большой опасности, однако с ним следовало проявлять осторожность.

В середине июля ситуация стала настолько невыносимой, что я приняла решение вмешаться и помочь Анжелике. Нужно было брать быка за рога. Она больше не могла в одиночку ухаживать за отцом.

До меня дошли слухи об одной уже немолодой местной даме, которая показалась мне идеально подходящей для данных обстоятельств. Дама была вдовой полковника, не имела ни гроша в кармане, но была хорошего происхождения, — она нашла бы свою нишу в Дорсе. Пожилая женщина сумела бы эффективно и при этом с должной скромностью ухаживать за несчастным больным. Особые усилия мне пришлось приложить, чтобы избавить Анжелику от чувства вины. За ее отцом бы ухаживали, его бы баловали, терпеливо и основательно лечили. Такие больные нуждаются в профессиональном уходе, а жена полковника в молодости, еще до того как вышла замуж за своего главврача, была военной медсестрой.