Читаем без скачивания Стриптиз Жар-птицы - Дарья Донцова

– Катюха Николая совсем добила, – злорадствовала Вера. – С порога диагноз поставила: «Доклюкался ты, Колька, до инсульта». Муж прям посинел, захрипел и даже описался.

– Давай без лишних подробностей, – попросила я. – Значит, рецитол тебе дала Зина, домработница Даны.

– Ага, – закивала Вера. – Колька уже третий день трезвый. Рекорд! Слушай, у тебя никому такие таблетки не нужны? Их в упаковке пятьдесят штук, я б себе половину оставила, а вторую отдала. Всего три тысячи прошу.

– Однако! – рассердилась я. – Ты целую упаковку за две приобрела, а теперь на половине лекарства решила подзаработать.

– А чего добру пропадать? – деловито ответила Вера. – Ведь не дрянь предлагаю. Действует. Наши бабы за такое лекарство все отдадут!

– Предложи соседкам.

– Ага, нашла дуру! Чтобы слух попер: Верка мужика на лекарство посадила? Ну ты и сказанула… – возмутилась Расторгуева. – Не, я молчать буду.

– Где живет Зина?

– У сельпо, чуть левее, домик с синей крышей, – неохотно сообщила Вера.

– Ладно, – сказала я. – А ты тихо, никому о нашей беседе не рассказывай. В первую очередь сплетни невыгодны тебе!

В глазах Веры появилось выражение облегчения.

– Можешь не предупреждать, я очень умная, – затрясла она головой. – Прямо как Цинцирон!

Я не поняла, кто такой Цинцирон, но, честно говоря, мне было абсолютно все равно, с кем сравнила себя Вера. Я торопилась к Зине, чтобы задать той пару вопросов про рецитол.

Дверь в домик домработницы была приоткрыта, на пороге самозабвенно умывался грязный рыжий кот. Я вошла в захламленные сени, сделала вдох и моментально вспомнила бабку, мать моей мачехи Раисы. Когда я была маленькой, меня каждое лето отправляли к ней в колхоз. Старуха казалась мне злой и противной, у нее буквально приходилось выпрашивать кусок хлеба с маслом. Подброшенную неродную внучку она предпочитала кормить кипяченой водой, в которой плавали куски репчатого лука и крупно нарезанная капуста.

– Моей пенсии на жиры и прочие конфеты тебе не хватит, – говорила бабуся, – жри, чего дали, а если не нравится, значитца, ты не голодная. Коли припрет – кирпичи пожуешь.

Но сейчас, став взрослой, я поняла: мать Раисы была по-своему доброй, не всякий человек согласится поселить у себя на лето чужую малышку. Родней меня назвать было трудно: я дочь ее зятя от первого брака. Но ведь старушка привечала меня, как умела, заботилась, а один раз даже подарила мне почти нового плюшевого мишку. Где она его взяла? Явно не приобрела в магазине.

Я помотала головой, чтобы стряхнуть непрошеные воспоминания, но они, как назло, не собирались уходить. Надо же, у Зинаиды в сенях валяются точь-в-точь такие же сапоги, как у старухи, на стене висят ржавые санки, а на лавке лежат порванные куски марли.

– Кто там? – закричал из избы хриплый голос.

– Свои, – бойко ответила я.

– Свои все дома, – прозвучало в ответ. – Чего затаилась в дверях? Шагай сюда!

Глава 13

– О! Писательница! – подпрыгнула Зина. – Во дела!

– Откуда вы меня знаете?

Она засмеялась:

– Да уж вся деревня гудит: к Гарибальди подружка из телевизора приехала. Чаю хотите? Хотя вы, наверное, особенный пьете, не из магазина?

Я собралась сказать домработнице, что привыкла пить амброзию и закусывать ее черной икрой в швейцарском шоколаде, но удержалась. Еще подумает: это правда. Лучше сразу, без долгих вступлений задать Зинаиде пару вопросов.

– Вы садитесь, – продолжала она исполнять роль гостеприимной хозяйки, – в кресле устраивайтесь.

Меня охватило сомнение. Чтобы беседа протекала, как любят говорить журналисты, «в теплой, дружественной обстановке», мне лучше воспользоваться креслом. Но оно выглядело отвратительно засаленным, а прикрывающий его гобеленовый коврик большинство женщин постеснялось бы постелить как половичок у двери. Наверное, Дана никогда не заглядывала к Зине в гости, потому что в противном случае не наняла бы Зину. Особа, живущая в таком ужасающем беспорядке и в столь невероятной грязи, явно не способна быть хорошей прислугой.

– Вы знаете, что случилось с Гарибальди? – спросила я, осторожно устраиваясь на краю табурета (в деревянной мебели хоть не живут клопы).

– А то нет! – всплеснула руками Зинаида. – Из окошка она упала. Наши тут до хрипоты доспорились. Одни талдыкают: она с собой покончить хотела, потому что без мужика жила. Но мы-то с вами знаем: это неправда!

Я пожала плечами, а Зина продолжала:

– Не было у ней поводов кидаться сверху, случайно вывалилась. Наверное, воздухом подышать хотела. Очень уж головой мучилась! Когда похороны?

– С ума сошла? – забыв о вежливости, воскликнула я. – Дана жива, скоро поправится.

– Да? – протянула неряха. – А Катька сказала, что ее до больницы не довезут, травмы серьезные.

– К счастью, Катя не специалист, – отрезала я. – Гарибальди в реанимации. А откуда вы о привычках Даны знаете?

– Полы я у них мою, навидалась, как она от башки мучается. Правда, в последнее время ей лекарство помогало.

– Какое? – насторожилась я.

Зина закатила глаза.

– Ща вспомню… типа ацетон название…

– Рецитол?

– Оно самое! Я ей достала, – похвасталась Зина. – Дорогое, зараза, – пять тысяч рублей!

– Действительно, недешево, – согласилась я. – Тяжело было добывать таблетки?

– У меня знакомая в аптеке за прилавком стоит, – охотно пояснила Зина. – В Москве работает, любое лекарство отпустить может, даже из списка «А», но за деньги.

– Ясно. Может, вы в курсе, кто Дане рецитол прописал?

Зина замялась, потом честно ответила:

– Без доктора обошлись, поэтому так дорого и встало. Рецитол вообще-то по рецепту отпускают, Нине Ивановне извернуться пришлось. Но она всем помогает, очень жалостливый человек, а зарплата маленькая.

– Значит, у Даны имелся рецитол?

– Ага, в аптечке был, – закивала Зина. – У них там в доме просто гора лекарств! На целую поликлинику хватит. Жозя сказала, что Дана все уже испробовала и отчаялась. Раньше, как увидит что новое от головной боли, мигом хватала. Уколы себе делала, траву заваривала, а потом поняла: все бесполезно. Жозя так ее жалела! Вот я и решила…

– Сволочь поганая! – заорали со двора. – Поставила, блин, ведро на дороге!

Крик перешел в мат, потом раздались звон и дикий кошачий вой.

– Ой, мамочки! – испуганно зашептала Зина. – Васька припер, брат мой. Опять его Клавка из дома выгнала. Беги, писательница, отсюда, пока жива! Вася психический, со справкой, ему по барабану, кто перед ним, если обозлился – тушите свечи.

– Хорошо, – сказала я, слыша, как на улице бушует ураган, – завтра загляну.

– Давай, давай, – поторопила Зина. – Куда пошла?

– Так к двери…

– Там Васька с топором! Попадешься ему под горячую руку – мало не покажется.

– Но как же мне выйти?

– Иди сюда, – поманила меня пальцем Зина, – через заднюю дверь выскочишь, сквозь кухню прошмыгнешь, потом налево по коридору, там дверь. Очутишься около сарая с дровами, к калитке не суйся, бери налево, дыру в изгороди найдешь… А я пока комодом дверь подопру и Грибкову звякну. Васька участкового боится, Глеб Сергеевич его живо в дурку устроит, а там плохо. Хотя небось менту уже Федоровы шумнули, они всегда видят, когда шизик сюда рулит.

– А-а-а, сука! – заорали со двора еще громче. – Хде ты, падла?

Поняв, что больше вести беседу с хозяйкой нет никакой возможности, я на одном дыхании долетела до черного выхода, мельком отметила, что на крючке висит красивая, новая, явно маленькая для тучной Зины кожаная куртка, и, забыв удивиться этому факту, выбежала в сад.

На улице моросил мелкий дождик. Втянув голову в плечи, я помчалась к дому Гарибальди, а в голове мелькали разные мысли. Детство мое прошло во дворе самой обычной московской пятиэтажки. Соседи знали друг про друга практически все, но в хрущобе жили люди, о которых никто ничего не мог рассказать. В деревне же, где многие даже не запирают входную дверь, ничего не утаишь. Просто удивительно, что, несмотря на кардинальные изменения в стране, возросшую криминогенность общества и массовый приезд гастарбайтеров из разных стран, люди из Евстигнеевки не изменили своим привычкам…

В доме Гарибальди царила тишина. Я тщательно закрыла дверь на замок, задвинула щеколду и позвала:

– Жозя!

Из коридора послышался топот, я изумилась – однако старушка к ночи стала более бойкой, чем днем. Вон как резво бежит! Из полумрака выскочило черное существо, и, прежде чем я сумела ахнуть, оно повалило меня на спину. Еще хорошо, что я шлепнулась на толстый шерстяной ковер и не сильно ударилась.

Большой язык облизал мое лицо.

– Муся, отстань! – вознегодовала я.

Собака не послушалась и только удвоила старания – умывала меня с возросшим тщанием.

– Ты хочешь есть! – осенило меня.

Муся начал выть.

– Но сначала тебе нужно погулять, – вспомнила я. – Псов выводят на улицу, затем моют им лапы и только потом дают еду.