Читаем без скачивания Портрет призрака - Грегори Норминтон

— Мы-то здесь не просто так, а чтоб жить, — резко произнес один из них, — а чтоб жить, надо работать.

Натаниэль поспешно принес обещание вносить свой вклад в общий труд, но, похоже, его словам не очень-то поверили. И вот тогда из толпы рубщиков к нему шагнул молодой человек с открытым и вдохновенным лицом. Так Натаниэль впервые увидел Томаса. Аптекарь улыбнулся, кладя руку ему на плечо, и произнес, обращаясь к остальным:

— Свет осиял нашу пустошь, и возможно, Провидение желает, чтобы мы навеки запомнили этот Свет. Нельзя полагаться на чувства человеческие, когда речь идет о делах Господних. Дадим нашему гостю доказать свои способности, а тогда уж решим.

Натаниэль уселся на пожухлую траву и слегка подрагивающей рукой наскоро набросал портрет сосущего палец малыша, что глядел на него из толпы. Окончив, он передал рисунок рубщикам, и лист бумаги запорхал из рук в руки, точно птица, пытающаяся ускользнуть от птицеловов. Большинством голосов было решено, что Натаниэль может остаться.

Молодой человек, что заговорил с ним, стал его вожатым и проводником в новом для него мире. Откуда приехали все эти смелые, непокорные люди? Одни — из Кента, Суссекса, Суррея, бежали от алчных землевладельцев и безжалостных заимодавцев. Другие — из Лондона и других городов, эти пришли в поисках жизни если не более простой, то по крайней мере более близкой к Богу и справедливости. Натаниэль восхищался их речью, хотя мало кто из них умел читать. Они добывали воду с затхлым растительным привкусом там, где, на его взгляд, ее и быть не могло; они умело строили жилища из здешних непрочных материалов. Они познали эту пустошь на собственном опыте. Да, их дети бегали босиком и всегда хотели есть; да, их женщины уже к тридцати были некрасивыми и изнуренными — но в глазах диггеров сияла, подобно знатности, убежденность в том, что Господь одобряет их дело. Среди них не было вождей или старших. Каждый мужчина и каждая женщина говорили свободно, и каждого выслушивали. Они вместе работали и в полном согласии молились, ожидая спасения в этом суровом древнем саду — павшем Эдеме, плоды которого стали горькими и терпкими.

Они спустились в небольшую песчаную низину, склоны которой крепили корни больших вересковых кустов. Ужин уже окончился. Диггеры сидели и лежали возле остывающих углей костра, на котором готовили еду. Едва завидев их, Сюзанна закричала:

— Эй, братья! Эгей!

Натаниэль замахал им в ответ. Его до сих пор изумляло, что ему позволялось уходить ночью вдвоем с девственницей, что была моложе его раза в два.

Сюзанна подпрыгнула на месте, взметая песок и показывая толстые лодыжки, после чего кинулась к оставленным для них солодовым лепешкам.

— А Тоби меду нашел, — сообщила она Натаниэлю, который озирался с неуверенной улыбкой, ища, куда бы сесть. Наконец место нашлось.

От растущей луны и от еще не погасших в лагере костров было достаточно светло, чтобы он мог разглядеть, кто оказался у него в соседях. Тоби Корбет, который ему не доверял; друг Натаниэля Томас; Джон и Маргарет со своей малюткой, закутанной в мешковину. Лицо девочки распухло и перекосилось — у нее как раз резались зубки.

— Тоби пчелиное гнездо разорил.

— Улей, — поправил Томас, подрезая ногти.

— А пчелы тебя не покусали?

Тоби Корбет покачал головой и, набрав полный рот дыма из трубки, медленно выпустил его вверх, демонстрируя тем самым свою методу.

— Дымовухой их обдал. От дыма они дуреют. Дальше просто. Штука только в том, чтоб не больно жадничать. — Его глаза сверкнули на Натаниэля из-под тяжелых век, но он тут же снова обернулся к Сюзанне: — Давай я тебе на лепешку чуток капну.

Она тут же опустилась на колени возле Тоби, подставляя лепешку. Словно спаниель у ног хозяина. Натаниэль отвел глаза.

— Где вы были? — спросил Томас.

— На холме, смотрели на закат. В такое время можно увидеть, как дрок будто огнем охватывает… если поймать нужный миг.

— Ну чего, нравится?

— М-м…

— А краски ты с собой не брал?

— Так ведь он не рисовать туда ходил, — вмешалась Маргарет, подмигивая.

Натаниэль принял от ее мужа плоскую бутыль, надеясь ее содержимым утолить жажду и затушить свой гнев. При этом его взгляд упал на Сюзанну, сидящую возле Тоби Корбета. Он чувствовал, что нельзя было уступать ее этому лесорубу с угрюмой, недоверчивой ухмылкой. И еще его тревожила мысль о том, что, возможно, он уже принял на себя определенные обязательства на этот счет.

— Уже прочел памфлет, который я тебе дал?

Побледневший Натаниэль перевел глаза на молодого аптекаря. У него было красивое загорелое лицо, в котором светились надежда и приязнь. И еще ум.

— Который написал Уинстенли, — пояснил Томас.

— Господи ты боже мой, да он нам этим памфлетом уже все уши прожужжал, — встрял Корбет, макая еще одну лепешку в тряпичный узелок с медом. — Счастливчик ты, брат. У тебя то он только в башке звучит.

Томас, привыкший к грубым манерам своего брата, с улыбкой ответил ему жестом из двух вскинутых пальцев и снова посерьезнел.

— Нам нужны ученые люди среди нас и художники, которые смогут говорить за нас в мире власти, — сказал он Корбету. — Ты думаешь, что это чепуха, но Уинстенли — наш баптистский…

— Словами-то делу не поможешь.

— …и он призывает весь мир присоединиться к нашему великому делу. «Разве не можем мы создать небеса на земле, дабы жить достойно здесь и попасть на небеса же после?» — процитировал Томас на память.

— А все потому, — отозвался Корбет, облизывая пальцы, — что люди вроде него, — он вскинул локоть, указывая на Натаниэля, — такого ни в жизнь не допустят.

Натаниэль заметил тычок локтем в свою сторону и в возмущении вскочил на колени:

— Это не так, и ты это знаешь. Я служил нашей свободе, потому что…

— Да тебе и разок пальнуть-то не суметь.

— Есть и другие пути борьбы, господин Корбет.

— Грязью поливаться?

Сюзанна с набитым ртом вслушивалась в их спор, забыв даже жевать.

— Да, я работал памфлетистом, — ответил Натаниэль. — Мои услуги свободно предлагались…

— А, то есть вот как мы победили!

Натаниэль прикусил язык. Он слышал о том, что Тоби дезертировал из Армии Нового Порядка 43, когда пламенные ораторы, рьяно старавшиеся перевернуть весь мир, подняли возмущение в полках. Эти люди говорили солдатам: день Апокалипсиса уже совсем близко; день, когда рухнет прежний порядок. Да, вы солдаты, вы цвет Англии, вы убивали врагов и гибли сами — и благодаря вам один из видов тирании уже пал. Но когда вы вернетесь домой, кто здоровым, кто увечным, вас встретят рано постаревшие жены и голодные дети. И никто из вас не станет свободнее или зажиточней, чем при короле.

— Не надо злиться на меня, друг. — Натаниэль старался говорить примирительно. — Я пришел сюда учиться у тебя. Ибо мне учить тебя нечему. И я понимаю всю ценность того, что ты здесь делаешь.

— Вы бы не так по-доброму смотрели на это, господин Деллер, если б мы свой лагерь у ворот вашего поместья разбили.

— У меня нет своего поместья. Мой отец умер. Поместье унаследовал мой брат. Я жил в Лондоне, но этот город мне отвратителен.

— Ну вы посмотрите на него — мученик, да и только.

Томас резко швырнул на землю между ними полную горсть песка, словно разнимал дерущихся собак. Корбет от неожиданности отшатнулся.

— Хватит! — сказал Томас. — Натаниэль — наш друг, и он верен нашему делу. У тебя нет причин для раздора с ним.

— Особенно когда у нас опасность под боком, — снова вмешалась Маргарет. Девочка у нее на руках проснулась и начала лопотать. — Да и новых ртов у нас сейчас много, и всем еда нужна.

— Ага, — подхватил Корбет, — вот и еще причина, чтоб без этого рта обойтись.

— Замолчи, — сказал Натаниэль повелительным тоном, который не в силах был сдержать. — Маргарет права. Если нам обязательно надо ссориться, давай займемся этим завтра, на досуге.

Тоби Корбет напоказ улегся на бок, выставив зад в сторону остальной компании, и зажал руки между бедер, чтоб не мерзли.

— На досуге… досуг-то только у тебя бывает, — проворчал он.

Ответа на этот выпад не последовало. Натаниэль взглянул на сгрудившихся вокруг угрюмых лесорубов и подумал, что наверное, страх перед дезертиром поселили в них слухи о приближающихся солдатах, зудевшие по всей общине, точно комары. Он, Натаниэль, был свободен от самых тяжелых работ — это было правдой. Он с самого начала пытался добиться расположения диггеров своим искусством; но едва им стало ясно, что, как бы он ни старался, ему не хватает ни умения, ни выносливости работать целый день (хотя бы возиться с домашним скотом или строить хижины для общины), и его, не похожего на других, стали всего лишь терпеть. Правда, женщинам нравилось, что с ними рядом на пустоши живет джентльмен — тот, кто увидел сияние новой зари и при этом сохранил старомодные манеры и учтивость.