Читаем без скачивания Одесская кухня - Ирина Потанина

Заграница нам поможет

Самым беспощадным но, возможно, и самым объективным летописцем Одессы 1918-1919 годов был Иван Алексеевич Бунин . С тех самых пор, как французы оставили город и он стал большевистским, будущий нобелевский лауреат скрупулезно записывал эпизоды окружающих реалий. Сторонник реалистичной литературы, не имея намерения ни поддерживать кого-то «укрепляющим дух юмором», ни сам спасаться им, И. А. Бунин тайно писал ночами биографические заметки. От страшных подробностей этого произведения (позже его издали под названием «Окаянные дни») темнеет в глазах, даже если совсем не верить мнению автора, а полагаться только на цитаты из газет.

Сторонник реалистичной литературы, не имея намерения ни поддерживать кого-то «укрепляющим дух юмором», ни сам спасаться им, И. А. Бунин тайно писал ночами биографические заметки.

Считается, что Бунин «открыл Одессу с горькой стороны». Между тем, он пишет: «Двенадцать лет тому назад мы с Верой приехали в этот день в Одессу по пути в Палестину. Какие сказочные перемены с тех пор! Мертвый, пустой порт, мертвый, загаженный город...», или: «Давно ли порт ломился от богатства и многолюдности? Теперь он пуст, хоть шаром покати...», или: «Вообще, что же это такое случилось? Пришло человек шестьсот каких-то «григорьевцев», кривоногих мальчишек во главе с кучкой каторжников и жуликов, кои и взяли в полон миллионный, богатейший город»... Так, значит, был тот город? Значит, Иван Алексеевич помнил, любил и оплакивал прежнюю Одессу?

Да, Бунину действительно было с чем сравнивать. С 1896 по 1918 год Иван Алексеевич регулярно и подолгу (насколько это было возможно с его пристрастием к «кочевой жизни») жил в Одессе. Здесь написал он множество стихов. Здесь гулял по любимому архиерейскому саду (который позже, при большевиках, останется для Бунина «единственным тихим, чистым местом в Одессе»). Здесь он женился, в конце концов! И хотя позже называл тот брак ошибкой, утверждая, что этот «эпизод можно расценивать как незначительный, просто было море, Ланжерон, красивая девушка», тем не менее, современники утверждали, что писатель пережил тогда в Одессе настоящее глубокое чувство. В канун разрыва с женой (только что окончившей гимназию очаровательной Анной, на го ре Ивана Алексеевича, интересовавшейся всем на свете, только не его творчеством) он напишет брату: «Чувствую ясно, что она не любит меня ни капельки, не понимает моей натуры. Так что история обыкновенная донельзя и грустна чрезвычайно для моей судьбы. Как я ее люблю, тебе не представить». И позже, разорвав уже с Одессой «родственные связи», он все равно приезжает сюда искать вдохновения. Бежит окунуться в этот «другой ветер, другой воздух, счастье этого ветра, простора, воздуха». Спешит писать о чайках, что «как картонные, как скорлупа, как поплавки возле клонящейся лодки». Он не скрывает, что «буквально влюблен в порт, в каждую округлую корму»... Видимо, именно поэтому, наблюдая крах империи, будучи настоящим русским дворянином и, как никто, ощущая катастрофичность происходящего, от грубости и дикости, от безумия и безграмотности он бежит в 1918-м из Москвы не куда-нибудь, а прямиком в Одессу.

Иван Алексеевич Бунин

Но... из огня, да в полымя. Краткая передышка, а потом «город стал «красным»... и снова только низость, только грязь, только зверство»... Ивану Алексеевичу довелось жить здесь, когда в деревнях матери пугали детей: «Цыть! А то виддам в Одесу в коммунию!» В отличие от многих современников, он не желал считать происходящее «издержками времени» или «не касающимися искусства политическими играми». Рискуя всем (ведь говорилось про него уже в прессе, что «давно пора обратить внимание на этого академика с лицом гоголевского сочельника, вспомнить, как он воспевал приход в Одессу французов!»), он переписывал из свежих газет: «Вчера по постановлению военно-революционного трибунала расстреляно 18 контрреволюционеров», или: «Вся буржуазия берется на учет», или: «От победы к победе - новые успехи доблестной Красной армии. Расстрел 26 черносотенцев в Одессе». Лозунги на улицах тоже шокировали, но уже не так остро, и все-таки с другой стороны: «Не зарись, Деникин, на чужую землю!» Про это Бунин пишет: «По приказу самого Архангела Михаила никогда не приму большевистского правописания. Уж хотя бы по одному тому, что никогда человеческая рука не писала ничего подобного тому, что пишется теперь по этому правописанию». Но, оказывается, честный писатель должен не возмущаться, а идти трудиться в Культпросвет, чтобы помогать «знаменитым пролетарским журналистам познать премудрости грамоты». Разумеется, Бунин отказывается: «Подумать только: надо еще доказывать, что нельзя сидеть рядом с чрезвычайкой, где чуть не каждый час кому-нибудь проламывают голову, и просвещать насчет «последних достижений в инструментовке стиха» какую-нибудь хряпу с мокрыми от пота руками! Да порази ее проказа до семьдесят седьмого колена, если она даже и «антерисуется» стихами»! А положение его, вместе с тем, все хуже и хуже. «Явились измерять длину, ширину и высоту нашей комнаты «на предмет уплотнения пролетариатом». Все комнаты всего города измеряют, проклятые обезьяны, остервенело катающие чурбан!»

Когда Одессу взял Деникин, Бунин лично ходил благодарить его.

Одесские записки обрываются чуть раньше. «Листки, следующие за этими, я так хорошо закопал в одном месте в землю, что перед бегством из Одессы, в конце января 1920 года, никак не мог найти их». Узнав, что большевики снова входят в город, Бунины приняли окончательное решение об отъезде и эмигрировали во Францию.

Одесские рецепты разошлись по всему свету, и, вместе с тем, одесская кухня впитала в себя рецепты всего мира.

Кулинария - единственная сфера, не подверженная никаким массовым законам. Эмиграция в ней тоже - двунаправлена.

Одесские рецепты разошлись по всему свету, и, вместе с тем, одесская кухня впитала в себя рецепты всего мира. К рассказу об Иване Бунине символично будет присоединить французское блюдо, пришедшее в Одессу и, будучи снабжено тут воспетой Буниным горечью, обретшее свой неповторимый и притягательный вкус. Итак, «Горькие биточки по-одесски» .

Вам понадобится (на 5-6 порций):

1 кг свинины (подходящие для биточков части)

1 столовая ложка горчицы

2 яйца

1 стакан муки

масло растительное для жарки

соль и перец черный - по вкусу

Приготовление:

Тщательно промыв свинину, нарежем ее кусочками толщиной 1-1,5 см поперек волокон. Хорошенько отобьем каждый кусочек и натрем смесью из соли, перца и горчицы. При этом нижнюю сторону кусочка натираем, а на верхнюю - кладем следующий натертый снизу кусочек. Сложив мясо горкой, ставим его под пресс на 30 минут. Теперь берем каждый кусочек, обваливаем в муке, окунаем в миску со взбитыми яйцами, а затем обжариваем с двух сторон до появления золотистой корочки.

Подавать холодной

Ее боготворили в Европе, в Америке и даже в Японии. Звали работать в Голливуд, приглашали переехать в Берлин... А она мечтала не покидать родину и выбрала Одессу, и осталась тут навсегда. На пике славы 25-летняя Вера Холодная скончалась в холодную зиму 1919 года от внезапно вспыхнувшей и не совсем понятной болезни. Смерть ее тут же обросла легендами, версиями и противоречивыми свидетельствами.

Возвышенные чувства, многозначительные взгляды и гениальная игра Веры Холодной помогали людям забыться.

Самая популярная русская актриса немого кино и, по сути, первая русская кинозвезда приехала в Одессу заканчивать съемки фильма. Революция и общий хаос пока еще не коснулись кинопроизводства. Национализировать кинофабрики еще не додумались, и производители не видели повода останавливать работу. Измученным ужасом окружающих реалий людям необходима была разрядка, и смотреть экранизацию классики из дореволюционной жизни народ не прекращал ни на день. Возвышенные чувства, многозначительные взгляды и гениальная игра Веры Холодной помогали людям забыться. Требовались новые картины. Оставив в Москве любимого мужа и одну из дочерей, Вера вместе со второй дочерью и сестрой, легко получив все необходимые документы, приезжает к морю. Одесса встречает звезду пышным, каким-то даже слишком самоотверженным обожанием. Привыкшая ко всему Вера (например, в Екатеринославе поклонники подняли автомобиль с актрисой и отнесли его к гостинице на руках), никак не могла относиться спокойно к стоящей за окном на морозе и ветру толпе. Она принимала совершенно незнакомых людей, поила чаем, просила передать остальным: «Пусть уходят, я знаю про их любовь»... Вопреки распоряжениям директора группы, она смело выходила в толпу, раздавая автографы и повторяя: «Не мерзните больше, идите домой». Но люди стояли... Известно, что за право обслуживать Холодную в гостинице велась целая война. Есть сведения, что горничную, провозгласившую, что «подавать Холодной» будет лишь она сама, потому что сейчас ее смена, неизвестные избили в коридоре. Разумеется, актрису все это ужасно нервировало. К тому же, график был весьма напряженный. Кроме работы на съемках, Холодная, конечно, участвовала в светских мероприятиях. Сам начальник штаба союзных войск Юга, «французский одессит» Анри Фрейденберг был без ума от актрисы, оказавшейся не только красивой, но и умной, хорошо образованной женщиной, без тени «звездной болезни». При этом Вера участвовала в театральных авторских вечерах, выступая вместе с гастролировавшими в это время в Одессе звездами. Жизнь била ключом, и иногда, как говорится, «по голове». При всем внешнем шике, в гостиничном номере актрисы стоял такой холод, что она вынуждена была переселить дочь и сестру в частную квартиру. Сама же старалась быть поближе к работе. Обещала, что не расклеится, даже когда выходила в открытых платьях на сцену перед сидящей в шубах и шапках публикой. Но однажды прямо во время выступления актрису начал бить озноб. У нее поднялась высокая температура, и врачи констатировали сначала «испанку» - редкую форму гриппа, всего полгода назад унесшую множество жизней, - а потом... смерть.