Читаем без скачивания Всегда солдат - Серафим Сабуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Гри-иша!!
В тот же миг теплые дрожащие руки обвились вокруг моей шеи и кто-то тяжело прижался к спине. Я обернулся. По смуглому лицу незнакомой пожилой женщины катились крупные слезы. В глазах ее - - боль и затаенное ожидание радости, счастья.
- Вы ошиблись, - тихо сказал я.
Женщина подняла невыразимо печальное лицо.
- Сыночек, - прошептала она, - и сама вижу, что обозналась. Но пусть будет так. Может, и моего Гришу также обласкает чужая мать…
К нам подошел конвоир и спросил, кивнув на женщину:
- Матка?
Я растерянно молчал. [98]
- Да, да, это мой сын! - взахлеб заговорила женщина, с надеждой и мольбой глядя прямо в глаза гитлеровцу.
* * *
Я долго не мог поверить своему счастью: меня временно отпустили «домой», предварительно записав адрес «родителей»…
Елизавета Григорьевна Головенко жила в двухэтажном домике недалеко от центра города.
- Ну, вот мы и дома… Милости просим! - она вошла в парадное и пропустила меня вперед.
- Лиза, ты? - раздался из комнаты мужской голос.
В прихожей появился хозяин. Увидев меня, он остановился и вопросительно посмотрел на жену.
- Мой муж, знакомьтесь.
С некоторой неуверенностью Головенко протянул руку.
- Александр Игнатьевич.
- Серафим Петрович.
- Саша, это пленный, из той партии, что месяц назад прибыла в Лебедин.
- Вот как, - Головенко пожевал губами. - Что ж, гостем будет.
- Долгим гостем, - сказала Елизавета Григорьевна. - Я, Саша, по ошибке приняла его за нашего Гришу. - Женщина вздохнула. - Так похож…
От топившейся печки (прихожая одновременно служила и кухней) потянуло теплом. Я зябко поежился и надолго раскашлялся.
- Вы совсем хворый! - воскликнула Елизавета Григорьевна. - Проходите быстрее в комнату.
- Да на мне пуд грязи и насекомые могут быть…
- Отмоем. Ты, Саша, займись его внешностью, а я воды согрею. Муж у меня на все руки мастер, и даже домашний парикмахер…
Я с наслаждением мылся горячей водой, от которой давно отвык. В последний раз был в бане одиннадцать месяцев назад. Всей эскадрильей мы ездили тогда в Балаклаву. Как давно это было!
Мне казалось, что с тех пор прошла целая вечность. Да так оно и было для меня. Можно прожить пятьдесят [99] лет и не заметить, как они пролетели. Иногда же один год равен целой жизни. Все зависит от того, каким содержанием он наполнен. У меня этот год был насыщен ненавистью и борьбой, борьбой и ненавистью. Я пробуждался и засыпал с единственной мыслью - выстоять в поединке со смертью, который начался допросом в гитлеровской комендатуре Бахчисарая. Поединок этот еще идет и неизвестно, сколько продлится. Но я твердо знал - борьба закончится с моим последним вздохом. Что бы ни случилось, я не забуду дорогу на восток, к фронту, не расстанусь с мыслью вернуться в строй.
Только бы пройти эту теряющуюся в бесконечности дорогу, только бы вновь очутиться в кабине боевого самолета! Тогда и смерть не страшна…
Вечером я долго рассказывал супругам Головенко о жизни в лагерях и на этапах, о неудавшемся побеге. Говорил не только для них, но и для себя. Вспоминая, переоценивал свои поступки, подытоживал пережитое. Очная ставка, которую я устроил себе с собственной совестью, кончилась благополучно. Беспокоила меня только последняя нелепая выходка, благодаря которой я вырвался из Полтавского лагеря. Она и сейчас саднит, эта болячка…
Тени от керосиновой лампы плотно лежали на стенах и потолке. Ночь льнула к окнам. Резкая глубокая морщина легла над переносицей Александра Игнатьевича. Елизавета Григорьевна мяла в руке мокрый носовой платок.
- Неужели и мой Гриша где-нибудь сейчас вот так мучается? - едва слышно произнесла она.
Александр Игнатьевич долгим взглядом посмотрел в окно, сощурился и задумчиво произнес:
- Поймут ли люди будущего то, что сейчас происходит на земле? Оценят ли наши муки? - Он помолчал и сам себе ответил: - Должны понять и оценить. Любовь к Родине, мужество и героизм нетленны… Что же вы, Серафим Петрович, дальше думаете делать?
- Бежать, - коротко ответил я.
- В таком состоянии! - встрепенулась Елизавета Григорьевна. - Вам необходимо подлечиться!
Я горько усмехнулся. [100]
- Где? Может, фашисты санаторий для пленных открыли?
- Санаторий не санаторий, а подлечить мы вас, пожалуй, сможем, - сказал Александр Игнатьевич. - Так ведь, Лиза?
Жена кивнула, набросила шаль и молча ушла.
- У нее знакомства в городской больнице, - пояснил Головенко.
- А гитлеровцы? - забеспокоился я. - Как скрыть от них?
- Что-нибудь придумаем.
Елизавета Григорьевна вернулась примерно через час.
- Идемте, - взволнованно сказала она, - я договорилась с дежурным врачом. Поместят вас в терапевтическом.
Задание
Больница находилась на окраине Лебедина. Окна моей палаты выходили как раз на ту дорогу, по которой пленных возили на лесозаготовки. Сразу за дорогой начинался густой лес. Машинально я отметил про себя, что в случае побега будет нетрудно скрыться.
Спал очень крепко и проснулся, когда начался врачебный обход. Лечащий врач спросил обо мне у сестры Веры Сергеевны.
Она что- то быстро зашептала, а Константин Иванович (так звали лечащего врача) согласно закивал головой.
Доктор тщательно прослушал и осмотрел меня.
Вскоре в палате появилась Елизавета Григорьевна. По тому, как тепло он встретил мою знакомую, нетрудно было догадаться, что они хорошие друзья.
- К сыну пришла, Константин Иванович.
Доктор понимающе улыбнулся.
- Крепкий у вас сын. Перенес на ногах тяжелое воспаление легких. Но теперь уже все в порядке. Через неделю ждите домой.
Врач и сестра ушли.
- Ну вот, - ласково сказала Елизавета Григорьевна. - Все устроилось как нельзя лучше. И с гитлеровцами [101] улажено. Я убедила их, что вы уже не подниметесь.
Прошла неделя. Елизавета Григорьевна навещала меня два раза в день. Приносила еду, сообщала городские новости, рассказывала, что происходит в лагере.
Я заметно окреп, вновь стал думать о побеге. Ломал голову над тем, как связаться с лагерем, чтобы предупредить Ваню.
Поделился своими планами с Головенко.
- Ну что ж, постараюсь связаться с вашим другом, - пообещала Елизавета Григорьевна. - В таком деле нельзя быть одному, - и добавила: - Кстати, и у меня есть для вас попутчик. В Лебедине скрывается Михаил Рощин. Он служил в авиагарнизоне. Хотите его в товарищи?
- Конечно!
- Тогда я познакомлю вас. Как только стемнеет, ждите стука в окошко. Придет еще один человек. Он знает о вас и хочет дать поручение. Большего сказать не могу.
Я и раньше предполагал, что Елизавета Григорьевна не обычный человек в городе. Даже то, что она сумела определить меня, пленного, в больницу, говорило о многом. Теперь же мои предположения превратились в уверенность.
День тянулся убийственно долго. Когда на дворе стемнело, в окошко тихо постучали. Я оделся и быстро вышел.
Елизавета Григорьевна жестом позвала меня за собой. Мы зашли за угол больницы, туда, где темнели кусты.
- Держите, - шепотом произнесла она и передала узел. - Здесь пиджак, ватник и ботинки. Просьбу вашу выполнила, с лагерем связалась. Только Вани там нет. Говорят, сбежал накануне…
Из кустов вышел коренастый мужчина.
- Знакомьтесь, это Михаил Рощин, - представила Головенко.
Мы обменялись рукопожатием. Пожатие Рощина было сильным и энергичным. Это понравилось мне.
- А теперь побеседуйте с одним человеком, - обратилась ко мне Елизавета Григорьевна. - Зовите его [102] просто - учитель. Мы с Рощиным отойдем в сторонку, покараулим.
Через минуту послышались шаги, и тут же на мое плечо легла рука.
- Здравствуйте, Серафим Петрович! - Человек говорил медленно, чуточку растягивая гласные. - Давайте сразу о деле. Слышал, что вы намерены бежать сегодня. В каком направлении думаете пробираться?
- На восток, конечно. Так короче.
- Не всегда. - Учитель помолчал. - Двигаясь на восток, вы упретесь в Воронежский фронт. В прифронтовой полосе гитлеровцы очень внимательны. Говорят, вблизи от фронта они выселяют из деревень всех мирных жителей. Естественно, вас тотчас приметят.
- Как же быть?
- Я предложу иной путь, к другому фронту. Партизанскому. Он гораздо ближе. От Лебедина до района действий партизанских отрядов километров сто пятьдесят - двести. Дней через десять, самое большее, вы будете у своих. Оттуда вас, конечно, постараются переправить через линию фронта. Так вот. Вы передадите партизанскому командованию план размещения фашистских войск в Лебедине и его окрестностях. В городе за эту неделю появилось много техники и живой силы. Солдаты расквартированы в основном на окраинах. Части прибыли из глубокого тыла, некоторые даже сняты с Западного фронта. Куда их направят из Лебедина, установить не удалось. План размещения гитлеровских войск мы решили доверить вам. Держите.