Читаем без скачивания Не пытайтесь это повторить - Надежда Первухина

А я решила пойти в храм. Храм Тысячи Звезд.

У нас в Щедром много церквей, представляющих разные конфессии и вообще верования. Про католические, православные и протестантские, а также мечети и синагоги я не говорю — и так понятно, что их имеется в изобилии. Но есть и другие храмы. Например, храм Дианы — для ведьм, храм Белой Лилии — для вампиров; совсем недавно открыл свои двери храм Полной Луны — понятно, что в нем собираются помолиться оборотни. Есть и культовые сооружения, так сказать, темного порядка: храм сантерии и вуду, церковь сатанистов и молитвенный дом поклонников Кали.

Вот только церковь Тысячи Звезд не принадлежит никому. Ее построили и открыли на средства одного нашего местного олигарха. Он узнал, что у него рак, и решил пустить свои деньги на благочестивое дело. И, посоветовавшись с собственной душой, построил храм для всех. Для всех без исключения. Идея была проста: как звезд на небе много, и они все разные, так и вер на Земле много — разных и подчас удивительных. Но если хочет душа не просто веры, а чего-то особенного, дорога ей — в храм Тысячи Звезд. И еще. Часто люди, глядя на звезды, особенно падающие, загадывают желания. Поэтому храм Тысячи Звезд — это храм желаний, просьб и обещаний. Ведь перед звездами каждый чист и честен, и их можно не бояться, как Бога.

Я вошла в храм. Он был выстроен в форме круга и немного напоминал собой планетарий. Да, собственно, почему бы и нет? Внутри его всегда стояла полутьма, и с купола вниз струили свет многочисленные звезды. Говорили, что при строительстве этого храма архитекторы применили некую хитрость, касающуюся теории свертывания пространства, так что его потолок — это в одном измерении действительно мраморный купол, а в другом — просто кусок настоящего звездного неба. В этом была загадка храма и его притягательность. В нем всегда было многолюдно.

Но сегодня я здесь оказалась одна.

И поэтому мне стало немного страшновато.

Нет, я выразилась неточно. Я испытывала не страх, нет, а благоговение, которое всегда касалось моей души, когда я вспоминала:

Открылась бездна, звезд полна.Звездам числа нет, бездне — дна.

Для меня эти строки были как мантра. Произнеся их шепотом, я опустилась на колени и погрузилась в медитацию.

Прошло какое-то время, и мысли успокоились, чувства угомонились, а сознание раскрылось бездонности звездного неба. Ушел страх, боль одиночества, разочарование оттого, что Лекант оказался лишь моей выдумкой… Я раскрывалась навстречу звездам и в какой-то момент услышала их пение.

Разве вы не знаете? Звезды поют. И если в сознании все чисто и ясно, то можно немного, в меру своих человеческих сил, подпеть им. Спеть свою историю, свою радость, свое горе.

И наступил миг, когда я запела.

Я пела о том, как странно быть и не быть человеком, как трудно найти любовь, а встретив ее — не понять. Я пела о горечи разочарований, о неумирающей надежде на встречу с любимым, о том, что смерть — еще не повод для расставания…

Я пела, и надо мной медленно вращалось звездное небо.

Я допела свою песню и встала с колен. Покой и умиротворение снизошли на меня. Я достала из кармана золотое перышко. Оно нежно светилось, и мое стеклянное сердце преисполнилось радости. Радости такой чистой, какая бывает только в детстве.

Баюкая перышко в ладонях, я пошла к выходу, и тут из-за колонны вышел некто. В плотном сумраке храма не было возможности разобрать, кто это — человек или нелюдь, женщина или мужчина.

Существо заступило мне дорогу. Направив на него свет перышка, я различила черты мужчины и вроде бы человека.

— Позвольте мне пройти, сударь, — максимально вежливо сказала я. — Я спешу.

Он стоял не двигаясь.

— Ну коли вам угодно изображать из себя дорическую колонну, изображайте. А я пойду.

Я сделала шаг…

И тут он протянул мне руку. Ладонью вверх.

На его ладони сияло золотым светом такое же, как у меня, перо.

— Кто ты? — прошептала, отступая, я.

Наступила пауза, в течение которой было слышно, как поют звезды.

— Ты не узнаешь меня, Тийя? — спросил он.

О, этот голос!

Как я могла не узнать!

Дура набитая!

— Лекант, — прошептала я, чувствуя, что ноги меня не держат.

Он, кажется, улыбнулся и взял меня за руку. Тепло и нежность, охватившие меня при этом простейшем действии, невозможно было спутать ни с чем.

— Идем на свет, — попросил он. Его голос обволакивал, как шелк.

Мы вдвоем вышли из храма и сели на резную скамейку в церковном садике. Здесь росли вечнозеленые туи, и мне на миг показалось, что их приглушенная зелень стала невыразимо яркой. Словно мне поменяли зрение.

— Тийя, — тихо сказал мне Лекант, продолжая держать мою руку, — почему ты не смотришь на меня?

— Я боюсь…

— Боишься? Чего?

— Что ты только мой сон. Что ты исчезнешь, развеешься как дым при первом прикосновении.

— Не бойся. Посмотри на меня. Коснись меня. Я не сон и больше никогда не буду сном. Ну же, Тийя!

— Не торопи меня, — умоляющим шепотом попросила я. — Я не могу в себе разобраться, я не знаю, чего я хочу, я словно попала в водоворот…

И тогда он обнял меня и привлек к себе. Мое ухо прижималось к его груди, и я слушала, как бьется сердце Леканта. У него есть сердце! Он живой! Он не плод моего воспаленного воображения!

— У тебя теплая кожа, — прошептала я, робко касаясь ладонью его шеи. — И вообще, ты по сравнению со мной горячий.

— Тийя, не надо сравнивать: ты, я… Мы теперь вместе, ты вызволила меня из заточения… А сейчас скажи мне: я нормально выгляжу?

— В смысле?

Для меня Лекант выглядел сногсшибательно.

Но тут я опомнилась.

Лекант был наг, если не считать браслетов на его руках и нескольких кусков того самого полиэтилена, который исчез из кладовки. Сквозь него просвечивало тело, напоминающее цветом кофе с молоком. Я бы прикоснулась губами… О боже! О чем я только думаю!

Я тихо засмеялась и прижалась к нему:

— Лекант Азимандийский, ты выглядишь потрясающе в этой пленке.

— Я нашел ее в той комнате, больше ничего не было… Ты думаешь, это сойдет? Я никого не напугаю своим видом?

— Не напугаешь. Но удивишь, это точно. Подумают, что ты какой-нибудь поклонник нудизма.

— Я не знаю, что такое нудизм.

— Я потом объясню. А сейчас дай мне хоть немного на тебя насмотреться.

Лекант улыбнулся и приложил свои горячие ладони к моим холодным щекам:

— Смотри, Тийя…

А я и смотрела! Во все глаза!

И страшилась того, что вижу.

Не потому, что Лекант был каким-то там уродцем, — глупости. Он был прекрасен, и внешность у него была самая ангельская. Нет, он не смотрелся каким-нибудь пухляшкой с розовыми щечками и круглыми ладошками. И не дудел при этом в золотую трубу. Лекант выглядел как грозный ангел. Его бледный высокий лоб двумя резкими линиями прочерчивали густые черные брови. Стреловидными ресницами окаймлялись пронзительные глаза, сверкающие, как два сапфира. Совершенный овал лица, гордый нос, чуть поджатые губы — все это восхищало и немножко пугало своей непревзойденностью. Словно люди не могут так выглядеть.

Впрочем, разве Лекант — человек?

Но он и не сказал мне, кто он.

А нужно ли мне это знать? Любопытство сгубило не только кошку, но и тех бестолковых жен из сказок, мужья которых любили, например, отправляться каждое полнолуние в море. И оказывались морскими принцами. А потом не возвращались.

— Так что? — спросил меня Лекант.

— А?.. — Наверное, у меня было очень глупое лицо, но я совершенно забыла, о чем мы говорили, под взором этих голубых сапфиров.

— Тийя, — мягко напомнил Лекант, — я насчет своего одеяния. К сожалению, моя прежняя одежда истлела…

— О небеса! Да-да, конечно. Я вспомнила. Прости. Конечно, твоя одежда прекрасна, но в качестве костюма на бразильском карнавале. Нужно что-то более современное и простое. Джинсы, рубашка, куртка. Тебе пойдет.

— А где все это взять? — Тут я поняла, что мой Лекант совершенно наивен в плане товарно-денежных отношений.

— Купим, — сказала я. — В магазине.

Лекант потер виски.

— Столько новых слов и понятий, — пробормотал он. — Вот что значит проспать столько лет…

— Сколько? — коварной змеей высунулась я.

— Тийя, это совершенно неважно.

И я поняла, что это действительно совершенно неважно. А важно то, что мы с Лекантом сидим, обнявшись, в храмовом дворике, моя голова лежит у него на плече, а пальцы рук сплелись, как ветви деревьев.

Так, конечно, можно долго просидеть, но ведь нас все равно кто-нибудь заметит. Что это, скажут, за тип в полиэтиленовых мешках сидит, обнявшись с нашей Тийей? Слухи пойдут, сплетни. А мне этого ох как не хочется.

— Лекант, нам надо идти.

— Куда?