Читаем без скачивания Предательство в Неаполе - Нил Гриффитс

— А разве Алессандро ниже?

— Одного роста. Нет, ну что за примитивные взгляды! — воскликнула Луиза.

— Не уверен, что мог бы жениться на женщине, которая выше меня.

— Понимаю. Она казалась бы тебе чудищем, правда?

Я смеюсь и спотыкаюсь на неровном тротуаре. Луиза идет очень быстро, ни дать ни взять студентка, спешащая на занятия; с сумкой через плечо, в черной шелковой блузке и короткой черной юбочке, открывающей длинные стройные ноги, она выглядит юной непоседой.

Едва я собираюсь просить ее не слишком торопиться, как оказывается, что мы дошли до траттории. Дверной проем прикрыт занавеской из множества ярких пластмассовых бус на ниточках. Мы проходим внутрь, и Луиза здоровается с двумя пожилыми официантами, обращаясь к ним по имени, длинными тонкими руками обнимает их худые плечи. Нас препровождают к столику в самом углу, рядом с кухней.

Усевшись, Луиза откидывается на спинку стула и кричит в сторону кухни:

— Don Ottavio, buon giorno, come va?

В ответ оттуда доносится:

— Buon giorno, Louisa, come va?

После краткого обмена репликами на итальянском из кухни появляется человек, вытирая руки о белый фартук. Невысокий, лет пятидесяти, весь в поту, коротко стриженные волосы будто смочены оливковым маслом, на лоб падают черные локоны. Жестом просит он Луизу представить меня. Я встаю, и мы пожимаем руки. Повар окидывает меня взглядом. Трудно понять, одобряет ли он увиденное. Говорит что-то Луизе, явно про меня, и та смеется. Потом снова поворачивается ко мне и еще что-то произносит.

— Он говорит, для него большая честь видеть тебя здесь. Выбирай что хочешь, он все сделает.

— Grazie, signor, — говорю.

— Зови его дон Оттавио.

— Grazie, дон Оттавио.

Повар улыбается и возвращается на кухню. Я сажусь на свое место и беру ломоть хлеба из корзинки на столе. Корка жесткая, застревает между зубами, а сам хлеб рыхлый, пористый, похожий на сухие медовые соты: великолепное сочетание.

— Я их хорошо знаю, — заявляет Луиза. — Прихожу сюда перекусить всякий раз, когда иду в университет. Обедаю и читаю. Очень удобно.

— Представляю.

Есть отпечатанное меню, в котором я пробую разобраться с помощью Луизы. Останавливаюсь на penne alia amatriciana. Луиза заказывает то же самое и графинчик вина caraffa.

Я спрашиваю, как у нее с итальянским, свободно ли говорит на нем.

— Ну, еще не свободно, — говорит Луиза, — но два года срок порядочный. Здесь не как в Милане. Не всякий говорит по-английски. Вначале я брала уроки, но основы усвоила довольно быстро. А как, по-твоему, мне удается работать над диссертацией?

— А ты пишешь диссертацию? — восклицаю я, не скрывая удивления.

— Я и сама не могу поверить. Это все Алессандро. Нечего и пытаться отделаться обыкновенными курсами. И потом, обучение занимает семь лет, а экзамены, как я тебе говорила, устные — так чего волноваться?

— А степень по истории Италии?

— Надеюсь.

— Ты надеешься?

— Ну что-то в этом духе.

— Тебе это нравится? — спрашиваю я и думаю, насколько же Луиза изменилась: когда мы с ней познакомились, у нее напрочь отсутствовал интерес ко всему, связанному с наукой, умственным трудом и усидчивостью.

— Нормально. Здесь, похоже, образовательный бум. Множество студентов, споры на лекциях. Тебе стоило бы полюбоваться: полные аудитории, забиты до отказа. Молодежь с превеликой яростью грызет гранит науки.

— У тебя много друзей? — Я радуюсь, что мне удалось задать невинный вопрос.

— В общем, нет, — беспечно отвечает Луиза.

— Почему же?

— Не знаю. От парней того и жди неприятностей. А девчонки… я им не нравлюсь. Да нет, дело не в этом… просто они здесь довольно пылкие и… — Она замолкает, не будучи уверенной, стоит ли рассказывать мне обо всем.

— Ты была плохой девочкой? — задаю я провокационный вопрос.

— Нет, — сердито отвечает Луиза. — Боже, и вот так всегда! Ну, если хочешь знать, есть один профессор. Ему всего тридцать пять. Очень красив и обаятелен. Обожает оперу. Кстати, Алессандро оперу ненавидит. Театр Сан-Карло — нечто грандиозное. Я люблю бывать там, и профессор меня приглашает время от времени. В общем, девчонки наши про это узнали — и понеслось! Возле университета есть небольшая площадь. Ты бы видел это зрелище! Мы орали друг на друга как резаные. Они обзывали меня puttana, sgualdrina. Все из-за профессора. Я не выдержала и расплакалась. Пришлось звонить Алессандро на работу, чтобы он приехал и отвез меня домой.

— И что он сказал?

— Ничего.

— Ничего?

— Он считает оперу буржуазным искусством. — Луиза пожимает плечами.

— Неадекватная реакция в данной ситуации, — заключаю я тоном психотерапевта.

— Знаю. Но его это и в самом деле беспокоит. Знаешь ведь, как говорят: «Он такой старый, тебе в отцы годится». Я считаю, это полная чушь. Когда любишь, я имею в виду. Только временами я думаю, что Алессандро воспринимает меня скорее как дочку-подростка, а не как свою жену…

— Тебе двадцать семь…

— Я сказала «воспринимает». Это же не значит, что так оно и есть. Просто ему приходится улаживать детские проблемы вроде кошачьих свар с девчонками из-за университетских профессоров.

— Я понимаю.

Подали еду. Луиза рассказывает, как она познакомилась с Алессандро — очень романтическая история. Повстречались они в Лондоне, в книжном магазине. Луиза, конечно же, не книгу покупала, а всего лишь пряталась от дождя. Алессандро решил, что она работает в магазине. «Ха!» — язвительно восклицает Луиза: на самом деле она работала в парфюмерном «Николь Фархи» на Нью-Бонд-стрит. Как бы то ни было, Луиза помогла ему найти нужную книгу, имя автора которой Алессандро записал, услышав по радио. Оказалось, он перепутал «j» и «g». Алессандро ушел, но она чувствовала, что он должен вернуться. Дело кончилось тем, что остаток дня и весь следующий день Луиза провела в книжном магазине. Он появился за пять минут до закрытия и повел ее в «Quo vadis».[35]

— А что за книга была? — спрашиваю я. — Та, что он искал.

Луиза удивленно смотрит на меня.

— Боже, ну у тебя и страсть ко всяким мелочам!

— Ты хочешь сказать — к важной информации.

— С чего бы это? — спрашивает Луиза раздраженно.

— Не хотела ли ты спросить «почему»? — Не могу отказать себе в удовольствии немного побыть занудой.

— Нет, я имела в виду, с чего это она важная…

— Да нет же, нет! Ты хотела сказать: «Почему так важно знать, что за книгу он покупал?»

— По-моему, мы оба понимаем, в чем дело, — резко бросает она.

С минуту мы молчим, потом Луиза шепотом произносит:

— У, надо же, наша первая ссора.

Я улыбаюсь в ответ. Она продолжает:

— Мы цепляемся друг к дружке совсем как в прежние времена, помнишь?

Я по-прежнему молчу.

— Только не говори, что ты не помнишь. — Луиза настойчива: ей захотелось втянуть меня в маленькую игру, в легкий флирт.

— Это моя вина. Я первый начал к тебе цепляться.

— А мне нравилось. Кто занудствует, тот здорово заводит.

Да, теперь запахло опасностью. Наши отношения по преимуществу состояли из ссор, то есть тогда, когда мы не занимались сексом, где слова особо и не нужны.

— А ты крепко держишь рот на замке, — говорит она с улыбкой.

Я продолжаю в том же духе.

— Ты все еще сердишься?

Наверное, вести этот разговор будет легче, если я скажу что-нибудь, а не предоставлю ей возможность и дальше меня допрашивать.

— Если ты не против… мне не хочется говорить об этом.

Луиза обескуражена, но быстро берет себя в руки:

— Ты прав. Десять лет прошло. Я замужем.

— Да, замужем, — вымученно улыбаюсь я. — А ты?

— Что — я?

— У тебя есть кто-нибудь?

— Была. Довольно долго. С год назад все кончилось.

— И с тех пор никого?

— По сути, нет.

— В Неаполе много хорошеньких женщин. Превосходные самочки. Сама любуюсь. Бедра, зады да груди. Отличная оливковая кожа. И красавицы, такие красавицы…

— Ты бы посмотрела на тех, что были сегодня в суде, — говорю я, желая увести разговор подальше от описания неаполитанок: это меня повергает в угнетенное состояние, равно как и ее речи, призванные воскресить воспоминания о нашей близости десятилетней давности. Безобидное на первый взгляд восхищение прелестями местных жительниц в устах Луизы грозит развитием эротической авантюры. Понять не могу, как это ей удается. Она не сделала ни одного двусмысленного намека, ни жеста, не говоря уже о таких откровенно завлекающих, как облизывание губ, посасывание пальчиков и прочее. Нет, ничего подобного. Просто от Луизы исходит нечто, позволяющее проникнуть в ее буйные эротические фантазии, в то время как она рассуждает на отвлеченные темы, красочно описывая неаполитанских женщин, в своем воображении Луиза сама предается похоти. С Алессандро, со мной, с одной из этих женщин, со всеми. Наливаю вина и залпом опрокидываю свой бокал.