Читаем без скачивания Собрание сочинений в десяти томах. Том 4 - Юзеф Игнаций Крашевский

— Хорошо, что мы вас застали здесь! — воскликнула она входящему с улыбкой и подавая ему руку. — Вы должны прислужиться и помогать нам. Мой жених торопит, у нас бездна закупок, несколько тысяч дукатов, чтобы выбросить за окно. Просто не сладим! И этот бедный Сильван так влюбился, так смешон, так страдает, что ни к чему не годится!

Вацлав из вежливости предложил свои услуги.

— Я расквитаюсь с вами, cousin, — прибавила Цеся лукаво, — не может же быть, чтобы вам не нужно было чего-нибудь для Франи; вы сами не сладите с женскими вздорами: мы выберем самые красивые, самые изящные и самые дорогие. Ведь уж не вернетесь же из Варшавы с пустыми руками; стыдно было бы вам и смешно.

С этой минуты Вацлаву не было покоя от Цеси, которая постоянно хотела держать его при себе, хоть и изменила систему обращения с ним, никогда уже не говоря и не напоминая о прежних отношениях. Постоянно была занята своею будущностью, свадьбой и ролью, какую приходилось ей играть в свете; беспрестанно напоминала ему о Фране, с притворным расположением к ней, но всегда с некоторой иронией, искусно, впрочем, прикрытой. Бедный Вацлав был печален и гнулся под тяжестью преследований, которые принимали затейливейшие формы.

Графиня Евгения, которая, несмотря на недостаток свежести и сильно уже увядшие прелести, надеялась еще при свечах найти хотя какого-нибудь поклонника, наравне с любопытной и нетерпеливой Цесей побуждаемая Сильваном, торопилась явиться в свет, возобновить старые знакомства и завязать новые сношения. Наняли экипаж, квартиру устроили великолепнейшим образом, много кинуто было денег. Наконец графиня собралась с сыном к барону Гормейеру, но их не приняли. Надо было ждать визита, и он был сделан только на четвертый день. По несчастью для Сильвана, Вацлав случился как раз в гостиной, и не было возможности спрятать его. Барон вошел с дочерью, которую хотел представить графине, но, увидев на пороге Вацлава, молодая вдова так смешалась, побледнела, изменилась в лице, что от волнения должна была сесть, едва поклонившись хозяйке дома. Это сложили на слабость, усталость и какое-то происшествие, которое испугало ее за минуту, хотя Сильван знал хорошо, что это значило. Разговор завязался с большим трудом и общими местами, но Эвелина решительно не принимала в нем участия, все время засматривалась на Вацлава; в глазах ее появились даже слезы…

Сильван бесился и не знал что начать; Цеся смотрела и ничего не могла понять, потому что брат не объяснил ей этого странного случая; барон же, пользуясь встречей, подошел к Вацлаву и с необычайною любезностью и искательством пристал к нему.

Он расспрашивал его, приглашал к себе, ластился к нему и так ловко маневрировал, что подвел его к дочери, которая, подняв на него отуманенные слезами глаза, задрожала. Во взгляде бедной женщины видно было, что в этом незнакомце, так живо напоминающем ей утраченное счастье, она искала с отчаянием того чувства, которое когда-то улыбалось ей. Она, казалось, молила о сострадании, глядя на Вацлава, и из печальной, равнодушной, холодной, стала такой ласковой, взволнованной, нежной; прекрасное лицо ее так дивно изменилось, что Сильван, посматривая на нее со стороны, глазам своим не верил. О! Что делает с лицом человеческим один проблеск радости! Как оно изменяется! Как становится чудно-прекрасно, когда из-за слез выглянет веселость и улыбнется хоть воображаемое счастье!..

Так случилось и с Эвелиной, когда пугливый взгляд ее встретил холодный, но полный сочувствия взор Вацлава, в котором отражалась доброта. Она с трудом открывала дрожащие уста, с трепетом умоляя о сострадании и хотя бы обманчивой надежде. Пораженный Вацлав испугался этого взгляда, выражение которого говорило о многих слезах, выроненных напрасно; но его тронуло страдание незнакомки, совершенно необъяснимым образом обращающейся к нему с какою-то просьбою. В этих прекрасных чертах обыкновенно холодной и гордой женщины было теперь столько нежности и прелести! Он хотел бежать и не мог, прикованный состраданием вместе признательностью. Он остался на своем месте, хотя Цеся ему мигала, хотя Сильван, приблизясь, старался оттереть его от Эвелины и занять его место. Молодая вдова, казалось, не слышала даже голоса Сильвана: так была она занята Вацлавом.

— Вы здесь, в Варшаве, как и мы, гость, — сказала она соседу по-французски, — как мы, немножко чужой, и как бы то ни было вы обязаны жить с нами! Мы, как путники посреди пустыни, между которыми знакомство завязывается легко. Отчего вы не были у нас до сих пор? Ваш двоюродный брат, граф Сильван, далеко любезнее вас.

— Кому может понадобиться общество деревенского жителя, который тоскует по деревне?

— И о тех, которых там покинул.

— И о тех! — прибавил Вацлав тихо.

— Да и кто же не тоскует о чем-нибудь и о чем-нибудь не страдает? — продолжала Эвелина вполголоса. — Надо утешать друг друга и облегчать тяжесть. Вы любите город? — спросила она.

— Признаюсь вам, нет.

— Прежде я очень любила город, теперь он мучит меня и надоедает мне. В городе надо быть счастливым, иначе вид этого шума и веселости удваивает страдания.

— Страдания? — спросил Вацлав. — В таких молодых летах, разве вы могли испытывать их?

— Я? — ответила баронесса, очевидно забываясь в каком-то минутном увлечении. — Я? Я уже знаю все земные страдания, хотя едва еще прикоснулась к чаше жизни и высосала из нее лишь каплю сладости.

Отец взглянул на нее сурово, как-то печально, и Эвелина пришла в себя; графиня сказала ей что-то, она ответила кротко и вежливо и тотчас же, словно боясь потерять минуту, опять обратилась к Вацлаву, с которого не сводила глаз. Визит был весьма продолжителен: барон в беспокойстве мял шляпу в руках, а дочь его, занятая разговором, с Вацлавом, не трогалась с места.

— Вы будете у нас? — спросила она, улучив минуту, когда никто не мог подслушать. — Отчего вы не были, когда мы приглашали вас?

— Когда? — спросил удивленный Вацлав. — Я ничего не знал об этом.

Эвелина покраснела и с укором взглянула на Сильвана: это был первый взгляд, которого он удостоился.

— Приходите, когда хотите: мы всегда будем рады! — шепнула она взволнованным голосом. — Приходите, — прибавила она настойчиво, — вы сделаете нам этим много хорошего!

Этими непонятными для Вацлава выражениями, которые, однако ж, сконфузили его так, что он не нашелся, что ответить, кончился разговор и визит. Вдова подала руку соседу, встала вдруг и, как бы отрываясь от него всею силою воли, быстро простилась и вышла.

Вся эта сцена не могла ускользнуть от внимательного ока графини и. ревнивой Цеси; а Сильван был взбешен страшно и несколько минут прохаживался, воротясь от