Читаем без скачивания голова быка - Алиса Дорн

… Впрочем, как рассказчику, мне следует описывать произошедшие события достоверно.

Итак, я не доверял ему и не верил, что он уважительно отнесется к моей частной сфере, поэтому с подозрением следил за каждым его движением.

— Это же…

Эйзенхарт перевернул фотографию и так и замер, что позволило мне выдернуть снимок у него из руки.

— Лоран Искомб, я знаю.

— Но она же… своего рода легенда.

— Я знаю.

— Откуда? Тьфу ты, я не это имел в виду… как вы с ней познакомились?

— Канджар, девяносто_. Я был помощником хирурга, она медицинской сестрой.

Эйзенхарт достал стопку карточек со дна ящика. На многих из них была изображена Лоран: темные волосы, черные глаза, волевое выражение на молодом загорелом лице… лице, известном каждому жителю империи.

Лоран была одной из первых женщин, отправившихся на фронт. Дочь военного врача, она с детства следовала за ним по ставкам и выучилась у него ремеслу. После его смерти она подала прошение самому императору и добилась того, что ей позволили служить, пусть и не врачом. Она не боялась самой тяжелой работы и без устали доказывала всем — газетчикам, с удовольствием шутившим за ее счет по поводу женщин в армии, прибывавшему в Канджар новому персоналу, самой себе, — что она так же достойна этого места, как и любой из мужчин.

А еще она показала мне, чем теория отличается от практики. И пришла ко мне в комнату с бутылкой бренди, которую украдкой стащила у _, в вечер после первого увиденного мной артобстрела.

Ей не было даже двадцати пяти, когда она погибла. Снайпер выстрелил ей в спину, когда медицинская бригада вернулась на поле боя за ранеными. И определенные общественные организации этим воспользовались. Она была красива, молода и мертва — самое подходящее сочетание для трагической героини рекламной кампании. Злобные карикатуры с нее и других сестер сменились историями о добродетели и самопожертвовании, воспевавшими ее подвиг (попробовали бы они сказать Лоран в лицо, что то, что она делала, было подвигом, и не потому что военная служба в каждом случае является подвигом, а потому что она была женщиной) и героизм. Ее история, и многие другие, наводнившие прессу следом, послужила своей цели и помогла сподвигнуть правительство подписать международный договор о нейтральном статусе военно-медицинского персонала, но к тому времени она стала чем-то большим: Лоран Искомб стала национальной героиней, символом, примером для своего поколения…

Эйзенхарт рассматривал ее фотографию так, словно пытался определить, что из всего того, что о ней писали, было правдой.

— Какой она была? На самом деле?

— Упрямой, — улыбнулся я, — своенравной. Ей бы не понравилось, что ее водрузили на пьедестал, — я обратил внимание, что он как-то странно на меня покосился. — Что?

— Ничего. Просто подумал, что я впервые вижу, как вы улыбаетесь, — он кинул снимки обратно в стол и задвинул ящик. — И… я сожалею.

— О ее смерти или о своем чрезмерном любопытстве?

Он хмыкнул.

— Вы забываете, что чрезмерное любопытство — главный двигатель моей карьеры. Но вообще-то я имел в виду, что соболезную вам. Это, знаете ли, принято, когда кто-то теряет близкого человека.

Мне оставалось только скептически смотреть на него: до сих пор я не замечал в Эйзенхарте любви к этикету. Да и в хороших манерах, строго говоря, его тоже нельзя было уличить. Либо это было влияние Брэмли, либо Эйзенхарт издевался.

— Если собираетесь выражать мне соболезнования по поводу каждого потерянного на войне друга, вам следует зайти как-нибудь с утра, — сухо порекомендовал я. — Потому что вам понадобится для этого как минимум весь день. Но я бы вместо этого посоветовал вам заняться чем-то более полезным, хотя бы и вашей карьерой. Вас еще не уволили?

Сержант испуганно вскинул голову и посмотрел на нас.

— Нет, нет, — предупреждая вопросы, Виктор замахал руками. — И не уволят. С этой работы я уйду либо добровольно, либо вперед ногами.

Он в задумчивости крутанулся на стуле.

— Скажите, доктор, что вам кажется странным в этом деле?

— Все, — удивился я вопросу.

— Попробую уточнить. Что вам кажется странным в данной ситуации? — он обвел рукой комнату.

Я задумался. Я до сих пор так и не понимал, что вокруг меня происходит, поэтому вычленить один вопрос — или даже несколько — было нелегко.

— То, что кто-то перерыл мое жилище и проверил номер в отеле, но не обыскивал мой кабинет на кампусе?

— Нет. Ваш кабинет тоже осматривали, просто более аккуратно.

— Вы уверены? — позволил я себе усомниться. — Полагаю, я бы заметил, если бы это было так.

— Уверен. Один Бык искал вас в четверг и был очень расстроен, когда узнал, что вы на лекции. Думаю, бесполезно спрашивать, дождался ли он вас? — Я покачал головой; для меня это было новостью. — Они были дотошны, о вас спрашивали даже в картинной галерее Проста, куда вы ходили _, хотя трудно предположить, что вы отправились на выставку акварелей, чтобы спрятать там государственные тайны, — перехватив мой полный подозрения взгляд, он поспешил оправдаться. — Я за вами не слежу, правда!

Он, возможно, и не следил, но кого-то другого явно заинтересовали мои передвижения по городу.

— Что-нибудь еще, доктор?

— Что они искали? Ничего в забранных ими бумагах не походит на чертежи или…

— А кто сказал, что это были чертежи? — перебил он меня.

— Но…

Он был прав. Думая о нефтепроводе я самостоятельно додумал все остальное. Мое воображение дорисовало синюю министерскую кальку и геодезические карты.

— Тогда что украл Хевель?

Эйзенхарт не спешил отвечать, вероятно, размышляя, что из информации он может мне раскрыть.

— Представьте себе краткую выписку из кадастрового реестра — я не говорю, что речь идет именно об этом, но в качестве примера. Просто список из десятка фамилий: аристократов, промышленников, крестьян… Людей, которых объединяет только то, что нефтепровод пройдет по их землям. Довольно банальная информация, как кажется, но при правильном ее использовании строительство можно отодвинуть на годы. А если выкупить землю сейчас, пока не начались переговоры с землевладельцами, еще и неплохо на этом заработать.

— Мне кажется, вы преувеличиваете.

— Строительство восточной железной дороги на Королевском острове переносилось четырежды по этой причине. Уже разрабатывался проект в обход Энтлемского леса, когда лорд Энтлем наконец согласился с предложенной ценой, — Эйзенхарт достал из кармана брюк сигареты. — Вы позволите? Или, к примеру, еще один список, только покороче. Мануфактуры, способные удовлетворить потребность министерства в стальных трубах. Их будет не так много, учитывая необходимое количество. И вовремя заключенный контракт, оттягивающий нужные мощности на себя, поможет одной или двум компаниям выбыть из списка…