Читаем без скачивания Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

— Представляешь, — сказала она, хлопнув Абдель-Азима по плечу, — они и со мной хотели проделать такой же номер, что с тобой. Напишите, говорят, жалобу, подайте ее министру, оставьте свой адрес и ждите ответа…

— А каирский адрес, где ты остановилась, они у тебя не спрашивали? — с усмешкой спросил Абдель-Азим. — Не сказали тебе еще: «Мадам, оставьте также ваш номер телефона»?

Инсаф расхохоталась звонко и заразительно, как смеялась в те годы, когда слыла первой красавицей в деревне. Тогда, лет двадцать назад, по ней вздыхали и сохли многие парни…

— Да ладно тебе, — сказала она, опять хлопнув Абдель-Азима по руке. — Мне, братец, было не до смеха. И то, что я провернула, не под силу никакой мадам и никакому мусье. Ведь тебе там сделали от ворот поворот и ты приехал с пустыми руками. А я перехитрила их. «Ладно, — говорю, — ну а министр тут сидит? На него можно хоть одним глазком посмотреть?» — «Но его сейчас нет», — говорят мне. А я не поверила. Спросила у одного, у второго, у третьего. Поговорила с уборщицей, хозяином кофейни, со слугой, с привратником и даже с часовым. От них узнала, что он был недавно, но ушел на заседание в совет министров. Я тогда стала расспрашивать, где этот самый совет министров. Мне объяснили. Ну, я и отправилась туда. Прихожу, а меня не пускают. Солдаты, что у входа стоят, спросили у меня пропуск. Иначе, говорят, пройти нельзя. Делать нечего — пришлось вернуться обратно в министерство. Решила — дождусь министра тут, у входа. Рано или поздно должен же он в свое министерство вернуться. Притаилась, как лиса, у дверей и жду. А спрятаться там особенно некуда. Сижу прямо на солнцепеке. Жду час, жду два, полдень уже. Вижу, по коридорам народ забегал, засуетился. Ну, думаю, министр должен подъехать. У сторожа узнала на крайний случай, где его машина останавливается. Он, да благословит его аллах, показал мне: «Вот тут, прямо у дверей». И в самом деле именно к этому месту подкатила машина. Выходит из нее мужчина. Высокий такой, широкоплечий и смуглый, ну точно как наши деревенские мужики. Только выглядит он солидно и походка, конечно, у него другая. Шагает с таким достоинством…

— Достоинство… достоинство… Заладила… можно подумать, у нас нет достоинства! — перебил ее Абдель-Азим. — Ну, давай дальше… Только ты не тараторь и не мели всякую ерунду. Говори главное!

— Вот я и говорю. Да ты не перебивай. Только министр вышел из машины, а я тут как тут. Так, мол, и так, говорю. Я из такой-то деревни, зовут меня Инсаф Умм Салем. Пришла, чтобы пожаловаться на тех, кто проводит у нас в деревне аграрную реформу и кооперацию. А еще, говорю, хочу пожаловаться на сеида Ризка. До каких пор, ваша милость господин министр, мы должны терпеть его гнет и переносить измывательства над собой? В какое время мы живем? Мало мы, что ли, на своем веку терпели всяких унижений и страданий? И тут я, Абдель-Азим, сама не знаю, как это получилось, не выдержала и заплакала. Говорю, а у самой слезы так градом и катятся. Ничего не могу с собой поделать. Слезы меня душат, прямо слова не могу произнести. Стою перед ним и плачу…

— У тебя всегда глаза были на мокром месте, — заметил Абдель-Азим. — Уж я-то знаю. Это твое главное оружие: чуть что — в слезы.

— …а министр, видно, растерялся, начал меня успокаивать. «Не волнуйтесь, — говорит, — ситт[14]. Успокойтесь, ситт». Веришь, сам министр назвал меня «ситт». И несколько раз это повторил. Потом подозвал к себе господина, который был с ним, и говорит ему этак строго-престрого: «Разберитесь во всем как следует. И не откладывайте в долгий ящик. Немедленно разберитесь. А виновные, все, на кого жалуется эта женщина, должны понести наказание, если они нарушают закон!»

— Неужто так и сказал? — воскликнул Абдель-Азим. — Ай да Инсаф, молодчина! Вот тебе и сорока-белобока!

— Сам министр называл меня «ситт Инсаф», а ты — Инсаф, да еще и сорокой обзываешь. Какая ни сорока, а яичко сумела снести — хоть и далеко летала…

Инсаф, довольная своей шуткой, опять засмеялась было, но тут же стала серьезной.

— Министр так и сказал мне: «Успокойтесь, ситт Инсаф, все виновные получат свое». А еще добавил: «Возвращайтесь, ситт Инсаф, в свою деревню и никого не бойтесь. А если что не так, приезжайте снова сюда; не сможете — напишите письмо, достаточно марки на один кырш, и отправьте прямо на мое имя. Мы никому не позволим обижать, тем более угнетать феллахов. Вы правы, ситт Инсаф, сейчас не те времена. Правительство на вашей стороне. В нем по меньшей мере три министра занимаются непосредственно делами феллахов».

Инсаф подробно поведала Абдель-Азиму, как потом ее провели в большой кабинет, усадили в мягкое кресло и даже угостили сладким лимонадом со льдом. Такого она никогда еще в своей жизни не пила. Ей и обыкновенной воды со льдом не приходилось пробовать, а с лимоном, да еще и с сахаром — тем более. Какой-то начальник попросил подробно изложить суть ее жалобы. Он предупредил ее, что вещи, которые она рассказала министру, имеют важное значение, поэтому она должна сообщить все как есть. И если изложенные ею факты подтвердятся, министр строго накажет всех нарушителей закона. А если не подтвердятся и выяснится, что она все это придумала, то ей самой не избежать заслуженной кары.

Она рассказала все, ничего не скрывая. Начальник внимательно ее слушал, то и дело что-то записывая на листке бумаги. Он исписал один лист, другой, третий. А Инсаф все говорила и говорила. Как уполномоченный по проведению аграрной реформы вынудил феллахов подписать задним числом акты об аренде Ризком их земли. Как силой заставил подписать этот документ и ее сына. Как Ризк завладел их двумя федданами плодородной земли. Как взамен хорошей земли им выделили каменистый участок, который вообще невозможно обработать. Как Ризк пытался заставить ее сына называть себя «беем», а когда тот отказался, привязал его веревкой к пальме и избил кнутом… Начальник, который все записывал, услышав эту страшную историю, даже ручку отложил в сторону и стал говорить умные слова о недопустимости насилия, о необходимости уважать человеческое достоинство и права человека, о свободе личности, о социализме, о прогрессе и еще о каких-то важных вещах. При этом он употреблял столько ученых слов, очень многое Инсаф слышала впервые и потому не поняла — сейчас она честно в этом призналась. Инсаф не умолчала и о том, что инспектор по делам кооператива тоже занимается махинациями. Он заставляет крестьян платить за аренду сельскохозяйственных машин, которыми они не пользовались, и в то же время позволяет Ризку брать эти машины бесплатно. Когда Инсаф это рассказывала, начальник почему-то перестал записывать и посоветовал ей вообще не упоминать про инспектора. У Инсаф даже возникло подозрение — не приходится ли их инспектор родственником этому начальнику в Каире. Когда она поинтересовалась, почему она должна молчать о проделках инспектора, начальник заявил ей, что-де она сама не является членом кооператива и поэтому не может разбираться в его делах. Тем более что лично ее, Инсаф, инспектор не обманывал и не обкрадывал. К тому же, если она будет жаловаться сразу на двоих — и на уполномоченного по аграрной реформе, и на инспектора по делам кооператива, — это может показаться кое-кому несколько странным и вызвать подозрение.

— И инспектора, и уполномоченные имеются во всех деревнях Египта, — разъяснил ей начальник, — и везде они делают полезное дело. Не может же так быть, что в одной деревне вдруг сразу оказалось два плохих представителя правительства, которые обманывают феллахов и не выполняют своих служебных обязанностей.

— Значит, нашей деревне не повезло, — возразила ему Инсаф.

— Нет, нет, ситт Инсаф, этому трудно поверить. Такие обвинения могут только бросить тень на вашу деревню, будто живут там одни смутьяны, всем-то они недовольны и поэтому жалуются на представителей власти.

— Но ведь я рассказываю вам все как есть…

— Послушайте моего совета, ситт Инсаф! Заверяю вас — я не знаю ни вашего инспектора, ни вашего уполномоченного. Не думайте, что я питаю к одному из них какое-то пристрастие или хочу взять его под защиту. Я вовсе не ставлю под сомнение и правоту ваших слов. Аллах свидетель, ситт Инсаф, я вам даю совет ради пользы дела. Не надо замахиваться сразу на обоих представителей властей. Ваши обвинения против инспектора основываются только на подозрениях. У вас нет точных и проверенных фактов. А без них эти обвинения кажутся несерьезными и надуманными. Поэтому мой вам совет — лучше их вообще не упоминать в официальной жалобе. Я просто напишу, что получены также сигналы о недобросовестной деятельности инспектора по делам кооператива. Этого будет вполне достаточно. Мы, не поднимая шума, установим за ним строгий контроль, о котором он даже не будет подозревать. Только вы должны нам в этом помочь. Не надо трезвонить, кричать и жаловаться. Вы лично внимательно за ним наблюдайте и, если вам в его действиях что-то покажется подозрительным, немедленно сообщите нам. Напишите письмо и отправьте в Каир. Это будет стоить вам, как сказал господин министр, всего один кырш. Ничего другого от вас не требуется. Наблюдать, собирать факты и сообщать их нам. Но факты должны быть правдивыми и хорошо проверенными. В противном случае вы, сами того не желая, причините вред нашему государству. Ибо, сигнализируя о непроверенных фактах, вы дискредитируете инспектора. А это равносильно распространению злостных слухов о нашем кооперативном движении, что в свою очередь, да будет вам известно, является преступлением, достойным строгого наказания. Изложенные вами факты о злоупотреблениях инспектора по делам аграрной реформы немедленно будут нами проверены и расследованы. Смею вас заверить, ситт Инсаф, что раньше, чем вы возвратитесь в деревню, туда прибудет человек, который все выяснит и примет необходимые меры. Не беспокойтесь, зло будет наказано. Теперь остается только выяснить эту непонятную историю с вашим собранием. Что это за человек, который закрыл ваше собрание и еще угрожал вам? Нам о нем ничего не известно. Одно лишь могу сказать: мы к вам никого не посылали. И вообще я сомневаюсь, что он был к вам кем-то специально послан. Однако я советовал бы вам быть осторожными, внимательно присмотреться к нему и не принимать поспешных решений. Со своей стороны я тоже приму кое-какие меры и постараюсь выяснить, кто этот человек. Все, что вы мне сообщили о нем, я немедленно доложу соответствующим органам. Надеюсь, вы удовлетворены, ситт Инсаф? Что ж, в таком случае до следующей встречи!..