Читаем без скачивания Феллах - Абд ар-Рахман аш-Шаркави

— Эх, Салем, Салем, все-то ты свалил в одну кучу! А в главном не сумел разобраться до конца… Задумывался ли ты когда-нибудь, что твой сын может занять в нашем обществе более высокое положение, чем сын того, кто держит сейчас породистых собак и разъезжает на шикарных автомобилях? Даже ты, если бы начал вовремя учиться, мог бы утереть нос их сынкам, потому что не их, а тебя приняли бы в университет в первую очередь. Получив образование, ты имел бы больший вес в стране, чем те, у кого сейчас много денег. Потому что в наше время образование и знания играют большую роль, чем деньги. Именно с развитием просвещения и науки связано будущее нашего общества и лично твое. Но нам предстоит вместе с тем преодолеть еще длинный путь, чтобы полностью уничтожить неравенство, чтобы добиться такого положения, когда каждый человек смог бы получить по своим потребностям. Вот поэтому я тебе, парень, и советую — не торопись, вооружись терпением, накапливай знания, приобретай опыт. Это вовсе не значит, что ты должен сидеть сложа руки и мириться с беззаконием, насилием и произволом. Но действовать надо осмотрительно и осторожно. Не болтать лишнего. Особенно сейчас. Вот хоть бы с этим типом из Каира — явно надо быть поосторожней, а то упечет он тебя, чего доброго, за решетку, и доказывай тогда, что ты не верблюд! К нему надо присмотреться как следует, прежде чем бросаться в бой.

Я тебе даю советы, Салем, и было бы неплохо, если бы ты к ним прислушался. И вовсе не потому, что меня кое-кто по старой привычке называет «эфенди» или «беем», и даже не потому, что я твой бывший учитель. Я даю тебе эти советы по праву более опытного человека, который повидал и испытал в жизни гораздо больше, чем ты и твои ровесники, родившиеся или выросшие уже после революции. Попроси, пусть расскажет тебе мать, как мы жили совсем недавно, всего несколько лет назад. Вы, возможно, и слышали об этом, но испытать на себе вам не довелось. А есть вещи, которые вы не в состоянии понять и до конца осмыслить. Твой отец умер за два года до революции, тебе тогда еще и двух не было. Спроси у матери, сколько раз он за свою жизнь ел мясо. Очень немного, по праздникам — и то не всегда. А ведь он был одним из самых работящих и толковых феллахов — на все руки мастер. И несмотря на это, он годами не мог найти себе работы. Про все его мытарства тебе мать лучше может рассказать. Незадолго до смерти он работал в поместье Ризка — огородником и садовником. Когда он заболел, ему не на что было позвать врача. Так промучился, бедняга, около недели да и скончался. Мать твоя, убитая горем, чуть было не сошла с ума. Плакала, билась головой о землю, рвала на себе волосы, потом выкрасила лицо черной краской и, чтобы не попадаться людям на глаза, вообще куда-то скрылась. Но она была не одна — на руках у нее остался ты, годовалое дитя. Тебя нужно было чем-то кормить, и она снова вернулась в деревню. Так и стала она вдовой. А было ей всего двадцать лет. Женщина в расцвете сил и красоты. Многие мужчины предлагали ей свою руку, но получали отказ. Она дала клятву, что будет жить только для тебя. Ей приходилось очень трудно. Она постоянно недоедала, а то и вовсе голодала. Чтобы не умереть с голоду, нанялась она работать в дом омды. Когда после революции начали распределять землю среди самых бедных феллахов, мать сумела добиться, чтобы и тебе, будущему феллаху, выделили небольшой участок — два феддана. А было тогда этому феллаху всего четыре года. Полуголодный, в лохмотьях бегал ты по пятам за своей матерью, тогда красивой, молодой, но уже начавшей сгибаться под тяжестью постоянных забот и хлопот о куске хлеба насущного. С помощью добрых людей сумела она засеять свой участок и собрать с него первый урожай. В вашем доме появился наконец свой хлеб. И Инсаф немножко распрямилась. Стало жить полегче. Мать бросила работу в доме омды, трудилась только на своем участке. Потом и ты начал ей помогать. Урожай вы собирали неплохой: достался вам больно хороший участок. Два феддана, но каких! Посади оглоблю — дерево вырастет. Все завидовали вам — мало у кого была такая земля. Позарился на нее и Ризк. С помощью уполномоченного он тебя, глупца несмышленыша, и обвел вокруг пальца. Тебе показалась выгодной предложенная ими сделка, и ты согласился поменять свои два феддана плодородной земли на два феддана солончака. А вышло что? Сколько ты ни трудился, сколько ни поливал землю потом, так ничего и не собрал. А кто виноват? Ты сам. Доверился Ризку. Провели тебя, как говорят, на мякине…

Ты вот не доволен тем, что в Каире кто-то живет лучше, чем ты. Но я хочу тебе напомнить, что и ты живешь сейчас лучше, чем раньше. Хотя, понятное дело, деревне еще далеко до города. А не кажется ли тебе, что в этом в значительной степени виноваты вы сами? Такие простаки, вроде тебя, не раскинув умом, порой подписывают все, что им подсунут бывшие беи, покорно смиряются с обманом и несправедливостью… Как ты мог довериться человеку, коварство которого всем хорошо известно? Оказался в дураках, а теперь размахиваешь в воздухе кулаками. Ишь, возмущаешься, что по каирским улицам гуляют дамы с собачками, разъезжают в шикарных автомобилях. А тебя самого скрутили, как барана, и выпороли. Спрашивается, кто виноват? Да ты сам! Нечего было голову совать в волчью пасть! Так измываться над феллахом у нас здесь и в старые времена не позволяли. Спроси любого, хотя бы Абдель-Азима. Когда Абдель-Азим был в твоем возрасте, он не только возмущался, не только кричал «Долой колониализм!», но и боролся против насилия, дрался с оружием в руках. В этом главная разница между тобой и Абдель-Азимом. Свободу для вас завоевали ваши отцы и старшие братья. Они избавили вас и от английских колонизаторов, и от египетских феодалов. А вы должны уметь пользоваться этой свободой, должны уметь защищать завоевания революции. Борьба продолжается. Правда, враг уже не тот. Теперь на вашей стороне и закон, и правительство. Вы всегда можете рассчитывать на их поддержку и помощь. И все-таки вы позволяете себя одурачивать, сами подставляете спину кнуту, чуть не добровольно ложитесь под розги, а потом хнычете, что вас обижают и унижают. Откуда у вас эта покорность? Ваши отцы и матери были более стойкими, чем вы — дети революции. Раньше правительство было игрушкой в руках феодалов. Но и тогда эмир не решался поднять руку на Абдель-Азима, тем более отстегать его кнутом. А знаешь ли ты, что одного его слова было достаточно, чтобы феллаха бросить в тюрьму, сослать на каторгу. И все-таки люди умели за себя постоять…

Этот разговор происходил около дома Абдель-Максуда. Абдель-Азим и я сидели на скамейке, а Салем, поджав под себя ноги, — прямо на земле. Пристыженный справедливыми словами учителя, он все ниже и ниже опускал голову и не решался поднять глаза ни на стоявшую рядом с ним мать, ни на нас, строгих, но доброжелательных судей.

— Твоя мать, Салем, говорила о достоинстве. А знаешь ли ты, что это значит? Вот скажи, к примеру, чего ты уселся перед нами на земле, как какой-то каторжник? Разве нет места на скамейке, рядом с нами? Чего голову-то опустил? Ты что, на суде? А ну встань! Не вешай нос, парень! Смотри смело вперед. Мы ведь теперь граждане свободной страны!

— Правильно, правильно говорит Абдель-Азим, — поддержала Инсаф. — Чего ты сидишь, сынок, на земле? Садись рядом с мужчинами. Не бойся, они тебя не укусят.

Салем медленно поднялся. Метнув недовольный взгляд в сторону матери, как бы упрекая ее за то, что и она обвиняет его в трусости, он посмотрел исподлобья на нас и вдруг, словно солдат, готовый ринуться в бой, торжественно произнес:

— Ладно, я вам докажу, что не трус! Клянусь, я отомщу Ризку. Привяжу его к пальме и изобью, но не кнутом, а палкой, которой гоняют ослов! Вот тогда посмотрим, что вы скажете…

Все рассмеялись.

— Зачем же так? — попытался остудить его пыл Абдель-Максуд. — Этим ты много не достигнешь. Бить Ризка вовсе не обязательно. Важнее заставить его вернуть людям то, что он отобрал у них обманным путем, неплохо было бы заодно с ним наказать и уполномоченного!

— Э-э, пустое дело! — вскипел Абдель-Азим. — Скорее шайтан тебе что-нибудь вернет, чем Ризк! Не тот это человек. Он лучше подавится, чем поделится своим добром. Ишь, чего захотел, чтобы Ризк сам отдал награбленное! Как же, держи карманы шире! Гнать его надо в три шеи! Коленкой под зад — и пусть катится отсюда к самому шайтану! Весь вопрос, как это сделать. А тут еще как назло этот хлыщ из Каира отирается. И зачем он сюда прикатил? А мы тоже хороши — даже имени его не узнали. Поверили на слово: представитель правительства, представитель правительства! Разве представители так себя ведут?

— А вы встречались с ним? — спросила Инсаф.

Абдель-Максуд и Абдель-Азим промолчали. Зато Салем произнес целую речь:

— Вот что удивительно, о нем никто ничего не знает, хотя торчит он здесь уже целых два дня. Отдает какие-то приказания Тауфику, как заместителю омды. Требовал у шейха, чтобы Тафида ему прислуживала. Да только ничего из этого не вышло. Шейх наотрез отказался. Он даже мне не разрешает видеться с Тафидой, где уже там послать ее прислуживать какому-то заезжему холостяку без роду, без племени. Кто вообще знает, что это за птица! И если бы шейх вдруг согласился, Тафида все равно не пошла бы к нему, не на ту напали, гордости у нее хоть отбавляй.