Читаем без скачивания Корабли надежды - Ярослав Зимин

Захар согласно закивал головой.

— Теперь слушай дальше. Перед нами поставлена задача немалой трудности. У меня 16 вымпелов да турецких 28 кораблей разных. Острова придется брать поочередно, но без промедления. Пойдем отрядами. К Цериго направляю капитан-лейтенанта Шостака с двумя фрегатами и транспорт с десантом. Если у Шостака задержки не будет и жители его поддержат, то он оставит на Цериго небольшой гарнизон, а сам пойдет к острову Занте, а затем к острову Кефалония. Это самый большой и богатый остров. Капитан первого ранга Сенявин с двумя нашими и двумя турецкими кораблями направится к острову Святого Мавра. Города Паргу, Превезу и Паксу примем под покровительство России и Турции. И уже после освобождения всех этих островов всей эскадрой пойдем к Корфу. Л теперь докладывай, что ты знаешь об этом острове.

Захар развернул карту и придвинул ее к Ушакову.

— На острове Корфу две Крепости — старая и новая. Между ними город с каменными домами. Через пролив — островок Видо, который сильно укреплен и является ключом к крепости. Взять Видо — овладеть крепостью и всем островом. Вот видите, Федор Федорович, не взяв Видо, кораблям к крепости не подойти.

На острове мне удалось познакомиться и близко сойтись с одним инженером. Он был смотрителем крепости, а французы, когда пришли, выгнали его из дома и обобрали до нитки. Так этот инженер французов ненавидит, что и карту эту дал, и подробно рассказал, что есть на острове, и в обеих крепостях, и на Видо. Он же меня познакомил кое с кем из своих друзей.

Жители французов сначала приняли хорошо. Хоть они и до них были республикой, но лозунг «Свобода, Равенство, Братство!» кому не понравится. Думали, будет лучше без венецианских властей, те их изрядно обирали, а оказалось куда как хуже.

Когда французы стали хозяйничать, отношение изменилось. Я, почитай, с десятком-другим людей из разных сословий говорил, так они в один голос заявляли, что при удобном случае все пойдут против насильников. Если взять крепость, то и весь остров наш будет. Французских войск в крепости и по острову до трех тысяч, командует ими генерал Шабо. Генерал боевой и решительный, но главный на острове комиссар Директории дивизионный генерал Дюбуа. Этот из политиков, не воевал и военного дела не знает, но с амбицией.

Кораблей разных на Корфу до 20. Из них крупные корабли: линейный 54-пушечный «Леандр», 74-пушечный «Женерё» и 32-пушечный фрегат «Лебрюи». Остальные — мелкие. Пушек в крепости, инженер считает, будет до 630. Припасов много и на год осады хватит.

Захар замолчал, соображая, не упустил ли что важное. Ушаков тоже молчал, задумчиво барабанил пальцами какой-то марш, внимательно изучая карту острова. Наконец он прервал молчание:

— Да, крепкий орешек нам достался. Но ничего, будем думать, как его раскусить. Л с инженером этим дело можно иметь, не струсит, как бой начнем?

— Думаю, не струсит. Очень он на французов зол.

— Ну, а как твоя коммерция? Много денег потратил?

С плохо скрытой гордостью Захар ответил:

— Бригантина, Федор Федорович, полностью загружена товаром, а от денег, вами мне данных, мы с Манопуло имеем немалый доход. Он говорит, что так выгодно никогда не торговал.

— Конечно, еще бы не был рад. То он на свои рисковал, а тут — на чужие денежки и без риска, да еще и доход. Ты отчет написал?

— Да, все в полном порядке.

— Ну, уж это комиссар-интендант эскадры скажет, в порядке или не в порядке.

— Федор Федорович, я но успел вам сказать, что, когда мы уходили из Буюкдере, господин комиссар-интендант так нас с Тизенгаузеном обманул, что просто не хотелось даже верить.

— А что такое? Человек он новый, как он вас обманул?

И тут Захар рассказал о попытке Соловьева недодать им казенных денег. Ушаков помрачнел, заходил по каюте, хрустя пальцами и выдавая этим сильное волнение. Захар встал и молча наблюдал за командующим.

— А в том, что ты сказал, все верно? — внезапно остановившись, спросил он.

— Федор Федорович, под присягой подтвержу слово в слово. Да и лейтенант Тизенгаузен не откажется. Мы наслышаны были о том, что такое в Севастополе в конторе порта случалось не раз, а сами встретились впервые.

— Хорошо, я разберусь. Только как докажешь? Для суда одной присяги мало. Надо было сразу караул вызвать.

— Так вас же уже не было, уехали на конференцию, а с ним его люди.

— Ну ладно. Кончим с этим. Что у тебя еще?

— Федор Федорович, в Стамбуле я одного мальчонку спас. Хороший парень. Акопом звать. Он теперь сирота. Мальчонка чудом спасся. Он по-русски плохо говорил, так я с ним в плавании занимался. Скажу, не видел такого усердия. Буквы прямо глазами ест. За месяц читать стал и говорит чисто. Удивление, какой способный, жалко, если пропадет. А что с ним делать, ума не приложу.

— А где он у тебя?

— На судне сейчас.

— Да, задал ты мне задачу. Хорошо, пусть он будет при тебе. Ты завтра опять пойдешь, теперь уже в Неаполь и Рим, а после похода разберемся. Если он такой способный, попытаемся либо в Морской, либо в Кадетский корпус устроить.

— Я бы его, Федор Федорович, и усыновить рад, только как это сделать?

— Ладно, подумаем. Впрочем, знаешь, оставь его на «Св. Павле»: пока будешь в плавании и походе, я тут с ним познакомлюсь.

— Жалко парня, уж очень он ко мне привязался.

— Ничего. Здесь ему будет спокойнее и безопаснее. Из тебя рубака хороший, а не учитель. Ну, ладно, не обижайся. Шучу. Теперь к делу. Государь поручил мне не только на островах и албанском берегу французов окоротить, но и королю Неаполя и двух Сицилий помочь. Поэтому тебе надо будет пойти в Неаполь, там обратишься к нашему посланнику с письмом, которое я тебе дам. У него узнаешь, что к чему, да и сам посмотри. Завтра пойдем к острову Цериго, ты тоже со мной. Там встретимся с Тизенгаузеном. Узнаем, какие настроения на островах, а там действуй уже сам.

— Федор Федорович, я все понял. Одно только хочу сказать: отпустите Акопа со мной. Когда ему придется в Неаполе да Риме побывать? Да и придется ли? А ведь это Италия. Сами же говорите, чтобы сам все на месте посмотрел. С мальцом даже сподручнее.

— Хорошо, будь по-твоему. Иди! Нужен будешь, позову. Простимся завтра.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Корабли надежды

У острова Хиос эскадра задержалась на несколько дней: пополняли запасы пресной воды, чинили снасти, меняли рангоут, поврежденный штормом. Попутно Ушаков наладил отношения между населением острова и турецкими моряками. Дело в том, что греки, завидя высаживавшихся с турецких кораблей галонджиев, отличавшихся буйным нравом, заперли дома и лавки, а у магистрата собрали отряд самообороны, созданный на случай высадки французов. Назревавший конфликт не сулил ничего хорошего. Он особенно был нежелателен в самом начале кампании. Ушаков направил Кадыр-бею вежливое письмо, в котором намекнул, что если соединение обеих эскадр производит на жителей подобное устрашающее действие, то лучше будет обеим эскадрам встретиться в море, а плыть порознь.

Василий Степанович Томара докладывал позже Павлу I, что Кадыр-бей так хорошо понял намек, что тотчас «объявил подчиненным своим смертную казнь за первую жалобу без исследования, велел отворить лавки и дома обывателей, затем последовала ярмонка, на которой русские, турки и греки смешались, приятствуя друг друга».

Захар в ожидании дальнейших инструкций сошел с Акопом на берег. На причале шел оживленный торг. Все что-то продавали, и мало кто покупал. Много было шума, оживленного гортанного говора. Восточный вид Захара и Акопа внимания не привлек, а вот матросов со «Св. Павла», оставленных для охраны шлюпки, тотчас окружила густая толпа: греки в живописных штанах — нечто среднем между юбкой и панталонами, вышитых рубашках навыпуск и цветных жилетах, в круглых войлочных или фетровых шапочках с обязательной кисточкой; армяне в шароварах, длинных, но колено, рубахах, подпоясанных широким поясом с висящим на нем кошельком, в плоских барашковых, а кто побогаче — в каракулевых шайках; турки в белых, зеленых чалмах, в белых, часто рваных, но всегда чисто выстиранных рубашках, выглядывавших из-под бараньих безрукавок; двое левантийских купцов, один с рыжей, а другой с черной узкими бородами и редкими усами, в длинных желтых халатах, отороченных мехом, и в черных ермолках. Все это разнообразие восточного люда поднимало пыль, шумно выражало восторг, размахивало руками, улыбалось, стремилось пожать руки русским морякам, одобрительно похлопать их по плечу. Шлюпку сразу завалили арбузами, апельсинами, кульками и корзинками с виноградом, фигами, орехами и еще невесть с чем. Мало кто знал несколько русских слов, но все как-то договаривались на немыслимой смеси языков и наречий…

По узеньким извилистым и очень грязным улочкам, приспособленным для передвижения пешеходов, ишаков да коз, во множестве бродивших где попало, все время держась середины, чтобы не быть облитыми из окон верхнего этажа, Захар с Акопом медленно поднимались в гору. Перед каждым домом, выходившим на улицу вторым и третьим этажами, с глухой стеной первого этажа, просматривался маленький дворик также с глухой, обращенной к улице стеной. Задней стеной дворика чаще была скала, на вершине которой гнездился еще такой же дворик или дом, нависая один над другим, создавая невероятный лабиринт из улочек и высеченных в скалистой породе лестниц. Плоские крыши часто были единственным свободным местом, не занятым виноградной лозой, раскидистой смоковницей или орехом.