Читаем без скачивания Корабли надежды - Ярослав Зимин

Ушаков, пытаясь исправить положение, обратился к жителям острова, заполнившим площадь перед магистратом, и заявил, что он и его друзья и союзники Махмут-эфенди и Кадыр-бей представляют русского императора и турецкого султана, которые не намерены лишать острова вольности, что жителям предоставляется право «избрать из ваших дворян, равно и из мещан, по равному числу судей, сколько заблагорассудится, для рассматривания дел политических и гражданских… Вы можете также общим советом давать пашпорты вашим единоземцам за печатью вашего острова. Таковое правление пребудет между вами, пока и прочие острова, принадлежащие прежде сего Венецианской республике, не освободятся от французов, и какое решение воспоследует от держав наших в рассуждении правления вашего, равно и флага вашему острову, обнародованы будут вам манифестом…».

Когда закончился перевод речи Ушакова, гробовое молчание повисло над площадью. Потом послышались женские рыдания и крики:

— Не хотим ни свободы, ни своих правителей, а хотим лишь одного — чтобы защитила нас Россия.

Страх, что они не смогут сами себя защищать и что турецкие наши явятся на смену французам и наступит еще больший гнет, был настолько явным, что встревожил даже флегматичного Кадыр-бея. И он и Ушаков еще и еще раз заверили жителей, что им ничего плохого не грозит, что они будут иод охраной русского и османского флагов, что ни русские, ни османы их не будут брать в свое подданство н что всем жителям Ионических островов будет дано самоуправление и конституция, которую они захотят.

В конце концов страсти утихли и стороны согласились на то, что для охраны острова и крепости Ушаков оставит гарнизон. Такой гарнизон из 15 русских гренадеров и 15 турецких солдат тут же был назначен. Комендантом острова и начальником гарнизона оставался русский мичман.

В пятницу 15 октября магистрат сделал прием в честь освободителей. Для матросов, солдат десанта и младших офицеров союзных эскадр на площади перед магистратом были устроены танцы и угощение. С какой радостью молодые люди разных наций, разных обычаев и веры, не зная языка друг друга, предались мимолетной радости, с какой страстью отплясывали греческие танцы. Забыты были страхи и взаимное недоверие.

Праздничное убранство города, иллюминация, теплый осенний вечер, раз за разом исполняемый городским оркестром сначала медлительный, а затем стремительный и огненный танец сиртаки — все подчеркивало торжественность свершившихся событий!

Через распахнутое окно парадной залы Ушаков с улыбкой наблюдал, как Метакса, подхватив пышную гречанку, лихо кружил ее в танце. Местные парни в белых юбочках и вышитых рубахах, в круглых ярких шапочках и расшитых жилетах, столь же ярко одетые девушки, перемежаемые русскими и турецкими моряками и солдатами в зеленых и синих мундирах, — все они, взявши друг друга за плечи, кружились, притопывали, выделывали ногами немыслимые антраша. Казалось, дух древней Олимпии, находящейся неподалеку — за проливом и грядой прибрежных гор, — спустился на остров. Как и их далекие предки, прерывавшие даже войны на время спортивных игр, жители острова, русские и турки беззаботно предавались веселью.

К Ушакову подошли Кадыр-бей и Махмут-эфенди. Приветствуя Ушакова по-восточному — приложив правую руку к сердцу, а потом ко лбу и к губам, а затем по-европейски — пожав ему руку, они стали в пышных выражениях благодарить его за дружественное отношение к союзникам. Ушаков, поискав глазами Метаксу, который, как на грех, исчез куда-то, мысленно махнул рукой на заведенный порядок общаться с турками через переводчика и, принеся извинения за плохое знание языка, ответил, что и он благодарит Махмут-эфенди и Кадыр-бея за их усилия установить искренние союзнические отношен ия.

Он попросил Кадыр-бея отметить храбрость и усердие Фатих-бея, командовавшего десантными войсками, и всех участвовавших в штурме крепости Капсала на острове Цериго и в постройке батарей, сыгравших решающую роль в капитуляции французов на острове Занте.

Отдав долг взаимной вежливости, представители Порты начали деловой разговор о подготовке к штурму острова Кефалония. Но, как вскоре выяснилось, не штурм их беспокоил, а порядок взимания контрибуции с освобождаемых островитян и дележ трофеев. Ушаков с удивлением увидел, как при словах о контрибуции и дележе трофеев алчные огоньки зажглись в глазах собеседников и враз исчезло их напускное благообразие.

Ушаков собрал всю свою выдержку и, продолжая приветливо улыбаться, ответил, что трофеи, как и было уговорено на конференции в Бебеке, будут поделены поровну, кроме нескольких медных пушек из 62-х захваченных на Занте, которыми он заменит пришедшие в негодность при обстреле Цериго. Также поровну будут поделены депежные суммы, вырученные от продажи трофейного имущества.

Что же касается контрибуции с жителей, то, поскольку этот вопрос не поднимался на конференции, его надо будет согласовать союзным правительствам России и Блистательной Порты. Для этого он немедленно направит рапорт российскому посланнику в Стамбул для доклада императору Павлу I. Такое же предложение он просит уважаемых Махмут-эфенди и Кадыр-бея направить своему правительству для доклада султану Селиму III.

Ответ Ушакова пришелся явно не по вкусу военачальникам Порты, но делать было нечего, и они, рассыпаясь в комплиментах русским морякам и гренадерам, перевели разговор на тему о том, какую прекрасную встречу и прием устроил магистрат в честь освободителей.

Тут, к счастью, к ним подошли старшины города и острова, и разговор на опасную тему больше не возобновлялся.

Ушаков мысленно выбранил себя за неосторожность и зарекся на будущее отпускать от себя переводчиков хотя бы на шаг. В делах тут нельзя без свидетелей, да и но такой он знаток турецкого языка, чтобы за пышными восточными оборотами правильно уловить скрываемый ими истинный смысл.

17 октября отряд кораблей и десант капитана 2-го ранга Ивана Степановича Поскочина овладел островом Кефалония и его двумя укрепленными городами, расположенными друг против друга у входа в узкую бухту, — Ликсури и Аргостоли. При решительных действиях гарнизона они могли представить серьезную помеху русским войскам. По случилось так, что отряду десанта с эскадры пришлось не стрелять в французов, а отбивать их у жителей. За два дня до подхода союзников жители Кефалонии подняли восстание, и французский гарнизон ничего с ними но мог поделать.

В день высадки десанта французы, побросав пушки, расположенные на побережье, попытались укрыться в старой крепости, расположенной в глубине острова. Однако не всем удалось это сделать. Часть гарнизона перехватили отряды самообороны города Аргостоли и подошедший десант. Коменданта острова полковника Ройэ и часть гарнизона, пытавшихся укрыться в малой крепости Ассо, обезоружили и взяли в плен вооруженные жители города Ликсури. Греки заковали пленников и, посадив на суда, отвели их подальше от берега и тем спасли им жизнь, так как толпа вооруженных крестьян, возглавляемая местными дворянами, жаждала их перебить. Потом их взяли иод охрану русские моряки, естественно предварительно расковав.

23 октября население Кефалонии — второго но величине острова после Корфу, а точнее, ее главного города Аргостоли устроило такую же торжественную встречу Ушакову, Махмут-эфенди и Кадыр-бею, как и на Занте.

В конце дня Ушаков, уставший от церемоний этой встречи, расхаживал по каюте и вполуха слушал доклад Поскочина о штурме и всех перипетиях овладения крепостью и городом. В глубине каюты Метакса сосредоточенно его записывал. Прервав докладчика, вошли комендант гарнизона Кефалонии полковник Ройэ и сопровождавший его лейтенант Головачев. Успокоившись относительно своей судьбы и своего имущества, пленный полковник имел самоуверенный вид. Он почтительно поблагодарил адмирала за вежливое и человеколюбивое обхождение с ним и со всеми пленными.

— Ежели бы но усилия великодушного офицера Поскочина, подверглись бы мы, конечно, неминуемой и позорной смерти. Греки заковали нас, как рабов, и отвели на галеры… Так нигде не поступают с образованными людьми…

— Вы называете себя образованными людьми, но деяния ваши не таковы, — ответил рассерженный аттестацией жителей Кефалонии Ушаков, — Положим, все, что вы говорите, — правда, но все же лучше посидеть несколько дней скованными, нежели сделаться жертвой озлобленного против вас народа. Вы жалуетесь на греческих офицеров, а они спасли вам жизнь. В ваших бедах, полковник, вы виноваты сами!

— Я вел себя, как следует исправному французскому офицеру, я выполнял приказ моего командования, — обиделся осмелевший Ройэ.

— Выполняли приказ? И крепость сдали без боя тоже но приказу? Я вам докажу, что выполняли приказ вы плохо. Вы поздно взялись укреплять вверенный вам остров, вы не сделали нам никакого сопротивления, не выстрелили ни из одного орудия, не заклепали ни одной пушки. Из вашей пороховой казны жители украли сто восемьдесят бочек пороху и двадцать ящиков и бочонков с патронами. Вот как вы выполняли приказы! Впрочем, окончим этот неприятный разговор. Есть у вас какие-либо претензии и просьбы ко мне?