Читаем без скачивания Увядание - Лорен Де Стефано
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ураган. В памяти всплывают кадры из какой-то телепередачи: кружит неистовый вихрь, разрушая дома. Без них никуда. Тут и там мелькают обломки ограды, вырванные с корнем деревья, а то и визжащая от ужаса героиня в простеньком платьице, но вот дома – они всегда на первом плане. Представляю, как ураган обрушивается на этот особняк и сносит его с лица земли. Интересно, тогда я смогу убежать?
– Так мы в подвале? – уточняю я.
– Думаю, да, – отвечает Габриель. – Вообще-то я сюда один никогда не спускался. Был только в той части, где расположено укрытие. Здесь нельзя находиться без разрешения Распорядителя Вона.
Он нервничает, и все из-за Распорядителя Вона. Боюсь даже представить себе, что из-за моего проступка завтра Габриель зайдет в мою комнату подавленный, прихрамывая и пряча синяки.
– Давай вернемся, пока нас никто не увидел, – предлагаю я.
Он кивает в ответ. Однако двери лифта закрылись и не открываются, даже когда он проводит своей магнитной карточкой по считывателю. Он пробует еще несколько раз, но у него ничего не выходит.
– Не получается, – говорит он, покачивая головой. – Рано или поздно он заработает, но пока нам придется поискать какой-нибудь другой лифт.
Мы идем по длинному коридору. Над головой с тихим шипением мигают лампы. По обе стороны отходят другие слабо освещенные коридоры. У меня нет ни малейшего желания знать, что находится за их закрытыми дверями. Надеюсь, больше я на этот этаж не вернусь. Он пробуждает в моей памяти тяжелые воспоминания, оживляет кошмарные сны, в которых мне не спрятаться от расстрелянных в фургоне девушек и Сборщика, проникшего в мой дом. Одной рукой он зажимает мне рот, а другой приставляет к моему горлу нож. От этого жуткого места на ладонях выступает пот. И тут я понимаю почему. Это здесь был тот врач. Днем накануне свадьбы Дейдре привела меня сюда, в этот коридор, в комнату, где мне что-то вкололи и я потеряла сознание.
При этом воспоминании кожа мгновенно покрывается мурашками. Надо быстрее выбираться отсюда.
Габриель идет рядом. Он не сбавляет темпа и даже не смотрит в мою сторону.
– Твоя история, – говорит он вполголоса. – Думаю, она просто ужасна. А то, что ты мне сказала об этом месте, ну, как ты его ненавидишь. Я могу это понять.
Еще бы он не понимал.
– Это все Распорядитель Вон, да? – спрашиваю я. – Это он тебя избил? И все по моей вине, из-за того, что я вышла из своей комнаты.
– Тебя вообще не должны были запирать, – отвечает он.
Я тотчас понимаю, что хочу узнать его поближе, что эти голубые глаза и рыжеватые волосы принадлежат другу и что я уже некоторое время так к нему отношусь. Мне нравится, что мы наконец говорим о вещах поважнее, чем выбор обеденного меню, книга, которую я читаю, или буду ли я чай с лимоном или без (без!).
Мне хочется лучше узнать его и больше рассказать о себе. Обо мне настоящей, незамужней, той, какой я была до того, как оказалась запертой в этих стенах, о той Рейн, что жила в опасном месте, но наслаждалась полной свободой. Я открываю рот, но Габриель не дает мне сказать ни слова. Он хватает меня за руку и увлекает за собой в один из темных боковых коридоров. Я уже готова возмутиться подобным обращением, как до меня доносится непонятный стук. Он все приближается.
Мы прижимаемся к стене, пытаясь слиться с тенью, которая нас окружает. Стараемся, чтобы даже белки глаз не были заметны в полумраке.
Голоса все ближе:
– …кремация, конечно, исключена.
– Жаль резать бедняжку.
Вздох. Кто-то цокает языком.
– Все к лучшему, если это поможет спасти жизни другим.
Голоса мне незнакомы. Даже если придется провести в этом доме остаток жизни, мне все равно не удастся заглянуть в каждую комнату, познакомиться со всеми слугами. Голоса совсем рядом, и я вижу, что это не обслуживающий персонал. Они все в белом, на головах белые капюшоны, такие носили в лаборатории мои родители, лица спрятаны за пластиковыми вставками. На них костюмы химической защиты. Они везут каталку.
Габриель схватывает меня за руку и крепко ее сжимает. Не знаю зачем. Я сначала вообще не понимаю, что происходит, и тут каталка оказывается рядом с нами, и я вижу, что на ней.
Тело прикрыто простыней. С края каталки свешиваются длинные светлые пряди и холодная белая рука с ногтями, все еще покрытыми розовым лаком. Это Роуз.
7
Я, затаив дыхание, провожаю каталку глазами. Поскрипывание колесиков и отчетливый звук шагов слабеют. Время словно остановилось. Мы стоим молча, не шевелясь, пока не становится ясно, что опасность миновала. У меня сжимается горло так, будто я все эти минуты провела под водой.
– Куда они ее повезли? – выдыхаю я.
Даже в полумраке на его лице ясно читается грусть. Он качает головой.
– Видимо, в лабораторию Распорядителя Вона, – говорит он. – Он уже много лет ищет противоядие.
– Но, – сиплю я, – это же Роуз.
– Я знаю.
– Линден никогда бы этого не допустил.
– Может, и нет, – соглашается Габриель. – Но мы ему об этом все равно не скажем. Мы ничего не видели. Здесь никогда не были.
Мы находим работающий лифт и возвращаемся на кухню. Шум здесь стоит невообразимый: грохот кастрюль, стук тарелок, крики старшей поварихи, отчитывающей «разгильдяя этакого». Раздается взрыв смеха. Они даже не подозревают, что сейчас несколькими этажами ниже столь нелюбимую бывшую хозяйку везут куда-то по холодным длинным коридорам.
– Эй, посмотрите-ка, блондиночка вернулась! – доносится чей-то голос.
Похоже, у меня появилось новое имя. Хотя женам не разрешается покидать свой этаж, незаметно, чтобы на кухне кто-нибудь возражал против моего присутствия. Мне от них ничего не надо, и это, судя по рассказам Габриеля, выгодно отличает меня от двух других жен Линдена – покойной Роуз и юной Сесилии (последнюю они окрестили «соплячкой»).
– Что у тебя с лицом, блондиночка? Оно все в красных пятнах.
Осторожно дотрагиваюсь до припухших век. Они напоминают мне о слезах, пролитых, как мне сейчас кажется, в прошлой жизни.
– У меня аллергия на ракообразных, – откликаюсь я, пряча влажный носовой платок в карман. – А эта вонь уже до нашего этажа добралась. Вот глаза и опухли. Вы что, смерти моей добиваетесь?
– Она сама захотела сюда прийти и все вам высказать, – с готовностью подтверждает Габриель.
Пока мы идем на кухню, я изо всех сил стараюсь изобразить отвращение, хотя на самом деле эти ароматы напоминают мне о доме. Чувствую, как ко мне возвращается аппетит.
– У нас есть заботы и поважнее, чем думать о твоей диете, – бросает старшая повариха и, откинув прядь волос с покрытого испариной лба, кивает на окно.