Читаем без скачивания Руфус Рисс, ненависть к чаю и не только - Ермак Болотников

люди или целые местности из моей жизни, а как вы помните, жизнь у меня была далеко не сахар. Из-за этого, свернув за очередной угол, я мог оказаться не в обычном проходе, а в кабинете агентства, разумеется пустого, чтобы нагнать жути. Но это было еще самым безобидным, из того что я встречал. Трижды канализация, и трижды же я ударился лбом о внезапно сузившийся проход. В ней, к слову, зачастую валялись изуродованные тела или какие-то вещи, вызывающие крайне тревожные воспоминания. Вновь увидев оторванную детскую ногу, которую мы как-то обнаружили во время разборок с секс-культом, меня чуть не вырвало.

Второй по частоте был архив. Вновь горящий мир, горы трупов и ожившие мертвецы. Порой, имматериум играл с моими мыслишками, показывая мертвые трупы Дерви, Гелии и так далее. Иногда, в обычных с первого взгляда проходах, я встречал прибытие к стенам трупы, изуродованные до неузнаваемости, порой, там были чуть ли не дети, иногда животные. Кровавые разводы украшали некогда зеленые стены, черная грязь растеклась по земле, заставляя обувь прилипать к ней небо казалось затянутое гарью пожаров. Мне становилось все сложнее и сложнее сохранять рассудок в чистоте и здравии. Но внезапно, я оказался в месте, которое уж точно не ожидал увидеть… И признаться, видеть которое был до одури счастлив. Ибо я вернулся в место, ставшее мне вторым домом.

Я был изрядно раздражен к тому времени, ибо видеть оторванные части тел и трупы надоедало даже мне, а особенно в таком количестве и в такой частоте. Поэтому не сразу смог понять, в какое безмолвное великолепие, занесло меня на этот раз. Свернув в бок, я вышел на аккуратную тропинку, идущую среди возвышающихся лесных массивов, что заменили стены из деревьев. Молчание и лишь редкие птичьи отзвуки, я аккуратно поднял голову, видя бескрайние, еловые леса, укрытые легкой росой и скрывающие это место от прожорливых лучей отвратительно бледного, умирающего солнца, которые с неимоверным трудом пробивали себе пути к земле. Такое спокойствие, такое застывшее мгновение чистого счастья… Я продолжал путь вперед, с замиранием сердца начиная слушать робкое журчание узкой, но от того не менее бурной реки, что уходила вглубь на несколько метров и таила в себе множество живности. Ее кристально чистая вода терзала опущенные концы высокой, душистой травы и редкого, влажного мха, расположившихся на частоколе, что возвышался над рекой, стоя формальноц оградой вокруг небольшого, но крайне древнего, родного мне кладбища.

Знакомый запах чуть было не вышиб из меня слезу, только здесь пахло гнилью именно таким образом, только здесь черная, червивая земля была такой, только здесь спертый смертью воздух мог меня радовать. До боли знакомые захоронения, те же сколотые могильные камни, тот же невысокий, украшенный готической резьбой склеп, что вел в недра истории, в недра старой усыпальницы, где покоились некогда царствующие здесь династии дворянства, с своими женами и отцами.

Такое мирное, как всегда прекрасное, убранное кладбище… мои пальцы скользили по мрамору, камню или деревянным крестам, о Боже… сколько заноз я получил от этих гробов, сколько сколотых ногтей от булыжников сколько мелких ушибов от мрамора. Помню, что как то мне даже сломала руку крышка одного из гробов. Забавно… ибо по итогам, там даже не было тела а лишь колонии пауков. В душе медленно наступал странный, ни с чем не сравнимый покой и такое же странное, тоскливое счастье. Это место возвратило меня к давним, когда-то давно забытым воспоминаниям. И ключевым их скоплениям, был небольшой, деревянный дом, стоящий прямо передо мной, но все так же восхищающий своим немым великолепием.

Он был сложен из срубленных деревьев, что давно почернели от сырости и старости этого места. Сколько только в них не водилось живности. Заколоченные окна, перекошенная дверь и странные, словно намеренно измазанные кровавой грязью окна. Как вы наверняка догадались, это была не более чем обманка для смертных, под которой скрывался прекрасный, небольшой дом, с двумя этажами и крайне разумно сделанной системой отопления, позволяющей не сильно тратиться на вырубку лесов. Я медленно шел к нему, даже не надеясь, что имматериум в силах воссоздать его изнутри, но с жаждой верить в это. И от того сильнее было мое удивление… Когда уже на пороге, я услышал его, ни с чем не сравнимый, голос. Который впрочем даже не изменился с течением времени, и как и в первый раз, давным давно… Смог проникнуть мне прямо в сердце, заставив его на секунду замереть.

Один и тот же диалог

- Что я говорил о страхе, мой geselle? Столько раз я повторял эти слова… столько раз. - Я застыл, отступая на шаг назад и с трудом сдерживаясь от того, чтобы перекреститься. Такой скрипучий, долгий и проникновенный старческий говор, смешанный с столетиями проведенными в безрадостной, безбожной тьме был так знаком… И каждый раз, он возвращал меня к годам обучения, одновременно принося и радость и печаль, и сожаление. Конрад всегда говорил четко, без единого изъяна в произношении, с неизменно ровной и спокойной интонацией. В каждом его слове отражался стальной характер, опыт многих лет жизни и безгранично безмятежное состояние ума, тела и души. Подобное не было удивительным, помня что большую часть своей живой жизни, он провел будучи инквизитором и проповедником крестовых походов. Если вам когда-либо приходилось проводить допросы, то вы знаете, насколько важно сохранять единый тембр, и в этом искусстве Конрад пошел