Читаем без скачивания Иван Молодой. "Власть полынная" - Борис Тумасов

Вызвал Даниил Ярославский воевод и предложил им план: когда лучники обстреляют татар, конные полки дворян обрушатся на Орду и разорвут её на части, пехота же копьями, шестопёрами и мечами будет добивать казанцев. А засадному полку воеводы Ухтомского выждать и, когда закачаются татары, ударить и окончить разгром…

На рассвете, выступив из леса, лучники начали обстреливать ордынцев. Те ответили, но тут же застучали по земле сотни копыт, и, обнажив мечи, сабли, дворянские полки ринулись на татар. Началась жестокая сеча. Крики «Алла! Алла!» соединялись с грозными криками ратников.

Ржали кони, и всё слилось в звериный рёв. Воевода Даниил Ухтомский смотрел на сражение со стороны, где изготовился к атаке засадный полк. Уже давно встало солнце, а исход битвы был неопределённым. Ратники засадного полка просили Ухтомского:

- Воевода, выпусти в дело! Нет мочи глядеть, как наши дерутся…

Воевода отмалчивался. Но вдруг увидел, будто дрогнули татары. И тогда, обнажив саблю, он взмахнул ею:

- Давай!

И затрещали кусты. Вынесся засадный полк, обрушился на казанцев.

В бешеной рубке переломили исход боя. Погнали ордынцев. Много полегло в том бою и татар, и русских ратников.

Великого князя Московского Ивана Молодого взволновал неожиданный отцовский вызов в Москву. Зачем позвал его государь? Уж не случилось ли какого лиха? И это тогда, когда воеводе Даниилу Ярославскому наказано двигаться на Нижний Новгород!

Из Вятки выбрались с первым теплом. Снег подтаивал, но по лесам стояли высокие сугробы, а хвойные лапы клонились под тяжестью снега.

Резво бежали кони, и санки скользили легко. Молодой князь сидел, прикрыв ноги войлоком, а на Длинном чембуре бежал, изогнув шею лебедем, тонконогий конь. Охранный десяток дворян-гридней скакал чуть позади княжеских саней. Дворяне должны были обезопасить дорогу от разбойных людей, какие в ту пору гуляли по всей русской земле.

Великий князь редко звал Саньку в свои сани. Он чуял, отдаляется от него Александр. У каждого из них свои заботы.

Рысили кони, ёкала селезёнка у бежавшего на чембуре княжеского коня. Конь - подарок молодому князю Ивану от государя с его конюшен…

И снова одолела мысль: о чём будет говорить Иван Третий? Молодой великий князь понимал, что отец ещё не считает его вполне созревшим, чтоб решать с ним государственные дела. Пока он приучает его. Но наступит такое время, и Иван Молодой примет на себя полностью нелёгкую ношу великого князя Московского…

Бегут кони, ёжится от долгого сидения в санях молодой великий князь. Местами дорогу перегораживают снежные сугробы, подтаявшие днём, смёрзшиеся в ночных морозах. Иногда вьюжит.

За неделю в дороге Иван Молодой промёрз до костей. В Ярославле отогрелся, баньку принял и дальше в путь.

За Ярославлем чаще стали попадаться деревни, встречались дворянские усадьбы с земельными наделами и хозяйственными постройками за высокими тынами.

Дворянские хоромы рубленые, крытые тёсом, а к ним примыкают крестьянские избы. Крестьяне этих деревень нанимали у дворянина пахотную землю, платили за неё и отрабатывали в дворянском хозяйстве.

Дворяне, служилое сословие, при Иване Третьем только зарождалось, но государь уже хорошо почувствовал его необходимость.

В один из вечеров великий князь Иван Молодой въехал на дворянское подворье, и, пока гридни ставили коней, хозяйка велела истопить баню.

Изрядно напарившегося с дороги князя она позвала за стол. Молодая улыбчивая Олеся, в домотканом крашеном платье, в красных полусапожках и лёгком повойнике, обхаживала князя, выставила на стол отварное мясо, квашеную капусту с луком, молоко в кувшине.

Князю Ивану было известно, что муж хозяйки ушёл с ратниками князя Ухтомского, а жену Олесю он прошлым летом привёз из Новгорода.

Белотелая, русоволосая, с большими голубыми глазами, она сразу же приглянулась князю. Пока Иван ел, она стояла, скрестив на груди руки, и бесстыдно разглядывала князя.

Когда он встал из-за стола, она указала ему постель во второй горнице…

Долго лежал князь, всё ворочался с боку на бок. Спать не хотелось. Хозяйка унесла свечу, а Иван всё не мог уснуть. Перед очами стояла Олеся.

Едва начал дремать, как почуял, что Олеся уселась на постель. Вздрогнул, а она повела рукой по его лицу и что-то прошептала…

Не на день, не на два задержался молодой великий князь Московский в дворянском имении. На хвори сослался. А когда уезжал и в санки усаживался, друг Александр будто невзначай обронил:

- Когда я женюсь, княже, и хоромы срублю, тебя, Иван Иванович, великого князя Московского, ночевать в тех палатах не оставлю…

Солнце уже клонилось к закату, когда князь Иван въехал в Москву. Миновал Земляной и Белокаменный город, грязными улицами в рытвинах и подтаявших лужах поехал мимо строек, бревенчатых церквей-однодневок, боярских теремов, домишек ремесленного люда. Потянулся квартал иноземных застроек, замысловатых домишек с островерхими крышами, крытых полукруглой черепицей, с резными оконцами, с петушками на кровлях.

В последние годы в Москве начали селиться многие иностранцы: ювелиры, монетчики, аптекари, торговый люд. Иван Третий не только привечал чужеземцев, но и покровительствовал им.

Минуя дворцовые приказы, сани вкатили на соборную площадь Кремля и остановились перед великокняжеским дворцом.

Откинув полог, Иван Молодой легко взбежал по высоким ступеням красного крыльца и в просторных сенях очутился в объятиях пухлой старой и доброй кормилицы, боярыни Василисы. Ласково приговаривая, она долго не отпускала его.

Наконец освободившись из рук кормилицы, молодой князь Иван заторопился увидеть отца.

Иван Третий ожидал сына в малой палате. Он сидел в кресле задумавшись, но его взгляд был направлен в сторону открывшейся двери. Иван Молодой вошёл, остановился у кресла и низко поклонился:

- Здрав будь, государь!

Иван Васильевич встал, обнял сына и, указав на стоявшее поодаль кресло, сказал:

- Садись.

Прежде чем заговорить, прошёлся по палате.

- Ты, великий князь Иван, верно, думаешь, зачем позвал я тебя от войска? Не так ли?

- Истинно, государь, это заботило меня.

- Вот, великий князь Иван. Когда наши рати, судовая и московская, сошлись в Нижнем Новгороде и стали тревожить Казань, к нам в Москву приезжала ханша Гульнара с ханским ярлыком и просила меня и думных бояр не воевать Казань. И мы её слёзные увещевания уважили. Тогда и посчитал я, что пребывание твоё в войске князя Даниила Ярославского излишне.

На другое утро, ещё не оттрапезовав, молодой князь отправился к старой княгине. Шёл, торопился: полгода минуло, как в последний раз бывал у неё.

Открыл полукруглую дверь и, пригнувшись под притолокой, вступил в опочивальню. Мрак, оконца занавешены плотными тканями, и лишь горит свеча в серебряном поставце, выхватывая из темноты сидящую в креслице старуху.

Опустился князь Иван на колени, поцеловал набрякшую руку. И только тогда поднял глаза. Бабушка была такой же, будто и время её не брало. Старая княгиня подобрела:

- А, Ванятка, воротился! Слыхала, слыхала о твоём приезде. С отцом встречался? Бери скамеечку, садись да сказывай, что повоевал и какие земли повидал?

И глянула на внука хитро. А потом долго слушала его повествование, как вели ратников с князем Даниилом Ярославским на Вологду, как пережидали там метель и как ходили на Великий Устюг и к вятичам.

Старая княгиня лишь головой покачивала. Затем положила руку на голову внука, поерошила волосы:

- Они-то у тебя, Ванятка, мяконькие, не такие, как у отца. У того волосы жёсткие. Ты материнские взял. Однако не бери характер тверичанки, бери отцовский, твёрдый.

Пожевала тонкими губами, усмехнулась. Потом вдруг изменила тон, заговорила сурово:

- Ты, Ванятка, отца, государя, во всём слушайся, он тебя уму-разуму поучает, добру наставляет. Поди, на свой удел Московский готовит после себя. Да о чём я сказываю - не на Московский удел, а всей землёй русской владеть…

Выйдя из опочивальни старой княгини, князь Иван едва не сшиб Глашу, комнатную девицу, которая доглядывала за покойной великой княгиней Марией. Удивился: всего-то полгода не видел, а на тебе, как расцвела, подобрела.

Зарделась Глаша, ойкнула:

- Вот уж не ждала, княжич! Повзрослел, мужик, истый мужик, что лицом, что телом. Даже бородка пробивается.- Приблизилась, грудью напёрла, дышит в лицо: - Хошь, приду к тебе вечерочком? Примешь? - И рассмеялась.

Князь Иван игру принял:

- Не испугаешься? Коли так, приходи.

- Ну, жди. И убежала. А у великого князя Ивана Молодого сладко забилось в груди. Олесю вспомнил, но лицо её лик Глаши затмил.