Читаем без скачивания Вихри Валгаллы - Василий Звягинцев

Поэтому отказ Шульгина он принял с пониманием и, как показалось Сашке, даже с некоторым облегчением.

«Нашел дураков, — в свою очередь, подумал Шульгин. — На кой нам твои чины? Чтобы с десяти до четырех торчать в канцелярии и хотя бы из вежливости выслушивать указания и распоряжения очередного предсовмина? Увольте. В „серых кардиналах“ как-то сподручнее…»

Он докурил, напился слегка напоминающей боржоми, ломящей зубы родниковой воды и начал одеваться. Как раз к подъему флага успеет на «Валгаллу».

…Для своей базы Воронцов выбрал узкую, похожую на норвежский фьорд бухту, в которой едва хватило места для двухсотметровой длины океанского парохода, напоминавшего своим видом знаменитый в начале века трансатлантик «Мавритания».

Пароход был пришвартован к высокому — чуть ли не вровень с фальшбортом — бетонному пирсу. Массивные, сейчас неподвижные грузовые стрелы нависали над замершим рядом с пароходом коротким поездом из трех платформ и дизельного мотовоза. Узкоколейная ветка тянулась к врезанному в обрывистый берег длинному двухэтажному зданию казенного облика. Не то гарнизонная гауптвахта, не то паровозное депо.

На самом деле здесь еще до турецкой войны 77–78 годов размещались артиллерийские пиротехнические мастерские, где снаряжались конические бомбы для первых нарезных пушек, а в глубоких сводчатых штольнях, пробитых в скале, — склад готовой продукции. С развитием артиллерийского дела нужда в многопудовых чугунных снарядах, начиненных дымным порохом, исчезла, но уничтожать их поначалу сочли расточительством, а потом по обычной русской рассеянности просто забыли. Один за другим сменялись бородатые вальяжные начальники порта, уже и понятия не имевшие, что в прохладных темных подземельях медленно ржавеют некогда могучие средства массового уничтожения. Точно в соответствии с давно забытой поговоркой: «Да и что за беда, коли в огороде поросла лебеда? Вон церква горят, и то ничего не говорят». Наконец перед самым началом мировой войны кому-то пришло в голову использовать удобную бухту и подходящие помещения теперь уже для хранения мин заграждения образца 1908 года. Остро встала задача минной блокады Босфора, и круглых рогатых шаров требовалось много. Здание отремонтировали, проложили рельсовый путь к берегу, подвели электричество подводным кабелем. Но вскоре грянул семнадцатый год…

Одним словом, когда после торпедной атаки «Валгаллы» французским миноносцем Воронцов стал искать удобную и хорошо защищенную стоянку для парохода, ничего лучшего нельзя было и придумать.

С моря вход в бухту прикрывал специально сюда прибуксированный и посаженный на отмель старый броненосец «Три святителя». Машины ветерана были взорваны еще в девятнадцатом году, однако четыре двенадцатидюймовые и четырнадцать шестидюймовых пушек оставались грозной силой, способной отразить любое нападение и с суши, и с моря. Осторожный капитан «Валгаллы» такого не исключал, несмотря на то, что фронт ушел на тысячу километров.

— Это на север он ушел, — говорил Воронцов, — а как насчет юга?

И друзья ничего не могли ему возразить, агрессия со стороны раздраженной вызывающим поведением Врангеля и его незваных покровителей Антанты отнюдь не исключалась. Оккупированная англичанами, итальянцами и греками Турция — наглядный пример.

Воронцов вообще, как бы отстранившись от большой политики, которую с увлечением вершили его друзья, нашел для себя удобную и приятную экологическую нишу.

Если Берестин, мечтая окончательно самореализоваться, возглавил негласно всю белую армию, то Дмитрий не стал претендовать на должность командующего белым флотом. Да и что это был за флот! После того как большевики утопили неизвестно зачем в Новороссийске «Екатерину Великую» (она же — «Свободная Россия») и восемь лучших эсминцев, а англичане взорвали в девятнадцатом году машины всех броненосцев, в распоряжении врангелевцев оставался только линкор «Генерал Алексеев» (он же «Александр III», потом — «Воля»), крейсер «Кагул» («Генерал Корнилов») и несколько миноносцев.

Всю гражданскую войну «действующим отрядом» командовал адмирал Саблин, способный, но очень пожилой и тяжело больной человек. Сменил его энергичный контр-адмирал Бубнов, а Воронцов, не желая сеять раздоры в среде давно друг друга знающих и спаянных кланово-кастовыми принципами моряков, придумал нечто оригинальное. Он как бы взял на откуп никому не нужный и обреченный на слом отряд старых броненосцев: «Евстафий», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Ростислав» и «Три святителя».

Молодой и энглизированный адмирал Бубнов счел это странной причудой богатого иностранца, но возражать не стал, поскольку Воронцов брал на себя все возможные расходы и в том числе комплектование экипажей вольнонаемными офицерами и матросами.

Перед выездом из леса Шульгину пришлось вновь остановиться — дорогу преграждали решетчатые стальные ворота, вправо и влево уходила ограда из колючей проволоки на высоких бетонных столбах. Снаружи вдобавок подходы к забору были завалены перепутанными клубками спиралей Бруно. Из приземистого каменного домика, похожего на сторожку лесника, появился часовой — плечистый малый в черной флотской форменке с погончиками строевого унтер-офицера. Скользнул по машине глубоко посаженными недобрыми глазами, узнал пассажира и, не сказав ни слова, потянул управляющий створками ворот рычаг.

На куртке Шульгина не было погон, и формально честь ему отдавать караульный был не обязан. Устав подчиненные Воронцова знали хорошо, а естественные человеческие чувства, которые заставили бы обычного моряка поприветствовать знакомого офицера, а то и перекинуться с ним парой слов, Дмитрий вкладывать в них посчитал излишним. В данной роли. Потому что охранял базу не человек, а один из составляющих экипаж «Валгаллы» биороботов, изготовленных по заказу Воронцова форзейлем Антоном.

Сорок пять роботов, зрительно не отличимых от людей, исполняли функции матросов, штурманов, механиков и лакеев, причем, подключенные к главному бортовому компьютеру, они способны были программироваться на любую судовую роль, а также, согласно заданию, принимать какой угодно внешний облик, вплоть до стопроцентного портретного сходства с реально существующим субъектом. Набор программ у них был практически беспределен, и робот, только что таскавший мешки с углем, мог, переодевшись и помывшись, становиться к операционному столу в качестве нейрохирурга или исполнять обязанности дамского парикмахера.

Шульгин удивлялся только одному ограничению, неизвестно зачем введенному Антоном, — роботы не могли удаляться от парохода дальше чем на километр.

Очевидно, таковы были форзейлианские этические нормы, аналогичные азимовским законам робототехники. Убивать же, в случае необходимости, врагов программа роботам не запрещала.

Однако Левашов, демонстрируя превосходство человеческого гения над инопланетным, довольно легко нашел способ преодолеть запрет, и заведомо якобы привязанные к кораблю андроиды обрели свободу. Но опять же в пределах, предусмотренных приказом и программой.

У верхней площадки трапа «Валгаллы» Шульгина встретил еще один робот, исполняющий обязанности вахтенного офицера. Шестифутовый красавец, светловолосый и сероглазый, с массивным подбородком, одетый в синий китель с лейтенантскими нашивками и говорящий по-русски с отчетливым американским акцентом. По легенде, пароход был приписан к порту Сан-Франциско.

— Капитан у себя? — спросил его Сашка.

— Так точно. В командирском салоне. Прикажете проводить?

— Сам дорогу найду.

Апартаменты Воронцова примыкали к штурманской рубке, а дверь из его салона выходила на капитанский мостик.

Шульгин не захотел воспользоваться лифтом и на высоту восьмиэтажного дома взбежал по узким почти отвесным трапам надстройки. Дмитрий, без кителя, в белоснежной форменной рубашке с галстуком, уже ждал его на крыле мостика.

— С прибытием, господин начальник. — Широко улыбаясь, Воронцов протянул Сашке руку. — Давненько не виделись. Случилось что или так, на женское общество потянуло?

Пока Новиков, Шульгин и Берестин командовали фронтами, плели свои интриги в Москве и участвовали в конференции по заключению мира между двумя Россиями, Ирина, Наташа и Лариса большую часть времени проводили на пароходе. А когда Сашка познакомился в Москве с кузиной поручика Ястребова, он и ее переправил сюда же. Слишком много опасностей для слабых женщин предполагала жизнь в охваченной гражданской войной стране.

Особенно же опасно стало после того, как оставшиеся пока неизвестными злоумышленники напали на предоставленный им Врангелем в Севастополе особняк. Левашова едва удалось спасти, да и Ирина с Натальей получили легкие ранения. А на пароходе под присмотром Воронцова и защитой брони и тяжелых орудий за них можно было не беспокоиться. Тем более уровень жизни здесь, на трансатлантическом лайнере, оснащенном всеми техническими достижениями XX века, бесконечно превосходил тот, что мог предоставить берег. Это ведь только на первый взгляд, да и то лишь в Севастополе, Харькове, Одессе образ повседневной жизни напоминал нормальный, приемлемый для цивилизованных людей. А если приглядеться внимательней, так условия существования в России были ужасны… Да еще следовало принять во внимание случившуюся за последние три года деградацию нравов. По всем указанным причинам первоначальная увлеченность, с которой женщины восприняли экзотику прошлого, быстро сменилась разочарованием.