Читаем без скачивания Бобы на обочине - Тимофей Николайцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце, набирая силу, уже искажало очертания далёких рощ. Округлые холмы стояли против света — так, что тени ничком ложились к их собственным подножьям. Роберт Вокенен поймал себя на том, что смотрит туда, не отрываясь.
Как-то по-особенному суматошно, словно отмечая зачастивший пульс, тикали часы на запястье. Если верить их звукам — минуты падали одна за другой в траву около ног. Он прошёл ещё немного вперёд — чувствуя, как минуты сторонятся его и отпрыгивают, если он оказывается слишком близко…
Вполне возможно, что это тоже были кузнечики… Роберт Вокенен всё равно не смог бы различить против света, что там постоянно подпрыгивает…
Пока он шёл, солнце чуть сместилось в небе, окончательно распахивая перед ним залитый светом простор. Роберт Вокенен оглянулся на бус-станцию — та была уже далеко, только отсвечивала распахнутая наполовину стеклянная дверь…
Какая-то черная птица метнулась вдруг над его головой — слишком низко. Тень от траурных перьев беззвучно скользнула по траве… Роберт Вокенен отпрянул в коротком испуге, но это была просто ворона — чёрная, как уголь, и наглая, будто дворовый кот. Она сделала круг над головой Вокенена — он безуспешно попытался отмахнуться от неё шляпой, но ворона не отставала. Тогда он резко взмахнул руками и оглушительно хлопнул ладонями над головой. Это-то ворону проняло — она ударила крыльями, быстро набрав высоту… и полого заскользила в сторону холмов. Своим видом и повадками она также напомнила ему Соренсета.
Роберт Вокенен только головой покрутил. Неприятно, но о нём сегодня напоминало всё…
— Старый хрыч! — с наслаждением вслух сказал Роберт Вокенен, выходя их травы и возвращаясь на асфальтовую твердь. — Э, как меня проняло…
Он подумал так ещё раз, когда медленно, шаг за шагом возвращаясь к стеклянным дверям, обмахиваясь шляпой на ходу:
Э, как меня разобрало… А я ведь едва не промахнулся, надо же… Сам Стреляный Лис — едва не оплошал, едва не сунул морду в прямо раскрытый капкан. Хорошо, что сработали инстинкты… Его лисье чутье…
Он представил вдруг себя настоящей лисицей, грозой курятников — как рывком успевает отдёрнуть назад морду… И впору ему сейчас только презрительно тявкнуть, но ведь нужно признать самому себе — он успел это почувствовать: кожей, упругим усом, встопорщенным рыжим волосом… Успел почувствовать этот холод едва-едва не сомкнувшихся на его морде стальных челюстей. Успел оценить витую силу пружины, и шаткую, почти невесомую чуткость язычка с приманкой.
Да, он успел отпрянуть, и теперь жив, но он ведь понимает, что спасся лишь чудом. Вовсе не чутье выручило его на этот раз. Не звериный опыт, и ни годы, проведённые на опасных охотничьих тропах. Просто счастливый случай вмешался и спас его — шальной лист, планируя с ветки, накрыл его тенью и заставил отшатнуться… в самый последний миг.
Что это? — думал Роберт Вокенен, размеренно к станции. — Стреляный Лис становится слаб носом, или же это сноровка охотников растёт? И капканы пахнут теперь не металлом и смазкой, а вкусным куриным жиром? Их зубастые клешни закопчены лучиной, и потому не блестят больше в траве?
Раньше он видел насквозь их происки, — с тоской подумалось ему.
Раньше он ходил по этим тропам, не прячась. Капканы сами собой беззвучно стискивали рты и ползли прочь от тропы, стыдясь своего будущего позора. Никому такое и в голову не могло прийти — насторожить капкан специально ради Стреляного Лиса. А теперь — что? Он теряет хватку? Достиг своего предела?
Со всё нарастающей тоской он посмотрел в высокое небо. Солнце возносилось в него, плавя и растворяя, но на другой стороне горизонта уже собирались понемногу пухлые облака. Небо в той стороне было цвета самых официальных чернил — что-то мерцающее и тёмное.
Даже Лисам — становится опасно и трудно ходить по этой тропе, — подумалось ему.
Государство слишком сильно лезет в бизнес и всё усложняет… Торговый представитель упаковочной индустрии — даже это стало чертовски ушлой профессией. Того и гляди — вляпаешься так, что уже и бежать прочь будет нечем. Проклятый Соренсет.
Мне просто нужен отпуск, — подумал он, оглянувшись на холмы и лес.
Долгий спокойный отпуск. Ничего этакого гостиничного или пляжного… Чтобы вволю ходить и расслабить голову, не опасаясь каждую минуту за сохранность лап… Нужно ведь как-то изгнать Старого Хрыча из своей головы.
Надвинув шляпу поглубже, он снова вошёл внутрь бус-станции, под пыльную стеклянную крышу.
Его газета сиротливо лежала на скамье — там, где он её оставил.
А хорошо бы, — подумалось тогда ему, — чтобы и с делами можно было бы поступить так же… Оставить их лежать на скамье и просто уйти, а они бы по-прежнему оставались на месте, когда ты решишь к ним вернуться.
Роберт Вокенен несколько раз обошёл станцию кругом, пока не отыскал телефонный автомат. Он снял телефонную трубку с рычага и, не особо надеясь, поднёс ее уху. Аппарат бибикал на разные голоса, переключаясь с одного коммутатора на другой. Вокенен терпеливо скармливал ему жетон за жетоном. В какую же тьму-таракань тебя занесло, Стреляный Лис? Наконец, он услышал в трубке привычную мелодию гудков Большого Дома, а еще через несколько переливчатых трелей голосок Долорес ответил ему.
— Энтони, — позвал Роберт Вокенен и, спохватившись, добавил… — Долорес… привет, детка…
— Я здесь, Роби. — тотчас сказал управляющий Пирсон.
Он, должно быть, сидел, положив руку на телефонную трубку — так проворно и ловко у него получилось.
— Горишь на работе, Антони? — устало хмыкнув, осведомился Роберт Вокенен.
— Да, горю, — легко согласился управляющий Пирсон. — Я горю, Роби… сгораю, как свеча, забытая на праздничном пироге. Они ведь уже начинали праздновать, знаешь ли…
— Они?
— Хозяин. И совет директоров. В этом квартале предполагаемая прибыль Большого Дома била все рекорды. Мне пришлось войти к ним в разгар торжественного пира и сообщить, что в духовке нашли дохлую мышь. Фигурально выражаясь. Ты понимаешь меня, Роберт?
— Как никто другой, — сказал ему Вокенен. — Но ты всё сделал, Энтони?
— Что? — деланно изумился управляющий Пирсон. — Ты ещё спрашиваешь меня об этом? Разумеется, я сделал всё! Отказ «Романической коллекции инкорпорейтед» только что вернулся на мой стол.
