Читаем без скачивания Невероятная Соня. Часть I. Парижский призрак - Марина Денисова

Молодой человек удалился, а Соня, подпрыгивая от восторга, кинулась к тележке.

В центре тележки стояла белая роза в тонком стеклянном стакане. Под металлической крышкой дымился омлет, небольшая пиала с клубникой, корзинка с круассанами и круглыми маленькими булочками, малюсенькие баночки с джемом и мёдом, стакан свежевыжатого апельсинового сока и, конечно же, огромный кофейник со свежесваренным кофе, рядом стоял молочник.

Соня в жизни так не завтракала. В будние дни обычно съедала йогурт или бутерброд, Андрей всегда завтракал кашей, в выходные и Соня могла составить ему компанию. Плюшки, они с некоторых пор, есть по утрам перестали, а круассаны Андрею не нравились. Иногда Соня жарила блинчики или творожники, или, как говорила Людмила Николаевна, «сырники», но Андрей следил за весом, (особенно за Сониным), и это случалось редко.

Соня с радостью умяла омлет, впихнула в себя два круассана, запила это чашечкой кофе без молока, съела пару ягод клубники. Затем покурила и пошла чистить зубы, и сушить волосы.

Уложив свою шикарную стрижку, Соня слегка накрасила ресницы и пошла одеваться. Она надела чёрные брюки и голубой бадлон, посмотрела в окно – пасмурно, обещанного мамой солнца, не видать, вот-вот дождь пойдёт. Соня с явным неудовольствием надела куртку – это была целая проблема, – в Питере она мёрзла даже в дублёнке, но в Париже в ней явно было бы жарко. Своё пальто, собираясь второпях, Соня оставила у Андрея. Забирать, по понятным причинам, она его не поехала. Мама сказала: – «В Париже купишь новое!»

Ехать Соне пришлось в своей старой плащёвой куртке на синтепоне. Ещё вчера в вестибюле отеля она чувствовала себя неловко в этом старье. А сегодня после такой постели, ванной, халата и завтрака, Соня поняла, что её бесят и её чёрные брюки, и голубой бадлон, и ботинки на толстой подошве, а особенно, эта видавшая виды куртка. Она снова села в кресло, не снимая куртку, доела клубнику, отпила пол стакана апельсинового сока, прикурила и взяла лежавший под столиком журнал.

Первое, что ей попалось на глаза Galeries Lafayette (Галереи Лафайет) – распродажи, скидки. Соня не была фанаткой магазинов, делала это, скорее всего, по необходимости. Но какая женщина устоит перед магазинами Парижа? Тем более несчастная, обманутая и в жуткой куртке. Соня решительно затушила окурок, взяла сумку, паспорт, пересчитала деньги в кошельке, проверила на месте ли банковская карточка (так, на всякий случай), прихватила телефон и, проверив закрыт ли сейф, хотя в нём кроме обратного билета и медицинской страховки ничего больше не было, спустилась вниз. Увидев в большом зеркале в вестибюле своё отражение, она ещё раз отметила, что новая стрижка ну никак не сочетается с её гардеробом. Стараясь не обращать внимания на презрительный взгляд, брошенный на неё вычурно одетой крашенной и, судя по всему, очень новой русской блондинки, Соня на почти безупречном французском поприветствовала Этьена и попросила вызвать такси для поездки в Галереи Лафайет.

Такси везло Соню в объезд Елисейских полей, так что их увидеть, пока не удалось. Эйфелеву башню было видно практически отовсюду, стоило только поднять взгляд наверх. Они проехали по какому-то проспекту, проехали мимо шикарного помпезного здания с великолепно украшенным фасадом, у мощных пилястр были установлены четыре фигуры с золочёными крыльями.

– Place de l’Opera, – тыкая пальцем в здание, сказал таксист, то ли мексиканец, то ли ещё кто-то.

«Опера Гарнье» – догадалась Соня, вспоминая, что неоднократно видела это произведение архитектурного искусства, когда рассматривала рекламные брошюры, и еще надеялась уговорить Андрея совершить вояж в Париж.

Проехав ещё чуть-чуть, таксист остановил Соню у нарядного, по-новогоднему украшенного здания, простилавшегося куда-то в конец улицы.

– Galeries Lafayette, – таксист опять ткнул пальцем.

Соня расплатилась. Прижала к себе сумку и пошла в неизведанные капиталистические шопинговые джунгли. Предстояло осилить семь этажей огромного универмага.

Первое что её поразило – это обилие света, стекла, и огромное количество косметических прилавков люксовых марок.

Второе, что её поразило – толпа китайцев, которые как муравьи множеством плотных потоков расползлись по всему первому этажу.

Соня замерла в нерешительности. Куда идти? Что делать? Как разговаривать? Она с ужасом поняла, что «тушь, помада, тени и духи» – по-французски она не произнесёт, а по-английски знает только, как будут звучать первые два слова из четырёх.

«О! Шанель! Туда и пойду! Куплю маме духи! Попробую, во всяком случае…» – обрадовалась Соня, увидев знакомое название.

Она несмело подошла к большой стойке со всевозможными флаконами. И набрав в грудь побольше воздуха, и ещё сильнее прижав к себе сумку, как бы ища у неё поддержки, выдала: – Pardonnez, Could you help me? J’aimerais… – и ткнула пальцем во флакончик с историческими духами старушки Шанель.

Получилось дословно следующее: «Извините» – по-французски, «не могли бы вы мне помочь?» – по-английски, «я бы хотела» – снова по-французски. Дальше словарный запас иссяк, и всё, что она смогла сделать, это ткнуть пальцем в витрину, как ещё недавно мексиканец таксист тыкал в здание Оперы Гарнье. Ах, да, она ещё жалобно посмотрела на продавщицу.

Продавщица – тётка лет сорока, с огромным начёсом непонятного цвета волос, как-то недобро подняла левую, густо прокрашенную коричневым бровь и что-то переспросила по-французски. Она проговорила это так быстро и себе под нос, что Соня, разумеется, ничего не поняла. И пока Соня судорожно размышляла, как же будет на французском языке, «повторите, пожалуйста, ещё раз», абсолютно упустив из вида, что на английском это было бы произнести гораздо проще, продавщица, с ярко выраженным украинским акцентом, пропела: – Ой, наша, а я и не поняла сразу. Здравствуйте, чем помочь? Шо прихлянулось?

У Сони вырвался вздох облегчения. Она была так безумно рада этой украинской мадам, что чуть ли не бросилась к ней на шею, но, вовремя опомнившись, сказала: – Здравствуйте, мне нужны духи Шанель номер пять.

– Именно духи? – переспросила тётка.

– Ну, да, а бывает что-то ещё?

– Конечно, парфюмерная вода, туалетная вода, правда, номер пять у нас есть только духи, – с гордостью сказала она.

Соня наконец-то рассмотрела бейджик на её внушительной груди, на нём красовалось имя Оксана.

Соня даже не поняла идиотизма предыдущего тёткиного вопроса. Она с радостью взяла флакончик духов, положенный в бумажный фирменный пакетик, расплатилась, пытаясь в уме перевести евро на рубли, и остановилась в нерешительности.

– Чегхо-то ещё? – спросила продавщица по имени Оксана.

– Вообще-то да, – решительно начала Соня, – а здесь только вы на русском говорите?

– Да шо вы. Здесь наши девочки почти везде, вы первый раз в Париже?

Соня утвердительно кивнула.

– Ну не пугхайтесь, тут наших полно и в косметике, и в одежде, везде в общем, – приободрила её Оксана.

И Соню понесло. У хохлушки Оксаны она купила ещё рассыпчатую пудру маме. В YSL свою любимую тушь с эффектом накладных ресниц – четыре чёрных, и для разнообразия две синих, ещё блеск для губ. Три чёрных туши в Lancome, там же три помады – алую, винно-сиреневатую и с розовинкой. Два карандаша для губ, чёрный карандаш для глаз, палетку теней. По совету продавщицы взяла непривычный для себя цвет, – он был совершенно непонятным, – сиреневато-серо-коричневый, что ли. В палетке были четыре таких цвета, отличавшиеся друг от друга интенсивностью и тональностью. В Lancome продавщица, кстати, была француженкой, но Соня, смешивая английский с французским, и щедро добавляя жестикуляцию, с лёгкостью нашла с ней общий язык. Пудру для себя Соня взяла в Givenchy, там же ещё две пудры на кремовой основе, румяна, духи Ange ou Demon в двух вариантах, Very Irresistible. Затем вернулась к Оксане в Chanel и взяла Coco Noir для себя и помаду для мамы. Соня злобно прошагала мимо стенда Dior, отшатнувшись от продавщицы, которая предлагала ей новый J’Adore. Точно такой же она оставила в квартире Андрея и подумала, что сейчас «эта рыжая тварь по имени Аня» им пользуется, также как пользуется всем, что когда – то принадлежало Соне, включая и её мужа. Сам Кристиан Диор был, конечно, ни в чём не виноват, он умер в 1957 году, и точно не был в курсе Сониных событий, но Соня ничего не могла с собой поделать и испытала дикую злость к невинным духам, напомнившим ей о муже.

Затем Соня, уже нагруженная пакетами, стараясь не думать о грустном, изучив предварительно карту магазина на стенде, и посоветовавшись с Оксаной, поднялась сразу на четвёртый этаж, где, пройдя пару метров, наткнулась на пальто своей мечты. Чёрное, чистый кашемир, полуприлегающее, двубортное с поясом, длиной чуть ниже колена, английский воротник. Цена в тысячу евро Соню даже не смутила, когда ещё она такое найдёт? Померила. Её, правда, напугал размер «сорок два», значащийся на бирке, но, когда Соня надела пальто, оно сидело просто идеально. И Соня догадалась, что французский сорок второй соответствует российскому сорок восьмому. Скидка в десять процентов окончательно убедила Соню в необходимости сделать это приобретение. Внутренне визжа от восторга, она надела его сразу, как оплатила, сложила ненавистную куртку в пакет и почувствовала, что дико голодна. Соня легко сориентировалась и нашла маленький кафетерий. Один столик, слава Богу, был свободен.