Читаем без скачивания Возвращение (Полдень. ХХII век) - Аркадий Стругацкий

— Извините, — сказал он и снова чихнул. — Я опять простудился. Проваляешься ночь на бережку — и сразу насморк.

— А зачем это — на бережку? — осторожно спросил штурман.

— Ну как же, Сергей Иванович? На бережку лужайка, травка, приятно так рыбка плещется в заводи… — Горбовский опять чихнул. — Извините… И луна на воде — «дорожка к счастью», знаете?

— «Дорожка к счастью» хороша на море, — сказал Кондратьев мечтательно.

— Ну, не скажите. Я сам из Торжка, речушка у нас там маленькая, но очень чистая. А в заводях — кувшинки. Ах, как отлично!

— Ага, — сказал Кондратьев улыбаясь, — в мое время это называлось «тоска по голубому небу».

— Это и сейчас так называется. А на море… Я как-то сидел — на Гаваях это было — ночью, луна изумительная, где-то девушки поют, и вдруг из воды как полезли, полезли какие-то… в рогатых костюмах…

— Кто?!

— Эти… спортсмены…

Кондратьев хохотнул.

— Нет уж, Леонид Андреевич, — сказал он. — Море вы не трогайте. Я и сам не прочь так… в рогатом костюме! А куда вы сейчас ходили, Леонид Андреевич?

Горбовский махнул рукой и лег опять.

— А, — сказал он. — Брожу к Венере и обратно. Нужно возить добровольцев. Славные ребята — добровольцы. Только очень шумные, едят ужасно много и все, знаете, рвутся на смертоубийственный подвиги.

Кондратьев с интересом спросил:

— А как вы смотрите на проект, Леонид Андреевич?

— Очень правильный проект, — сказал Горбовский. — Я его составлял. Не я один, конечно, но я тоже участвовал. В молодости мне много приходилось иметь дела с Венерой. Злая, злая планета. Да вы, наверное, сами знаете…

— По-моему, очень скучно возить добровольцев на Д-космолете, — сказал Кондратьев.

— Да, конечно, задачи у Д-космолетов несколько иные. Вот я, например, на своем «Тариэле», когда все это закончится, пойду к ЕН 17 — это на пределе, двенадцать парсеков. Там есть планета Владислава, и у нее — два чужих искусственных спутника. Мы будем искать там город. Это очень интересно — искать чужие города, Сергей Иванович!

— Какие — чужие?

— Чужие… Их не земляне строили. Знаете, Сергей Иванович, вас как звездолетчика, наверное, интересует, чем мы сейчас занимаемся. Я приготовил для вас специально небольшую лекцию и, если хотите, сейчас ее вам прочитаю, а?

— Ну конечно же!.. С удовольствием… Пожалуйста. — Кондратьев подтащил кресло поближе к кушетке.

Горбовский уставился в потолок и начал:

— В зависимости от своих вкусов и наклонностей наши звездолетчики решают главным образом три задачи, но меня лично интересует четвертая. Ее многие считают слишком специальной, слишком безнадежной, но, на мой взгляд, человек с воображением легко найдет в ней призвание. Тем не менее есть люди, которые утверждают, что она ни при каких условиях не может оправдать затраченного горючего. Так говорят снобы и утилитаристы. А мы отвечаем им на это…

— Виноват, в чем, собственно, состоит эта четвертая задача? — осведомился Кондратьев. — И заодно — первые три?

Горбовский некоторое время молчал, глядя на Кондратьева и помаргивая.

— Да, — сказал он наконец, — лекция, кажется, не получилась. Я начал с середины. Первые три задачи — это… двоеточие: планетологические, астрофизические и космогонические исследования. Затем проверка и дальнейшая разработка Д-принципа, то есть берут новый, с иголочки, Д-космолет и гоняют его у светового барьера до изнеможения. И, наконец, попытки установить контакт с иными цивилизациями в Космосе; в общем, пока тщетные попытки. Моя любимая задача тоже связана с иными цивилизациями. Только мы ищем не контакты, а следы. Следы побывок чужих космолетчиков на разных мирах. Некоторые утверждают, что эта задача ни при каких условиях не может оправдать… Или это я уже говорил?

— Говорили, — сказал Кондратьев. — А что это все-таки за следы?

— Видите ли, Сергей Иванович, каждая цивилизация должна оставлять множество следов. Возьмите хотя бы нас, человечество. Как мы осваиваем новую планету? Мы ставим возле нее искусственные спутники, от Солнца до нее тянется длинная цепь радиобакенов — по два-три бакена на световой год,

— маяки, всевозможные пеленгаторы… Если нам удается высадиться, мы строим на планете базы, научные города. И не берем же мы все это с собой, когда покидаем планету! Вот так же и другие цивилизации.

— И нашли вы что-нибудь? — спросил Кондратьев.

— А как же! Фобос и Деймос — ну, это вы, конечно, знаете. Подземный город на Марсе, искусственные спутники у Владиславы… Вот куда я полечу. Очень интересные искусственные спутники. Да. Вот чем мы, в общем, занимаемся, Сергей Иванович.

— Интересно, — сказал Кондратьев. — Только я, будь моя воля, выбрал бы все-таки исследования Д-принципа.

— Ну, это зависит от вкусов и наклонностей. А сейчас все мы возим добровольцев. Даже гордые исследователи Д-принципа. Мы сейчас — как в ваше время кучера трамваев…

— В наше время уже не было трамваев, — сказал с негодованием Кондратьев. — И трамваи водили не кучера, а… м-м-м… Это как-то по-другому называлось. — Его вдруг осенило: — Слушайте, Леонид Андреевич, а что, если мы с вами сейчас пообедаем? И бутылочку винца…

Горбовский чихнул, сказал «извините» и сел.

— Постойте, Сергей Иванович, — сказал он, доставая из кармана огромный цветастый носовой платок. — Постойте… Я вам сказал, для чего я к вам пришел?

— Чтобы поговорить как звездолетчик со звездолетчиком.

— Правда. А больше ничего не сказал? Нет?

— Нет. Вас сразу очень заинтересовала кушетка.

— Ага. — Горбовский задумчиво высморкался. — Вы, случайно, не знаете океанолога Званцева?

— Я знаю только врача Протоса, — печально сказал Кондратьев. — И вот с вами познакомился.

— Отлично! Вы знаете Протоса, Протос хорошо знает Званцева, а я хорошо знаю Протоса и Званцева… В общем, Званцев сейчас придет. Николай Евсеевич его зовут.

— Вот хорошо-то! — обрадованно сказал Кондратьев. — Пообедаем втроем. А то мне, знаете, как-то одиноко все…

Послышалось пение сигнала. Кондратьев вскочил.

— Это он, — сказал Горбовский и снова улегся.

Океанолог Званцев был громадного роста и чрезвычайно широк в плечах. У него было круглое, медного цвета лицо, густые темные, коротко остриженные волосы, большие, стального оттенка глаза и прямой маленький рот. Он молча пожал Кондратьеву руку, покосился на Горбовского и сел.

— Вы тут посидите, — сказал Кондратьев, — а я пойду закажу обед. Вы что любите, Николай Евсеевич?

— Я все люблю, — сказал Званцев. — И он тоже все любит.