Читаем без скачивания Сибирское бремя - Фиона Хилл

В связи со спадом в торговле мехами, к XVIII столетию коммерческий стимул для освоения Сибири ослаб. Однако интерес к Сибири вновь возрос, когда государство официально превратило регион в место ссылки, а российские политические мыслители XIX столетия стали перенимать идеи европейского империализма. Ссылка преступников началась в 1648 году, а к 1729 году Сибирь стала официальным местом ссылки политических заключенных (князь А. Д. Меншиков, сподвижник Петра I, был сослан туда в 1727 году). В 1762 году был издан указ, разрешавший землевладельцам ссылать в Сибирь своих крепостных-бунтовщиков. В 1763 году аналогичный указ был распространен на осужденных проституток, а в 1800 году — на граждан еврейской национальности, не плативших налоги. В 1800 году население Сибири возросло более чем на миллион человек, частично благодаря притоку заключенных и ссыльных. После восстания декабристов в 1825 году, возглавленного офицерами гвардейских полков, революционеров, политических бунтовщиков и других оппонентов царского режима стали в массовом количестве высылать из Санкт-Петербурга, Москвы и других городов Европейской России. В 1891 году в Сибири проживали предположительно 50 000 российских политических ссыльных, 5000 их жен и детей, 100 000 польских повстанцев и 40 000 преступников9.

Когда приток ссыльных привел к скачкообразному росту численности населения в Сибири, царские власти стали всерьез задумываться над административным освоением Сибири. Так, например, в начале 1820 года главному советнику царя Александра I Михаилу Сперанскому был поручен поиск путей искоренения недостатков в управлении Сибирью. В их число входили: «непомерные расстояния от местных пунктов до различных административных органов управления»; нехватка местных дворян, что приводило к назначению губернаторами тех, за кем невозможно было установить эффективный контроль или надзор; малая и скудная заселенность региона, что часто имело своим результатом «слишком большой для данного числа жителей бюрократический аппарат»10.

Несмотря на переход государства к ссылке и учреждению исправительных поселений в Сибири, регион продолжал сохранять свою притягательность как отдаленный рубеж и место благоприятных возможностей, особенно из-за отсутствия крепостничества и наличия непомерного количества неосвоенных земель и богатых угодий для промыслов. Многие российские ученые критически смотрели на склонность государства относиться к Сибири как к исправительной колонии. Например, в 90-х годах XIX века Николай Ядринцев призывал к «свободной колонизации» Сибири. Он считал, что именно это, а не царская политика ссылок приведет к интенсивному росту численности населения и будет стимулировать экономическое развитие, как это происходило при колонизации Австралии, США и Канады11. Даже ссыльные декабристы отзывались о Сибири как о «втором новом мире». Сибирь, считали они, может положиться на свои огромные ресурсы природных богатств и земель, которые являются гарантией того, что «честное предпринимательство и усилия со стороны граждан будут заслуженно и щедро вознаграждены», как это было в Америке12. Известный российский революционер XIX столетия Александр Герцен проводил параллель между опытом работы России в Сибири и американской экспансией на запад. В письме к своему итальянскому современнику Джузеппе Маззини он писал, что русские, как и американцы, ограничивали свою первобытную экспансивность в приграничных регионах за счет более обширного освоения богатств континента. Он сравнивал сибирских колонистов с американскими пионерами, занимавшимися фермерством на равнинах Северной Америки13.

В самом деле, российские поселенцы продвигались в Сибирь подобно американским поселенцам, получившим участки для занятия фермерством на Западе США после Гражданской войны. С 1800 года и до начала Первой мировой войны, в тот же период, когда российское государство высылало своих политических противников и уголовных преступников за Уральские горы, почти пять миллионов российских поселенцев мигрировали в Сибирь по собственной воле — по большей части без каких-либо санкций и за свой собственный счет14. Сибирь, в сущности, стала «Северной Америкой» Российской империи. Она манила достатком и питала надежды сельских жителей в их поисках свободных земель вдали от перенаселенных сельскохозяйственных регионов. С 1871 по 1916 год свыше 40 процентов внутренних мигрантов в Российской империи стали селиться в Сибири15. В России XIX столетия внутренняя миграция была предметом множества ограничений; в основном она была разрешена тем или официально распространялась только на тех, кто обладал собственностью и располагал средствами для оплаты своего переезда и приобретения земли и техники16. Это, однако, не отпугивало лиц, не имевших таких средств. Благодаря такой миграции и естественному приросту население Сибири стало довольно быстро расти по сравнению с предыдущими периодами17.

Строительство Транссибирской железнодорожной магистрали послужило катализатором процесса заселения Сибири. Хотя основной участок Транссиба от Москвы до Читы был закончен в 1899 году, строительство, начавшееся лишь в 1891 году, не было полностью завершено к 1917 году. Однако в 1903 году ветка, ведущая к Тихому океану через Харбин на китайской территории, соединила Читу с Владивостоком. В период между царскими переписями 1897 и 1911 годов 1 миллион человек перебрались в Сибирь по железной дороге18. Учитывая желание установить и укрепить российский контроль над этим огромном регионом и возрастающую необходимость обеспечить безопасность своих границ как с Китаем, так и со все более агрессивной Японией, царское правительство вскоре стало поощрять такую миграцию. Оно даже предоставляло ряд льгот на переселение, включая дотации на переезд, медицинские услуги и продукты питания, а также низкий миграционный тариф, равный одной трети стоимости проезда на поезде в вагоне четвертого класса19. Колонизация Сибири стала официальным правительственным проектом в рамках программы российского премьер-министра Петра Столыпина по реформированию сельского хозяйства. Ее целью было переселение «избытка» населения из европейской части России и увеличение количества обрабатываемой земли20. Большинство миграционных ограничений, включая требования к собственности, были отменены в 1904 году. В результате этой политики численность населения Сибири остановилась на отметке порядка 10 миллионов к 1917 году21, сделав Сибирь самым популярным местом для мигрантов в Российской империи.

Хотя относительно высокие темпы миграции в Сибирь и связанный с этим прирост численности населения и свидетельствовали о том, что регион очень привлекателен для российских поселенцев, ускоренное заселение Сибири началось только после того, как заселение Черноземья почти достигло порога насыщения. В конце XIX и начале XX века поселенцы прибывали в Сибирь в основном из сильно перенаселенных сельских регионов западной и центральной частей России и Черноземья22. Сибирь, возможно, и была землей благоприятных возможностей, но для некоторых она была еще и территорией вынужденного переселения, а для многих — землей последней надежды. Многие переселенцы оказались на пороге нищеты и голода, вызванных частыми неурожаями и эпидемиями, в своих родных регионах. Необходимо было выбирать между переездом на восток и смертью от голода и болезней. По результатам изучения миграции того периода, правительство сделало вывод, что из-за кризиса в сельских районах России всем сельским переселенцам необходимо разрешить добровольную миграцию23. Однако преодолеть трудности, связанные с удаленностью и климатом, было непросто. Перспектива миграции в Сибирь пугала переселенцев.

Известный американский исследователь Джордж Кеннан (George Kennan) в своей книге о путешествии по Сибири описывает, как русские целовали землю перед пограничным столбом между Европой и Азией, прощаясь с Родиной, перед тем как отправиться в долгий холодный путь на восток (см. блок 5-1).

«На второй день после нашего отъезда из Екатеринбурга, когда мы проезжали редкий лес между селами Марково и Тугулимская, наш ямщик внезапно осадил своих лошадей и, обернувшись, сказал: «Вот граница». Мы спрыгнули с тарантаса и увидели стоящий на обочине квадратный столб из оштукатуренного или ошпак-леванного кирпича, высотою десять или двенадцать футов, с нанесенным на одной стороне гербом европейской Пермской губернии, а с другой — гербом азиатской Тобольской губернии. Это был пограничный пост Сибири.

Ни один пограничный столб в мире не был свидетелем подобного множества людского страдания или прохождения мимо него такого большого числа людей с разбитыми сердцами. Свыше 170 000 ссыльных прошли этой дорогой с 1878 года и более полумиллиона с начала нынешнего столетия… Так как пограничный столб расположен примерно на полпути между последним европейским и первым сибирским этапами, стало традицией разрешать этапам ссыльных останавливаться здесь для отдыха и последнего прощания с домом и Родиной. Российский крестьянин, даже будучи преступником, крайне привязан к своей Родине; вокруг этого пограничного столба можно было стать свидетелем душераздирающих сцен, когда такой этап, возможно застигнутый в пути морозом и снегом, ранней осенью, останавливался здесь для последнего прощания. Некоторые давали волю безудержному горю. Другие утешали плачущих. Иные становились на колени и прижимались лицом к любимой земле своей Родины и набирали немного земли с собой в ссылку. А немногие прикасались губами к европейской стороне холодного кирпичного столба, будто навек прощаясь со всем тем, что он символизирует…