Читаем без скачивания Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая - Марк Еленин

...Около художников под красными зонтами как обычно толпились люди. Большинство — молодежь. Переходили от одной картины к другой, вскользь просматривая изображения. Толкались, шумели, смеялись, отпускали шутки. Я успел обогнать своего «хвоста» на белой лестнице, на мгновение забежал в церковь и, выйдя, спустился по иной улочке, смешавшись с другой группой любителей живописи. Внизу мне удалось быстро схватить такси. Для страховки я сделал медленный круг по площади Тэтр и поехал вверх по Елисейским полям к площади Звезды. И оторваться от них я сумел только к вечеру. Поскольку они уже знали адрес моего магазина, как вы понимаете, я не мог вернуться к себе. Я протелефонировал Натали, чтоб она немедля закрылась, вызвал в условленное место Иветту и переночевал в маленькой гостиничке «Наполеон Бонапарт». Мне, вероятнее всего, придется срочно менять город, ликвидировав ковровое дело и компанию «Сулейман Гамидов, Клерман и сын». Вот почему вы срочно понадобились мне, Альберт Николаевич.

— Думаете, все настолько серьезно, Роллан? Чем нам может грозить Николаи и его люди, которые сами должны пока действовать в обстановке строгой конспирации. Французская полиция, если узнает о их присутствии в Париже, не будет в большом восторге от подобного открытия. И примет меры немедля.

— Вы так считаете? — Шаброль призадумался и снял очки в роговой оправе. — Тут есть одна светлая идея, Альберт Николаевич...

Музыка за портьерой умолкла. Вошел Филипп Десбон. Доложил: дважды мимо салона медленно проезжал автомобиль марки «Рэно» без пассажиров. Но тревога Десбона оказалась ложной: машина, по-видимому, была просто неисправной. Покопавшись в моторе и изругав «старую кобылу, место которой давно на свалке», шофер медленно уехал и больше не появлялся. «Доктор» придирчиво и очень скрупулезно расспросил портного о внешности шофера и всех словах, сказанных им около салона. Не уловил ли Десбон какого-нибудь иностранного акцента?

Десбон давал стопроцентную гарантию в том, что шофер был французом. И судя по специфическим словечкам — подлинным парижским водителем. И никем больше: уж он-то знает их предостаточно. Они, конечно, разные, но у всех есть и нечто объединяющее: это не только специальные выражения и термины, но и стойкий запах бензина, въевшийся за годы, и руки в масле, держащие рулевое колесо, и особая небрежная посадка вроде как вразвалочку, с левым локтем, высунутым в окошко. Осторожный Десбон (он всегда становился архиосторожным, когда приходил патрон), выбегал на несколько минут на улицу: попросил баночку бензина (накапал-де нечаянно стеарином на рукав почтя готового пиджака — хозяин не прощает такой небрежности) и перебросился несколькими фразами о новой модели «Ситроена», появившегося в магазинах пару месяцев назад. «Доктор» похвалил его и вроде бы несколько успокоился. И тут же из примерочной зазвучал вихревой вальсовый мотив. Beнделовский прислушался к звукам скрипки, доносящимся из-за портьеры. Мелодия была по-прежнему бравурной.

— Давайте-ка вернемся к нашим агентам, Альберт Николаевич. Вы правы: надо навести ажанов на «эльзасцев». Это сделает Натали через своего старого поклонника и его ведомство. Должны же мы хоть раз по-серьезному использовать ее. Затем она исчезает: ее видели со мной и, вероятно, знают, где она работает. Третье — подробная шифровка в «Центр» о наших новостях. Я меняю город. Предположительно — Марсель. В портовом городе легче потеряться. Особенно среди массы публики, ежедневно прибывающей и отъезжающей пароходами. На это «добро» еще не получено. Все покажут события ближайших дней.

— Моя задача? — спросил Венделовский.

— «Лечь на дно», «законсервироваться» вместе с Монкевицем. Как запасной вариант, если согласится «Центр», поездка на отдых, на курорт, что ли. Модный, но не очень шумный... Есть еще один вариант — студентом в Прагу.

— Я не работал в Чехословакии. Ни разу, Роллан.

— Прага — прелесть. Остерегайтесь только «эльзасцев». Зато Иван Цветков — наш болгарин поблизости. Всегда поможет.

— Думайте, немцы знают о нашем с вами знакомстве?

— Возможно. Если они — с помощью Монкевица или без него — «повели» меня сразу после исчезновения Кутепова, они быстро вычислят и вас. И пожелают познакомиться поближе. Придется поговорить с Монкевицем, еще здесь в Париже, еще раз серьезно пугнуть его РОВСом и нашими связями со Скоблиным. Мы готовы, мол, представить полный доклад об участии подполковника в деятельности некоей разведывательной службы, осуществившей ряд акций не только в Париже, но и в другой столице. Продемонстрируйте его письменные обязательства. Дайте ему денег. И не спускайте с него глаз. В случае необходимости пошлите в Марсель, ко мне. А я уж сумею отправить его дальше. Пусть он знает и про этот наш вариант. Если досточтимый Николай Августович вздумал ставить на двух лошадок сразу, образумьте подполковника и скажите, что подобное у нас не проходит. Никогда!.. Перевербованные двойники нам не требуются.

— Все понял. Связь с вами?

— Пока через «Фунтика».

«Фунтик» — Николай Федорович Абрамов — был в группе советских разведчиков личностью неординарной. Его отец Федор Федорович Абрамов, генерал-лейтенант, окончил Полтавский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище, Академию Генштаба. Бывший хорунжий лейб-гвардии Донской казачьей батареи, он стал позднее командиром уланского полка, потом генерал-квартирмейстером штаба 12-й армии. В армии Врангеля Абрамов — командир Донского корпуса, в Софии — начальник III отдела РОВСа.

Оставив Россию, генерал Абрамов очень мучился разлукой с семьей (она осталась в городе Ржеве) и особенно с любимым малолетним сыном. Когда мальчику исполнилось 12 лет, отец нашел способ послать за ним преданного казачьего есаула, ждал, что Колю привезут в Софию. Но тот не пожелал расстаться с матерью и бабушкой, к отцу не поехал. Именно тогда и попал Абрамов-младший в поле зрения чекистов.

А через шесть лет вдруг явился в Москву, пришел на Лубянку и выразил желание сотрудничать с чека, заявив, что готов работать против отца.

Не успели в соответствующих инстанциях провести необходимые проверки и отработать «легенду» для перехода границы, как Абрамов-младший все сделал сам: нанялся матросом на судно, совершавшее рейды между Ленинградом и Гамбургом, в Гамбурге — «сбежал», сел на берлинский поезд и явился к... фон Лампе. Представился ему Николаем Федоровичем Абрамовым, сыном генерала, убежавшим из Советской России, попросил связать с отцом и даже получил от Лампе деньги на дорогу в Софию.

Естественно, он стал работать в РОВСе вместе с отцом. Абрамов-старший очень гордился сыном, сумевшим удрать от комиссаров, его хваткой, умением быстро входить в любую ситуацию. Абрамовы жили на софийской улице Оборище, в небольшом домике с тенистым садом, и хозяйка дома Александра Семеновна была совершенно очарована сыном генерала, счастливо избавившимся от большевиков. И еще более нежные чувства вызывал генеральский сын у дочери хозяйки, молоденькой хрупкой девушки Наташи. Тут расцветала настоящая любовь, которая неминуемо должна была кончиться свадьбой, что и случилось вскоре. Со стороны домик смотрелся как райский уголок. Цветник. Высокий забор, калитка. Деревянные ступеньки на второй, генеральский этаж. «Кабинетный стол», бумаги. На круглом столике рядом — обязательный для всех русских присутственных мест графин и три стакана. В углу — икона с теплящейся рубиновым цветом лампадой. Тут владения казака «Михеича». Он — денщик генерала, посыльный, дворник, охранник и владелец ключей от шкафов и сейфа, комендант здания Воинского Союза.

Картина сложилась совершенно идиллическая. Абрамов-младший законспирировался идеально. Он вызывал недовольство московского начальства лишь тем, что неосмотрительно рвался «в бой». Приходилось сдерживать его, уговаривать не торопиться.

Тем более, что ближайшее окружение генерала Абрамова встретило внезапное появление генеральского сына по-разному. Некоторые считали его по меньшей мере авантюристом. Другие высказывались определенней: «платный красный агент, гэпэушник». Коробила грубость и резкость его суждений, манера говорить обо всем безапелляционно, неумение прислушиваться к чужому мнению.

И в то же время нельзя было не признавать его знание современной жизни Советской России, о которой большинство ровсовцев были осведомлены очень поверхностно, больше из чужих уст, из газет и рассказов очевидцев.

Абрамов-младший о русской жизни знал по собственному опыту, он успел даже поработать в неведомой для многих организации «Осовиахим»...

Любое поручение РОВСа он выполнял с необыкновенным рвением. И все-таки добиться полного доверия ему не удавалось. Особенно недоверчивым оказался начальник контрразведки РОВСа полковник Браунер. Свое мнение полковник не скрыл от Абрамова-старшего: