Читаем без скачивания Ночь печали - Фрэнсис Шервуд

Касик, закрыв лицо руками, что-то бормотал, и в его словах изливалась вся мировая скорбь.

— Моктецума требует десять девушек, — сказала Агильяру Малинцин.

— Рабынь? Наложниц?

— Жертв.

Касик откинулся на носилки и, закрыв лицо веером из перьев, ни на кого не смотрел.

— Это называется уей текульуить. Девственниц со всей империи доставляют в столицу на Праздник кукурузного початка. Они танцуют перед пирамидами Уицилопочтли и Тлалока. В последнюю ночь танца к ним подкрадываются мечники и отрубают им головы.

Сад, украшенный цветами, из праздничного превратился в похоронный.

— И что это значит — для нас, я имею в виду? — спросил у Агильяра Кортес.

— Они не просят нас приносить себя в жертву, команданте.

— Я имею в виду — стратегически. Нашу задачу здесь, в Мешико.

— Давайте поприветствуем почтенных сборщиков податей, — пробормотал из-за веера касик. — Отведите их в купальню.

— Что он делает? — спросил у Агильяра Кортес.

— Это знак уважения к гостям, — пояснила Малинцин.

— А почему бы не утопить этих сборщиков податей в купальне, Кортес? — Исла всегда оказывался по правую руку от своего командира, всегда знал, откуда дует ветер, кто что делает, почему делает и где. — Или медленно сварить их, словно раков?

— Как они могут? — закатил глаза Кортес. — Это приведет к войне со столицей.

Вскоре вокруг засуетились слуги, подносящие чистые макстлатли, пищу и напитки. Испанцы, бывшие гостями касика, разбрелись по своим комнатам и шатрам. Праздник завершился. Альварадо, Нуньес, Исла, Пуэртокарреро, Берналь Диас, Ботелло, Агильяр и Куинтаваль направились в комнату Кортеса, чтобы выпить перед сном бренди. Впрочем, Пуэртокарреро от приглашения в конце концов отказался, заявив, что слишком устал. Он предпочитал пить в одиночестве, чтобы его не отвлекали вежливые разговоры. Аду пришлось остаться, так как он был нужен Куинтавалю. Франсиско, проснувшийся от поднявшейся суеты, тоже пошел к Кортесу, так как Ботелло любил поболтать с кем-нибудь после важных встреч. Отец Ольмедо тоже присоединился к ним, поскольку группе, возможно, понадобится религиозное утешение. Малинцин направилась туда, потому что Кортес не сводил с нее глаз.

— Итак, Агильяр… — начал Кортес.

Офицеры сидели вдоль стены, ибо стул был только у Кортеса, точнее, дантовское кресло, привезенное из Испании на Гаити, а затем на борту флагмана «Санта-Мария» — в Новый Свет. Индейцы не украшали свои дома мебелью и по утрам сворачивали циновки для сна, ставя их в угол.

— Четыре года назад жители Семпоалы проиграли сражение с объединенными силами Моктецумы, Такубы и Тескоко, — рассказал им Агильяр. — Каждые восемьдесят дней они платят треть своих ресурсов столице. Этот внеочередной визит сборщиков податей, видимо, как-то связан с нашим присутствием, а у касика Семпоалы несколько молодых дочерей-девственниц.

— Вот как? — У Кортеса сложилось впечатление, что испанцам уже подарили всех незамужних женщин в этом городе.

В своей комнате толстый касик разговаривал с приближенными.

— Эти мешика морят нас голодом, — ворчал он.

Как правило, водку, пульке, употребляли очень редко, но сегодня выдалась такая ночь, когда можно было и выпить. Бочонок с пульке передавали по кругу.

— Если мы умрем, чем это поможет Моктецуме? Может быть, новый Кетцалькоатль Справедливый спасет нас?

— Возможно, это наш шанс, — медленно сказал Агильяру Кортес. — Передать известие Моктецуме. Произвести на него впечатление. Который час, Нуньес?

— Девять вечера, сеньор Кортес.

Касик трясся на носилках, размахивая руками и ногами, словно младенец, лежащий на спине.

— Как мы можем остановить все это? Нам больше некого приносить в жертву богам в храмах. — Он приказал трем придворным оцарапать до крови уши и голени и взмолиться богам о прощении за то, что ритуалы не исполнялись должным образом.

— Моктецума знает, что мы здесь, — мягко отметил Аду.

— Что здесь делает черная собака? — повернулся к Куинтавалю Кортес. — Он не офицер.

— Одна голова хорошо, а две лучше, — возразил Куинтаваль.

— Голова? С каких это пор у раба есть своя голова на плечах? — Кортес грустно покивал, будто печалясь о наступивших временах варварства. — Где ты потерял свою голову, Куинтаваль? Ты привел эту perro el pedazo de negro[32], эту дворнягу на встречу офицеров? No sabe nada[33]. Откуда тебе известно, что Моктецума знает о нашем присутствии здесь, раб?

— Его шпионы тут повсюду, — ответил Аду. — Они прячутся среди кукурузных стеблей, у реки, среди цветов, за валунами. Они следили за нами с самого первого дня на побережье, el primer día.

Кортес посмотрел на Агильяра и Исла. Стоит ли доверять рабу? ¿Es verdad?[34]

— Но это означает, что Моктецума собирается убить нас всех. — Куинтаваль испуганно оглянулся. — Я думаю, сейчас наилучшее время, чтобы уехать отсюда и вернуться на Кубу.

— Уехать, Куинтаваль? Это немыслимо. Да что ты за солдат?

— Нас тут только четыреста, а у Моктецумы тысячи людей. Это будет не бой, а бойня.

Касик размышлял вслух:

— Мы можем принести в жертву кого-то из наших, чтобы ублажить богов. Несомненно, проблемы со столицей начались из-за того, что мы не почитали богов должным образом. Так было всегда. Кто-то должен умереть, чтобы другие жили.

— Зачем же ты приехал в эти земли варваров, — спросил у Куинтаваля Кортес, — если не для сражений?

— Потому что губернатор Веласкес, оплативший наше путешествие, мой родственник. — Куинтаваль явно растерялся. — Я ехал сюда вовсе не для того, чтобы идти войной на столицу, захватить эту страну ради Испании и Папы Римского и посылать золото в метрополию. Я знать ничего не хочу об этой стране и не испытываю преданности к молодому королю Карлу Пятому, который, позвольте напомнить вам, вырос в Голландии, так что ему пришлось учить испанский как иностранный язык. А его мать, Хуана Безумная, таскавшая за собой труп мужа? Почему я должен умирать ради них?

Аду замер, пытаясь передать свое беспокойство легким движением бровей. Куинтаваль слишком много болтал, и когда-нибудь это доведет их обоих до беды.

— А наше оружие? Зачем мы привези его, Куинтаваль?

Встав с кресла, Кортес прошелся по комнате и, остановившись перед Куинтавалем, заставил его подняться на ноги.

— Для защиты и небольших сражений, Кортес.

Рассмеявшись, Кортес повернулся и ткнул пальцем в Альварадо.

— Альварадо, почему ты приехал сюда?

— Я, господин?

— Да, ты.

— Чтобы служить моему капитану.

— Я приехал сюда ради золота, — сказал Исла.

— Золото. — Эти слова прошуршали по комнате и выползли наружу в ночь, так что те солдаты, которые уже укрылись в своих шатрах, подхватили его, будто молитву. — Сантьяго, Сантьяго, святой Иаков, святой заступник Испании. Золото, золото, Бог, Бог, святой Иаков. Oro, Dios, Santiago.

— Ну вот. В том-то все и дело. Мы все согласны друг с другом. Вторжение должно быть полномасштабным. Мы нападем на Теночтитлан и искореним варварские жертвоприношения в самом сердце империи. Если вы не заметили, мы поддерживаем дружеские отношения с касиком Семпоалы, поэтому он даст нам солдат для нашей благородной миссии. Или вы думаете, что мне нравится весь день лежать на носилках?

— Я полагал, что мы отдыхаем перед путешествием к сердцу страны, — сказал Берналь Диас, поднимая голову от своей книги.

— Есть многое, о чем тебе неизвестно, Берналь Диас. — Кортес осмотрел комнату. — А в некоторых из вас слаба вера.

— В Бога? — Отец Ольмедо тоже обвел комнату подозрительным взглядом.

— Вера в меня, вашего командира, вашего генерала, мэра Веракруса, позволю себе напомнить вам, первого испанского города на этом континенте. — Голос Кортеса то поднимался, то опускался.

Кортес ходил взад-вперед по комнате, а его спутники придвинулись к нему поближе. Малинцин, понимавшая далеко не все слова, чувствовала, что происходит нечто важное. По кругу передавали стеклянный графин с бренди, бывший не только свидетельством товарищества, но и залогом круговой поруки.

— У меня есть план, — сказал Кортес, поднимая палец вверх. — Мы можем использовать сборщиков податей.

— И накликать на себя гнев Моктецумы? — встрял Куинтаваль. — А как же шпионы, о которых сказал нам Аду, Кортес?

— Но ты же не боишься каких-то жалких дикарей, спрятавшихся в кустах, Куинтаваль?

— Боюсь, Кортес. Моя жизнь дороже золота.

— Ты жалкий трус, Куинтаваль. Ты не мужчина, ты не один из нас.

Франсиско поперхнулся и, прикрыв рот, сделал вид, что закашлялся.

— Вы что, думаете, я не знаю, что делаю, друзья мои? — Кортес расправил плечи, ведь тот, кто знает, что делает, никогда не сутулится. — У нас есть враги. Вы что, не понимаете?