Читаем без скачивания Неосторожность - Чарлз Дюбоу

– Что случилось? – к его удивлению, шепчет Мэдди.

Он думал, она давно уснула. Уже глубокая ночь.

– Ничего. Просто не могу уснуть.

– В последнее время это часто бывает.

Гарри считал, что она не замечала. Он старался вести себя тихо.

– Это из-за книги?

– Да.

– Я могу помочь?

– Нет, нет. Спасибо. Мне просто нужно кое-что обдумать. Я, пожалуй, пойду, поработаю. Прости, что разбудил. Спи.

– Удачи, милый, – говорит Мэдди, засыпая, уверенная в своей любви.

Он нежно целует ее в лоб и тихо закрывает за собой дверь, выходя из спальни.

За компьютером начинается его еженощное предательство. Гарри ждут сообщения от Клэр, полные страсти, признаний в любви, откровенных описаний того, что она хотела бы с ним сделать. Его дневная маска сброшена, и он отвечает, возбужденный, отвечает в том же духе, общаясь с ней в виртуальном мире.

«Не могу дождаться, когда мы увидимся в Париже, – печатает он. – Есть старая испанская песня, в которой женщина просит: займись со мной любовью так, чтобы бубенчики у меня на щиколотках звенели, оглушая меня. Я заставлю твои бубенчики звенеть. Я даже привезу бубенчики с собой».

Ветер стучит ветками по стеклу. Свет горит только у Гарри. Даже городские коты уже спят. Он удивляется, как легко все получается. Как естественно он врет. И все же это не только ложь. Гарри любит жену и сына. Они – всё для него. Но он обнаружил, что есть что-то еще, что-то, о чем он не знал прежде, иное измерение, где время и пространство существуют иначе. Словно исследователь, открывший земной рай, Гарри потерял вкус к миру за его пределами, и все, о чем он может думать, – это пересечь снежный мост на обратном пути в Шангри-ла.

Наступает День благодарения. Мэдди устраивает пир. Она нашла мясника на Трастевере, заказала у него двух целых индеек, птицу, какую редко используют в местной кухне. Остальные продукты легче достать. Разумеется, картофель. Фаршированный. Лук в сливочном соусе. Я отправляю ей почтой несколько банок клюквенного соуса «Оушн спрей», который невозможно добыть в Италии. Мы всегда предпочитали его изысканным деликатесам. Она печет яблочные пироги и даже тыквенный. Приходит толпа американцев, друзья друзей, дети. Местные дипломаты, художники, пара журналистов, те, кто не может позволить себе слетать домой на праздник. Их набирается более двадцати. Гости приносят вино и шампанское. Все имеющиеся в доме стулья заняты. В приглашении значилось: выпивка с двух, обед в три. Они поют гимны, Гарри читает молитву. Не хватает только футбола по телевизору. Джонни сидит между родителями. Слева от Гарри – жена архитектора. Он обсуждает с ней свои любимые римские постройки, но вскоре понимает, что та не разделяет увлечений мужа. Словно заговорил с женой игрока на шорт-стопе о бейсболе, и выяснилось, что она не интересуется спортом.

После основного блюда, перед десертом, пока стынут пироги, все идут погулять. Выдвигаются на пьяцца Навона, восхищаются фонтаном Бернини. У римлян просто обычный четверг. Есть что-то порочное в том, чтобы выпивать среди дня, когда все вокруг работают. Словно сбежал с уроков.

Они доходят до Тибра и возвращаются. Уже темнеет. Офисные служащие спешат домой. Народ заполняет кафе, подростки курсируют по улицам в поисках девочек. Магазины закрываются.

– Люблю День благодарения, – говорит Мэдди, когда гости расходятся.

Они в кухне. Она моет бокалы, Гарри вытирает. Тихо звучит музыка.

– Мне придется ехать в Париж, – объявляет он. – Только что узнал. Не хотел говорить раньше, портить праздник. Прости.

Мэдди смотрит на него.

– Опять надо уезжать? Ну почему они не могут оставить тебя в покое и дать поработать?

Гарри пожимает плечами:

– Меня пригласили на встречу с французскими издателями. И еще хотят, чтобы я побеседовал с читателями. Судя по всему, я довольно популярен во Франции.

– Французы считают, что Джерри Льюис – гений комедии, – улыбается она. – Когда ты едешь?

– На следующей неделе. В понедельник. Меня не будет дня три.

Мэдди убирает с глаз волосы тыльной стороной запястья, чтобы в глаза не попало мыло.

– Я не смогу поехать, ты же знаешь. У Джонни занятия.

– Да. – Гарри рассматривает бокал. – Буду по тебе скучать.

– Я бы очень хотела поехать. Мы давно не были в Париже.

– Может, в следующий раз. Тебе бы все равно было скучно. Я целый день на встречах, на деловых обедах. Все захотят отломить от меня кусок. Ты это ненавидишь.

– Да.

– Давай я тебе что-нибудь привезу, например платье? – предлагает он. – Новую сумочку? По последней моде?

– Ты прекрасно знаешь, что я меньше всего хочу какое-нибудь платье, которое все равно ни разу не надену.

– Красавица, отлично готовит, прекрасная мать, ненавидит шопинг. Ты идеальная жена.

Гарри с любовью целует Мэдди в щеку. В душе он ликует. Моряк, получивший три дня увольнительной.

В тот вечер он снова рассказывает Джонни историю о Короле Пингвинов. Потом они с Мэдди занимаются любовью. Сначала она не хочет, твердит, что устала и наелась. С годами они занимаются любовью все реже и реже. Это мне потом расскажет Мэдди. Их отношения стали рабочими, страсть исчезла. Они были командой, объяснила она мне. За двадцать лет многое меняется.

Было бы упрощением считать это причиной, по которой Гарри сделал то, что сделал. Моя половая жизнь никогда не была, как говорится, удовлетворительной, но полагаю, что, как мышца или иностранный язык, она может пропадать от недостатка практики. Я не жду многого от секса, поэтому не выставляю планку высоко и нахожу для себя иные радости плоти – еду и выпивку. И, как с едой, человек едва ли пойдет в другой ресторан, если в том, куда он ходит постоянно, по-прежнему готовят так, что это возбуждает его аппетит.

Я часто думал о том, как тогда жила Мэдди. Как верила. В каком неведении пребывала. Она дала клятву и была ей верна. Не возникало ни тени сомнения в том, что она ее сдержит. Но, несмотря на свою красоту, она не была особенно сексуальна. Не то чтобы она была равнодушна к сексу, просто относилась к нему как к шоколаду или физическим упражнениям. У него были свои преимущества, даже радости, но он бледнел в сравнении с тем, что являлось для нее действительно важным – любовью и семьей.

Как те, кто родился в бедности, жаждут богатства, те, кто родился без любви, хотят ее сильнее других. Она становится великим решением, ответом на все вопросы. Когда Мэдилейн было всего полгода, ее мать ушла. До замужества мать была очень красивой, высокооплачиваемой моделью скромного происхождения, но ушла она не к другому мужчине. Ее выжила свекровь, богатая и влиятельная, не одобрявшая выбор сына. А он не стал бороться. Для него все свелось к выбору между любовью и деньгами, выбору тем более простому, что я не уверен, что он когда-нибудь кого-нибудь любил. Он так и не открыл Мэдди правды – вместо этого рассказывал, что ее мать была сумасшедшей наркоманкой.

Они это легко провернули. В те времена такое было вполне возможно. Для богатых одни правила, для всех остальных – другие. Им всего лишь потребовалось позвонить юристу. Прозвучали угрозы, бумаги были подписаны. Следующие несколько лет Мэдди жила с бабушкой, пока ее отец не женился второй раз – на ком-то, кого сочли более подходящей кандидатурой. Ее старший брат, Джонни, остался с отцом, они уезжали из страны, несколько лет прожили на Сан-Круа. Но ее мать, ставшая жертвой системы, которой она так и не поняла, исчезла из их жизни. Была пара попыток позвонить по телефону, на день рождения Мэдди и на Рождество, но в разговор всегда вмешивался отец – он просто клал трубку.

Когда Мэдди исполнилось семь лет и с нее еще не сняли нарядное платье, она вошла в комнату, где отец клал трубку на рычаг. «Кто звонил, папа?» – спросила она. «Ошиблись номером», – ответил он. Мэдди пока не научилась не доверять отцу.

Она снова увидела мать только на первом курсе колледжа. Мэдди жила недалеко от Бостона, в тех местах, где выросла. Сомневалась, следует ли с ней связываться, есть ли в этом смысл, но в глубине души понимала, что ей не все рассказали. В конце концов Мэдди позвонила матери и договорилась о встрече, не зная, чего ожидать. Какая женщина не станет бороться за своего ребенка? Мэдди была в том возрасте, когда все еще ждешь ответов.

Мать жила в бедном районе старого промышленного городка. Дома на несколько семей, отделанные пластиковым сайдингом, дети играют прямо на улице, магазины за железными ставнями, потрескавшиеся тротуары, за заборами лают сидящие на цепи питбули. Я до сих пор не знаю, как Мэдди ее нашла. Она не лжет, но очень избирательно рассказывает.

Она добралась до места, и мать ее встретила. В квартире почти не было мебели. Краска на стенах облупилась, пахло кошками. Очевидно, Мэдди прежде не бывала в подобных домах. Она оказалась в совершенно другом мире. В единственном кресле перед телевизором сидел мужчина. Он даже не поднял головы. Из-за двери кухни робко выглядывала хорошенькая светловолосая девочка.