Читаем без скачивания Посмотреть в послезавтра - Надежда Молчадская

«Вот я Вас и поймал. Между строк учитесь читать, а так похвально – читаете внимательно». Потом я ему рассказала об ухудшении моего зрения, чтобы избавиться от навязчивой избы-читальни. Но он намека не понял и продолжал расширять мой кругозор и развивать память. На вопрос: «Откуда Вы их берете?» – он поднимал палец вверх и на этом мое любопытство заканчивалось. Также у него появились и другие странности в поведении. Если раньше он только бормотал под нос, то ко всему прочему прибавился свист, и каждое утро я должна была оценить новый отрывок из оперы. Это внимание меня раздражало, но я должна была терпеть: он был прекрасным доктором и много времени уделял дочери.

Прошел еще год, вместе со свистом и книгами. Севастьянов заметно постарел, появились черные круги под глазами, нос вытянулся, впалые щеки, худоба лица подчеркивали форму черепа. Скорость в ходьбе поубавилась, каблуки уже не издавали привычных звуков. Дверь в кабинет оставлял открытой, даже уборщица Екатерина удостоилась чести наливать воду в графин.

Пришла на работу в 7:45, по привычке наводила порядок.

«Сейчас должен появиться «библиотекарь», – так в шутку прозвала Севастьянова. Но он почему-то задерживался, что совсем было несвойственно заведующему. «Наверное, заболел», – подумала я. Зазвонил внутренний телефон. Голос Севастьянова попросил меня зайти к нему в кабинет. Войдя в открытую дверь, увидела Севастьянова: он стоял возле окна и что-то бормотал. Я кашлянула – он даже не обернулся. «Павел Васильевич, Вы вызывали?». Он обернулся и сказал: «Я не вызывал, а пригласил Вас для беседы. Присаживайтесь». Посмотрев в его совершенно пустые глаза, рухнула на стул. Предчувствие меня не обмануло.

«Мария Петровна, меня переводят в другое место, и это означает, что Венеру лечить, вернее сказать, поддерживать ее состояние будет некому. Единственное, что я смог сделать для Вас, это попросить о переводе ее в Москву. Вот возьмите ее историю болезни. Там, на первой странице, указан телефон профессора, может, ему удастся спасти вашу дочь. На прощанье дарю Вам мою любимую книгу. Надеюсь Вам понравится». Взяла папку и книгу и прижала к груди, слезы потекли по щекам. «Все будет хорошо! Рано или поздно, с нами или без нас, но точно будет», – улыбаясь, он по привычке поднял палец вверх: «Спасибо Вам за все, прощайте», – сказала ему дрожащим голосом, еле-еле сдерживая всхлипы. Вернулась в регистратуру: звонки не прекращались, прямо какая-то эпидемия сегодня разгорелась.

Рабочий день близился к концу, собрала свои вещи, точно зная, что сюда больше не вернусь. Истошный крик послышался в конце коридора, вышла из своей коморки и увидела Екатерину, машущую руками возле кабинета Севастьянова. Подбежала к Екатерине, – она распластала руки и перекрыла вход в кабинет. Через ее могучие плечи я увидела Севастьянова: он застыл в кресле, голова свисала на левое плечо, изо рта пузырилась белая пена, которая покрыла почти пол-лица. Сбежались врачи, Екатерина кричала: «Мы не входили! Мы не входили!». Нас попросили разойтись, и через две минуты уже гудела вся больница: Севастьянов умер.

Я уже не помнила, как доплелась до дома. Зашла на кухню, положила папку с книгой на стол. По привычке поставила чайник на плиту, села возле окна и включила радио. Приятный женский голос вещал: «А сейчас, дорогие слушатели, по многочисленным заявкам прозвучит партия Тореодора из оперы «Кармен» Жоржа Бизе в исполнении Муслима Магомаева». Мощный голос и энергетика певца заполнили мое маленькое пространство. Я сделала звук громче. Тело покрылось мурашками. Воспоминания меня захлестнули.

Николаша со мной рядом, мы бежим взявшись под руки, падаем в речку, смеемся плещемся, брызги мешают дышать. Я ему кричу: «Все, хватит, а то рассержусь». Брызги прекратились вместе с окончанием пения Магомаева. Я вздрогнула – во всю мощь засвистел чайник. Дежавю, точно, – Севастьянов последнее время любил насвистывать эту партию больше всего. Мистика какая-то. Выключила чайник, открыла папку и начала читать историю болезни. На первой странице в углу жирными печатными буквами писалось: «Устинов Владимир Яковлевич, 897654678, позвонить по прибытии в Москву». Далее, мелким неразборчивым почерком описывалось состояние Венеры. Так, папку необходимо передать Устинову, а что с книгой? Взяла ее в руки, но читать мне совсем не хотелось, да еще с таким названием: «Мистика и пророчество», Дин Марс. Накрыла ее стопкой еще непрочитанных книг. После пережитого стресса просто захотелось заснуть, в глазах стояло лицо Севастьянова. Надо принять снотворное. Зазвонил телефон, я подбежала и резко сняла трубку. «Алло! – Какой-то скрежет появился в ушах. – Алло!» «Мария Петровна! Добрый вечер! Это Анатолий Дмитриевич Вас беспокоит». «Я Вас слушаю!!!». «Как Вы знаете, сегодня у Вас на работе произошел несчастный случай». «Да, я знаю» – сухо ответила я. «Павел Васильевич накануне нас попросил о переводе Венеры. Мы перевозим ее завтра, позже сообщим ее место нахождения. Вы пока остаетесь дома. Уверяю Вас, беспокоиться не следует, ее будут сопровождать опытный врач и медсестра». Звонок оборвался. Руки затряслись, побежала на кухню и в стакан накапала корвалола. Выпила залпом и на последнем глотке перехватило дыхание. Тошнота подошла к горлу, я забежала в ванную и из меня фонтаном брызнула рвота. Открыла кран и с жадностью глотала воду. На дрожащих ногах доплелась до дивана, рухнула и потеряла сознание.

Очнулась рано утром. Открыла глаза. Рядом со мной сидела соседка.

– Как Вы вошли? – спросила ее.

– Мария Петровна, Вы же двери не закрыли. У меня соль закончилась. Звоню Вам, а Вы не открываете. Машинально прокрутила дверную ручку, и дверь распахнулась. Вошла, а Вы в бреду, вся горите. Вызвала скорою помощь. Сделали укол. Сказали, что ничего страшного, нервный срыв. Лекарства Вам оставили – принимать по одной таблетке три раза в день. Куриный бульон сварила, сейчас буду Вас кормить.

– Я не голодна, спасибо.

– Это понятно, но лекарство надо принимать с пищей, давайте хоть пару ложечек.

Я проглотила омерзительную жидкость вместе с таблеткой.

– Вот молодец, приду через пару часов, покормлю Вас.

Я повернулась к ней спиной и накрыла голову одеялом.

Соседка удалилась, хлопнув дверью. Я с трудом приподнялась, пододвинула к себе стул, развернула к себе спинкой и, оперевшись на него, стала двигать вперед, – стул хорошо скользил по паркету. Зашла в ванную, засунула два пальца в рот и, наполовину растворенная таблетка, вылетела вместе с бульоном. Умылась холодной водой и относительно быстро добралась до кухни. Открыла холодильник и прямо из пакета большими глотками выпила молоко. Посмотрела на стол – папки не было и стакана с остатками корвалола. Как я могла забыть закрыть дверь? Кому понадобилась история болезни? Книга, под названием «Вестники из прошлого», лежавшая сверху, тоже исчезла. Я перебрала стопку. «Мистика и пророчество» была на месте. Прихватив ее с собой, вернулась, легла на диван, книгу положила под подушку. Спать не хотелось. Они что, со мной решили разыграть спектакль? Значит, и мне надо выбрать выгодную роль.

Через пару часов, как и обещала, пришла соседка.

– Как Вы себя чувствуете? – начала задавать дежурные вопросы.

– Очень плохо.

– Вы наверное перенервничали из-за дочери?

– Вы что-то путаете, у меня никогда не было детей. Она округлила глаза: «А Венера?».

– Мы что, на уроке астрономии, или Вы меня считаете сумасшедшей? Планета солнечной системы, конечно. Вам все перечислить?

– Нет, нет, Мария Петровна, извините, Вам нужно поспать. Я вечерком еще заскочу.

– Спасибо за вашу заботу, но я думаю, что просплю до утра, – зевнула, широко раскрыв рот, не прикрывая его ладонью.

С выпученными глазами моя спасительница покинула помещение. Я услышала, как провернулся ключ в двери. Я что под арестом? Спектакль надо заканчивать, а то упекут в психушку. Молоко – чудо лекарство – я почувствовала себя намного лучше. Выпила еще пакетик. Достала книгу из-под подушки, решила прочесть, может, что-нибудь между строк и обнаружу.

«МИСТИКА И ПРОРОЧЕСТВО»

На лазурном берегу Ниццы, на склоне горы Монт Барон, освещенный лучами солнца и утопающий в пышных садах, располагался замок герцога Барского. Многочисленные слухи о невиданных богатствах герцога просочились за пределы Франции. Грандиозные балы-маскарады, которые он устраивал в последнее воскресенье каждого месяца, сопровождались фейерверками и мистическими превращениями.

Герцог обожал фокусы – восторг и зависть будоражили местную знать. Человеком он слыл незаурядным, кроме его неограниченной щедрости были у него и другие странности, а в частности – увлечение алхимией. Самым большим успехом пользовался фокус с бумагой. На большом пергаменте он писал имя молодой особы, с которой будет танцевать весь вечер. Как только он сворачивал бумагу, а потом разворачивал свиток, имя маркизы пропадало. Все смеялись, кроме юного очарования. Так он проделывал фокус несколько раз: имена то появлялись, то пропадали.