Читаем без скачивания Мичман Изи - Фредерик Марриет

ГЛАВА XI,

в которой наш герой доказывает, что все на судне без различия чинов должны ставить службу превыше приличий

Успех молодого человека на службе во многом зависит от его первых шагов на избранном поприще, так как по ним судят о его способностях и соответственно оценивают как работника. Джеку случилось начать свою службу позже других юношей: для своего возраста он был высок и мужествен, его лицо, в общем-то не очень красивое, но носившее отпечаток смелости и честности, не могло не нравиться. Его неустрашимый дух, воля к борьбе за своё человеческое достоинство, проявленные им в драке с Наглерсом, когда он ещё не совсем оправился от морской болезни, приобрели ему уважение или, по крайней мере, доброжелательное отношение всех, кроме его противников — Наглерса и штурмана Гадинга. Вопреки обыкновению, когда на долю новичков достаются только насмешки и розыгрыши от их старших товарищей, Джека сразу же полюбили: одни — за его характер и щедрость, другие — за то, что находили у него защиту от Наглерса, злобные выходки которого всем изрядно надоели. Если уж в мичманской каюте господствует закон «прав тот, кто сильнее», заявил Джек, то он берётся восстановить справедливость, пользуясь своим правом сильного, и пусть в мичманскую каюту приходит кто угодно, он не позволит им тиранить слабых, пока у него хватит сил защищать их.

Так сила Джека и его умение драться стали благом для тех, кто искал у него защиту от тирании, хотя они ходили по морям дольше Джека и были более опытными моряками. Поэтому, благодаря своей силе, мужеству и ловкости, Джек без промедления завоевал себе право называться «стариком» и вскоре стал признанным заводилой всех проказ. Мы особо отмечаем это обстоятельство, поскольку случись так, что Джек уступил бы Наглерсу, его дела приняли бы совсем другой оборот: ему пришлось бы пройти через все испытания, которым обычно подвергаются новички, поступающие на морскую службу, а эти испытания лучше всего сравнить с прислужничеством младших учеников старшим, что практикуется в таких бесчеловечных формах в частных школах Англии.

Как уже упоминалось, мистер Аспер, преследуя свои цели, подружился с Джеком. Они вместе несли ночные вахты, и он терпеливо выслушивал философские рассуждения Джека о правах человека, соглашаясь с ним для виду, чтобы войти в его доверие. Но вместе с тем Аспер исподволь оказался полезным Джеку, так как предостерегал его от опрометчивых поступков, когда Джек мог навлечь на себя беду, нарушив корабельный устав. Что до него, говорил мистер Аспер, ему безразлично, кем является тот или иной человек — лейтенантом, мичманом или даже капитаном; главное, чтобы он был джентльменом. Своих друзей он выбирает только по этому признаку, и он презирает власть над другими людьми, предоставленную ему его званием, ибо для него важнее не служба, а дружба. И верно, Джек и мистер Аспер стали добрыми друзьями: свою дружбу Аспер доказывал тем, что, отстояв половину вахты и устав от вечных пререканий, он отсылал Джека в постель, чтобы заручиться его расположением.

Корвет уже входил в Гибралтарский пролив и до крепости Гибралтар, где они собирались бросить якорь, оставалось ходу не более суток. Джек и Мести проводили много времени на баке, занимаясь разговорами. Между ними завязалась крепкая дружба, ибо Мести был готов ради Джека на всё, хотя тот не прослужил на судне и трёх недель. Впрочем, если подумать, в их дружбе не было ничего странного.

В своей стране Мести был знатной особой, он испытал все ужасы переезда через океан на невольничьем корабле, дважды его продавали в рабство, а он убегал, чтобы обрести свободу, но убедился, что белые люди, почти все, за редким исключением, предубеждены против чёрного цвета его кожи, и даже на военном судне он был вынужден, формально будучи свободным, нести самую унизительную службу.

Никогда ещё ему не приходилось слышать таких страстных речей о свободе и равенстве, какие он услышал из уст Джека и которые теперь музыкой звучали в его сердце. Мы подчёркиваем «теперь» потому, что раньше, когда он жил на своей родине, он и не задумывался о равенстве, впрочем, как всякий, кто обладает властью. Но жизнь научила его уму-разуму, и хотя в Нью-Йорке много говорилось о свободе и равенстве, он знал: то, что белые проповедуют для себя, не распространяется на других, особенно если эти другие — негры. Вот почему в стране свободы и равенства жили тысячи его соотечественников, порабощённых и униженных, как он.

Убежав в Англию, он вернул себе свободу, но не равенство (этому мешал цвет его кожи), и ему казалось, что весь мир враждебен ему, пока он не услышал смелые высказывания Джека, нашедшие в его сердце радостный отклик. Мести, чей характер не получил ещё полного развития, всей душой привязался к нашему герою и находил тысячи способов проявить свою привязанность. Со своей стороны Мести также понравился Джеку, он охотно разговаривал с ним по вечерам, когда они встречались где-нибудь на баке и беседовали на излюбленную тему Джека. В один из таких вечеров их беседу прервал грубый голос боцмана Биггса:

— Прошло уже десять минут и двадцать секунд, сэр, по моему репетиру, как я послал за вами.

Перегнувшись через перила, они увидели, что это боцман бранит за опоздание своего юнгу. Боцман Биггс, хрупкий вертлявый человечек, бывший ранее фор-марсовым старшиной, проявил как-то незаурядное мужество во время урагана, за что перед адмиралом возбудили ходатайство о повышении его в чине. Ему присвоили звание боцмана и перевели на корвет «Гарпия», на котором он успел отличиться своим чванством и жестоким обращением с подчинёнными.

Мистер Биггс вытащил огромные серебряные часы величиной с репу. Эти часы он купил у какого-то еврея, объяснив ему, что он хочет купить часы с боем — репетир. Боцман только слышал о репетирах, но никогда не видел их в глаза. Еврей, который до этого показывал боцману часы с минутными и часовыми стрелками, вытащил часы с секундной стрелкой и заявил, что это и есть искомый репетир.

— Почему же это репетир? — спросил боцман.

— Простые часы, — объяснил хитрый еврей, — показывают только минуты и часы, а репетиры показывают ещё и секунды.

Боцман был удовлетворён. Он купил часы, и хотя многие уже говорили ему, что это простые часы, он настаивал на своём и продолжал называть их репетиром.

— Клянусь, — продолжал боцман, выговаривая своему юнге, — прошло десять минут, двадцать секунд по моему репетиру.

— Извините, сэр, — оправдывался юнга, — я переодевал штаны, когда вы позвали меня, и мне нужно было ещё убрать сундучок.