Читаем без скачивания Весь Роберт Хайнлайн в одном томе - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока они поднимались по лестнице, Шельма сказала мне:
— Зебби, выпусти Дити на свободу условно, пусть она испытает Лазаруса и выяснит, хочется ли ей стать его младшей женой.
Я постарался изобразить на лице изумление.
— Как, Дити, ты еще не испытала Лазаруса?
— Ты прекрасно знаешь, что нет! Когда бы я успела?
— Для женщины, которая специализируется на программировании машин времени, это довольно глупый вопрос. Лазарус, она уже залетела, так что об этом не беспокойся. Только предупреждаю — она кусается.
— Тех, кто кусается, я особенно люблю.
— Ладно, хватит. Поцелуйте нас на ночь, дорогие. Зебби, разложи кушетку в гостиной — будешь согревать меня там.
— …Кто будет согревать меня? Это ты-то, тощая пигалица?
Шельма тоже кусается.
Глава 45
Дорога ложка к обеду
Джейк:
Мы выскочили в километре над Альбукерке, Земля-прим, и «Ая» пошла на снижение. В последнюю минуту мы поменялись местами — Дити пересела на место второго пилота, а я на левое заднее, чтобы номинально исполнять обязанности штурмана. Дити обращается с верньерами так же уверенно, как и я, да и вообще ей не нужно их трогать, но ей надо было видеть желтый вездеход, и у нее в голове эти ее часы.
Элизабет Лонг была за задней переборкой, пристегнутая, но боеприпасов под ней не было. Ружья, пистолеты, постели для передних спальных мест — все, что можно, мы перенесли в нашу пристройку, чтобы было посвободнее. И Лазаруса Лонга тоже.
Доктор Иштар предупредила Лазаруса, что его мать не должна его узнать — такое потрясение будет для нее опасным, а может быть, и смертельным. Пока Лазарус пытался изобрести план спасения с помощью «Доры», он собирался загримироваться. Но надежнее было спрятать его в нашей пристройке из Страны Оз — особенно если учесть, что Иштар почти так же беспокоило то, чтобы и Лазарус не увидел ни свою мать, ни ее псевдотруп: это в ту ночь сказала мне Элизабет.
Поэтому я показал Лазарусу вечную корзинку для пикников, посоветовал ему расстелить постель и поспать, если сможет, потому что время убивать еще не пришло, — но не выходить оттуда, пока я не открою люк. Я не сказал, что люк будет заперт.
Я был рад, что мои обязанности будут чисто номинальными. Усталости я не чувствовал, хотя почти не спал, — но я находился в некоторой растерянности.
Я, кажется, влюбился в Элизабет Лонг. И в то же время продолжал не меньше — нет, больше! — любить Хильду. Я начал понимать, что в любви нет вычитания — есть только умножение.
Когда «Ая» накренилась вперед, я протянул руку и дотронулся до плеча Хильды. Она улыбнулась и послала мне воздушный поцелуй. Не сомневаюсь, что ночь она провела прекрасно — Зеба она полюбила сразу, как только с ним познакомилась. «Как верного друга» — говорит она мне, но, по ее глубочайшему убеждению, лучше быть добрым, чем откровенным. Все это в конечном счете не имело значения: Зеб — мой возлюбленный брат по крови, идеальный муж моей дочери и любовник Хильды — если не в прошлом, то уж во всяком случае теперь, и это меня ничуть не беспокоило. Проснувшись, но еще не открыв глаза, я обсудил это с Джейн — она все одобрила, и Элизабет ей очень понравилась.
Моя дочь тоже провела необычную ночь. Если можно верить легенде, Лазарус более чем в сто раз старше Дити. Для него это, может быть, и неважно, но Дити ко всему относится очень серьезно.
Очевидно, ей это ничуть не повредило: за завтраком глаза у нее сверкали и лучились. Все мы были приятно возбуждены и жаждали приняться за дело.
Зеб сказал:
— Вот он! Поймал в прицел. Умница, дистанция измерена?
— Готово, хозяин!
— Не спускай с него глаз. Дити, где желтый вездеход?
— Только что заметила. Ая, отсчет! Шесть… пять… четыре… три… два… один… Есть!
Мы оказались стоящими наискосок посередине перекрестка. Левая дверца распахнулась. Я слышал, как Зеб сказал: «О Боже!» Он выскочил из кабины, встал на колени, поднял с земли тело, лягнул полицейского в живот и, швырнув тело мне, нырнул в машину с криком:
— АЯ, ПРЫГ!
Ая прыгнула. Вообще-то ей не положено взлетать с открытой дверцей, а «прыг» означает десять километров. Она прыгнула на километр, закрыла дверцу, подождала, пока Зеб проверит герметичность, и только потом закончила прыжок. Теперь я в нее поверил окончательно.
Я передал старушку назад Элизабет, заглянув ей при этом в лицо — насколько она похожа на Лазаруса, — и услышал, как Зеб простонал:
— Сумочку-то ее я не взял!
— Ну и что? — сказала Дити. — Она там, где надо. Ая Плутишка, на орбиту вокруг Терциуса. Выполняй.
Красивая планета…
— Либ, ты можешь нас навести? — спросил Зеб. — Или занята?
— Не настолько. Морин без сознания, но пульс у нее нормальный, хорошего наполнения. Я ее пристегнула. Ая на связи?
— Так точно, — доложила Дити. — Давай, Либ.
Что происходило дальше, я не знаю: разговор шел на галактическом. Потом Элизабет сказала:
— Через три минуты двадцать две секунды будем над Парком. Крыша клиники обозначена опознавательными знаками. Мне перелезть вперед, чтобы показать?
— А ты можешь передвигаться в невесомости? — спросил Зеб.
— Имею некоторый опыт. Восемь столетий.
— Извини, я сказал глупость. Лезь вперед.
Через четыре-пять минут мы сели на плоскую крышу в зеленой зоне довольно большого города. Я увидел какую-то фигуру в белом халате и еще двоих с каталкой — и только тут вспомнил, что никто из нас так и не оделся. Хильда спросила об этом, но Лазарус не велел одеваться, а Элизабет его поддержала. Так что я был совсем голый, когда склонился над рукой дамы со словами:
— Это большая честь для меня, доктор Иштар.
Она действительно красива — валькирия из взбитых сливок, крема и меда. Она улыбнулась и поцеловала мне руку.
Элизабет что-то сказала на этом их языке, Иштар снова улыбнулась и ответила по-английски, чисто и бегло:
— Если так, то он один из нас.
Она крепко обняла меня и расцеловала.
Я был так занят Иштар, что не заметил, как выгрузили Морин, — в сознании, хотя и ошеломленную, — уложили на каталку и увезли. Всех нас долго и крепко целовали, а потом Элизабет переговорила с Иштар по-галактически.
— Иш говорит, что понемногу его размораживает. Сейчас там четыре градуса Цельсия. Она жалеет, что у нас так мало времени, но если надо, может довести его до тридцати семи градусов за шесть
