Читаем без скачивания Самый желанный герцог - Селеста Брэдли

Софи сумела сделать все, что смогла. Теперь София должна закончить работу, или она ничего не достигнет этим обманом. Это будет самым худшим — вернуться обратно, не имея совершенно ничего.

Грэм принял совет своего камердинера и решил начать свои попытки поиска невесты с маскарада у лорда и леди Уэверли. У него не было костюма, поэтому он решил пойти туда как герцог. Молодой человек надел свой обычный вечерний костюм и просто добавил скромную, черную шелковую маску. Он был не единственным парнем, который устранился от этого роскошного безумия.

Даже если бы Грэм спрятался за дублетом короля Генриха VIII, это все равно не принесло бы ему никакой пользы, потому что все глаза устремились на него с той минуты, как он вошел в бальный зал.

Только этим утром о его продвижении объявил вездесущий, но невидимый «Голос Общества». К тому времени, когда Грэм вернулся в Иден-Хаус после неудавшейся попытки увидеть Софи, там уже высилась такая груда приглашений, которые скользили друг по другу, едва не падая с серебряного подноса.

Теперь все мамаши в Обществе устремят на него свои настойчивые взгляды так, как никогда раньше не делали. Бедный четвертый сын находился на очень большом расстоянии от человека, который может сделать их дочь герцогиней!

Отлично. Он выполнит свой долг и начнет охоту на наследницу. К счастью, на маскараде их было несколько. Грэм знал их матушек в лицо. Все молодые и титулованные мужчины знали — хотя обычно для того, чтобы избегать их.

В этот вечер Грэм сделал себя доступным. Папаши подходили к нему, чтобы лениво поболтать о погоде, о лучшем табаке, о скачках и о «вы уже знакомы с моей прелестной дочерью»?

Грэм улыбался. Кланялся. Танцевал, как медведь на ярмарке — собственно, им он и был. Бросьте ему несколько монет, и ради наследницы он будет стоять на голове! Здесь были высокие и низенькие наследницы, худощавые и даже несколько удивительно пышных.

— Итак, как вы наслаждаетесь своим первым сезоном, мисс Миллионфунтов? — Грэм едва мог удерживать свой взгляд на ее лице, как это было положено. Наследница была полного телосложения, со светлыми волосами и носила помпезную версию наряда фермерской девушки с рядами старомодных белых оборок вокруг значительного декольте и ленты в волосах.

У нее были возможности, так как Грэм подумал, что было довольно смело с ее стороны натянуть костюм молочницы, выставив напоказ эти… принадлежности.

— Сезон? — Голубые глаза, моргая, посмотрели на него. — О, мне нравится лето, но я больше предпочитаю зиму. Больше времени можно сидеть.

— Э-э. Да. — Еще один поворот на полу, прежде чем он попытается снова. — Мне нравится ваш костюм. Очень… игривый.

Еще одно медленное моргание.

— Я не надела костюм, ваша светлость.

Да. Что ж. Возможно, черноглазая брюнетка, мисс Богатыйпапа, понравится ему больше.

— О, ваша светлость, вы тако-о-ой забавный! — Хи-хи-хи.

Грэм спросил, хорошо ли она проводит вечер.

— О, ваша светлость, вы тако-о-ой сильный! — Хи-хи-хи.

Его бицепсы завтра будут в синяках.

Возможно, она нервничает. Возможно, девушка делает то, что велела ей делать ее мать.

Или, возможно, она делала все эти вещи только тогда, когда они проносились в танце мимо некого задумчивого молодого человека, маячившего рядом с пальмой в горшке, впивавшегося в них горящими глазами.

Грэм откланялся посреди танца. У него не было времени играть в игру этой наследницы. Огибая танцующих, он снова прошел мимо нахмурившегося юнца.

— Ты на самом деле хочешь терпеть все это до конца своих дней, парень?

Он двинулся дальше, но только после того, как увидел проблеск понимания в глазах молодого человека.

Затем была мисс Катриона Корабельное Золото. Это была совершенно очаровательная девушка-эльф. Пока Грэм танцевал с ней, он ощутил, что расслабился и даже рассмеялся над ее дерзкими манерами.

Возможно… всего лишь возможно. Она на самом деле была весьма восхитительна и, кажется, они неплохо поладили. Молодой человек вгляделся попристальнее. Жаль, что она такая крошечная, потому что у него появилось ощущение, словно он танцует с Мэгги…

Черт побери.

— Катриона, — сурово спросил он, — сколько вам лет?

Она некоторое время пожевала нижнюю губу, в точности как Мэгги, когда та обдумывала какую-нибудь ложь. Затем девушка наклонилась ближе и прошептала:

— Пятнадцать, ваша светлость.

Грэм остановился как вкопанный, и убрал руку с ее талии так стремительно, словно она была раскаленным металлом.

— Мамочка не велела мне говорить об этом, — доверительно прошептала та в ответ, — если только вы не окажетесь тем, кому нравятся такие вещи.

— Как… лестно. — Он крепко взял ее за руку и отвел обратно к заботливой мамочке. — Мадам, вам должно быть стыдно. — Герцог поклонился маленькой Катрионе. — Я надеюсь увидеть вас снова — через несколько лет.

Она сияющее улыбнулась ему.

— Вы подождете меня?

Грэм снова поклонился.

— Увы, я не могу. Но я желаю вам всего самого лучшего, малышка.

Пятнадцать? Уф!

И все же, девушки даже в возрасте восемнадцати, девятнадцати, даже двадцати лет казались ему такими же незрелыми и непропеченными. Как может такая молодая девушка вообще знать, что она по-настоящему хочет? Что она может сказать через несколько лет, когда ее наивность постепенно пройдет и она осознает, что ее продали за титул и связи?

Нет, внезапно Грэм принял решение. Он не хотел девушку. Он хотел женщину, равную себе, кого-то с широко открытыми глазами.

Итак, тогда это должна быть богатая вдова? Потому что, к несчастью, самой богатой вдовой в Лондоне в настоящий момент была никто иная, как леди Лайла Кристи.

Софи стояла у входа в бальный зал, во рту у нее пересохло, сердце стучало, руки стиснули шаль, скрывающую платье. Маскарад оказался совершенно иным миром.

Софи была на нескольких балах в этом сезоне, хотя и никогда не танцевала. Раньше она считала собрание светлых платьев и темных сюртуков прелестной картинкой, мягко освещаемой изящными канделябрами, отливающими хрусталем — все выглядело очень цивилизованным и сдержанным.

Это было ничем в сравнении с разгулом роскоши и излишества, выпущенным на свободу нестрогими правилами маскарада.

Лемонтёр предупреждал ее: «В костюме добродетельная женщина может стать шлюхой, а шлюха — превратиться в принцессу».

Казалось, словно сегодня вечером здесь собралось большое количество добродетельных женщин. Лифы были более облегающими, вырезы — ниже, лодыжки — затянутые в чулки, такие тонкие, что их едва было видно — кокетливо мелькали под юбками, которые скорее влажно прилипали к округлостям, чем скрывали их.