Читаем без скачивания Стечение обстоятельств - Иоанна Хмелевская

— Езус-Мария, да теперь все бандиты охотятся за ней! Нет, не доходит.

— Поняла, успокойся.

— Если она тебе так дорога, можешь не выбрасывать, спрячь в сумку. Ах, у тебя нет сумки? Так разреши, я куплю тебе какое-нибудь приличное пальто, нормальную сумку, хоть издали не будешь бросаться в глаза. И вообще я не уверен, стоит ли позволить тебе вернуться в Варшаву, может, лучше раствориться где-нибудь на краю Европы? Работой я тебе обеспечу, не волнуйся, будешь работать на меня, я же помню, как у тебя получалась колористика. Ну как?

Блаженным чувством покоя я позволила себе потешиться не больше минуты. Заманчивое предложение, ничего не скажешь, остаться во Франции или Испании, часто общаться с Павлом. И плевать мне на его жену! Ну ладно, помечтала и будет! Не могла я вот так сразу исчезнуть — и дело с концом. Оставить все в Польше как есть, оставить свекровь с опасным грузом, оставить невыясненным вопрос о грозящей Павлу опасности. Столько дел! Нет, не имею права не вернуться.

— Я верну им сумку!-решила я.

— Отнесу в камеру хранения и скажу — взяла по ошибке, за свою приняла. Не знаю, что в ней, главное — не мои вещи. Может, моя до сих пор лежит под прилавком, вот я и возьму ее.

Уговоры Павла не подействовали, я стояла на своем. Наконец он сдался.

— Поступай как знаешь. Судьба, как известно, бережет таких чокнутых. Кто знает, может, в чем-то ты и права. Никого из них не рассмотрела, лиц не запомнила, возможно, тебе и удастся сохранить жизнь. Завтра сиди в номере, носа не высовывай. Я придумаю какое-нибудь дело к своему заказчику, посмотрю на него, может, по выражению лица догадаюсь, как дела. На второй случайный разговор по телефону в моем присутствии не смею надеяться.

— Завтра четверг! — простонала я.

— Ну и что ж, что четверг? — удивился Павел.

— На Шарлоттенлунде бега! Не будут же они меня высматривать на бегах?

— Ненормальная!

— Там в толпе меня не разглядеть! Павел, умоляю! Уже столько времени я не была там. Имею я право хоть на маленькие радости в жизни?

Павел не был упрямым, а о моем пристрастии к азартным играм хорошо знал. Он задумался.

— В таком случае надо будет сменить внешность. Куплю тебе парик, одежду. И чтоб показалась мне, как выглядишь!

Он купил что надо и отправился в Мальмё по делам, я же принялась осуществлять свой план. Идея родилась при взгляде на молодую негритянку, которую я увидела в холле гостиницы. Черные волосы, заплетенные в сорок две косички. Великолепная идея — стать негритянкой! Немного пошире сделаю нос, немного потолще губы. Смуглой я была с детства, цвет глаз тоже подходящий. В таком виде смело можно отправляться не только на бега в Шарлоттенлунд, но и в далекий путь к родным рубежам!

С одной стороны, здорово, конечно. С другой — мне еще предстояло какое-то время пожить в обществе Павла и не хотелось предстать перед ним этакой мартышкой. Вот, пожалуйста, как все-таки важно было для меня его отношение ко мне, хотя он уже давно не мой! Что важнее — жизнь или чувства любимого человека? В то, что моей жизни угрожает опасность, я не очень верила, на чувства же продолжала надеяться...

Идея себя оправдала. Павел меня не узнал. Вернувшись из Мальмё, он позвонил, и я в своем новом облике встретилась ему у дверей его номера. Он с интересом взглянул на меня и спросил по-английски:

— Вы ко мне? Слушаю вас.

— Притворяешься или действительно не узнал? — отозвалась я по-польски.

Ответа не требовалось, хватило одного взгляда на выражение его лица. Значит, негритянка у меня получилась что надо! А в последующие полчаса у меня родились серьезные опасения в том, что черные женщины ему нравятся больше белых. Подумав, я решила, что из-за этого должна огорчаться его жена, а не я, и перестала...

Не везло мне с телефонами, опять я не застала дома ни Алиции, ни свекрови. С Миколаем же вообще телефон перестал соединяться, то есть соединялся, но неправильно, вместо Миколая все время отзывался какой-то чужой мужской голос.

Все эти неприятности, которые в значительной степени смягчило наличие Павла, заставили меня наконец думать.

У меня было три выхода. Первый, самый, пожалуй, правильный: немедленно по возвращении связаться с нашими компетентными органами, а те свяжутся с датскими фараонами. Павел ни секунды не сомневался в том, что его заказчик-бизнесмен не только по уши сидит в афере с наркотиками, но и даже ею руководит. Фамилия, возможно, у него поддельная, потому что датская, но уж это проблемы здешних органов. Неприятно только, что он оказался поляком, земляк называется! И подручные его — поляки, подумать только, какую предприимчивость развивает наш народ, как быстро удалось ему подключиться к международному Эльдорадо, каких успехов добились на ниве нелегального бизнеса мои талантливые земляки! Вернувшись, я могла спокойно взять сумку у свекрови и отнести ее в полицию. Нет, зачем носить, пусть бы сами волокли. И привет! Я исполнила свой гражданский долг, я умываю руки.

Ну да, как бы не так! Гражданская позиция имела два недостатка: как объяснить властям свое странное поведение на Центральном вокзале — это первое, а второе — вдруг недовольные контрабандисты упрутся и сживут-таки меня с этого света? Не очень-то приятная перспектива.

Ладно, рассмотрим второй выход. Притворюсь идиоткой, которая по ошибке прихватила не свою сумочку, вернусь с ней в камеру хранения, вежливо извинюсь и поменяю на свою.

Ну, и выход третий: ничего не делать, ничего никуда не относить, а идиотскую торбу с ее содержимым утопить в Висле...

И тут запротестовал Павел, ибо я рассуждала вслух.

— Надо же все-таки хоть немного соображать! Они ведь знают, кто ты, и не оставят тебя в покое. Реальными являются лишь два первых варианта:

либо они получат свое имущество и отвяжутся от тебя, либо компетентные органы их переловят и обезвредят.

Я опять принялась на все лады перетряхивать шансы двух вариантов и выбрала тот, который мне казался более обнадеживающим.

— Значит, второй. Идиотка с милой улыбкой возвращает чужую сумочку, может, взамен отдадут мне торбу Миколая.

— Они не поверят, что ты не разглядывала содержимого.

— Ну и пусть. Идиотка подумала, что это очищенная сода. Хуже, если они заглянули в мою.

Относительно моих дальнейших действий мы с Павлом не пришли к соглашению. Он настаивал на том, чтобы я держалась подальше от аферы фальшивомонетчиков, ни во что не вмешивалась, не пыталась спасти его доброе имя, заверяя меня, что ему, Павлу, ничто не угрожает. В крайнем случае, наймет хорошего адвоката и выпутается. Ведь ясно же, что с преступниками он никогда ничего общего не имел, никакой прибыли от их преступной деятельности не получал, банкнот нарисовал в нетрезвом состоянии, в таком же состоянии рассматривал и матрицу, оставив на ней свои отпечатки пальцев, был уверен, все это — розыгрыш.

В конце концов, притворяться идиоткой могу не я одна, он тоже способен изобразить из себя полного кретина. Это на тот случай, если до него все-таки доберутся. Но он уверен — не доберутся и нет у них никаких отпечатков его пальцев!

Я отчаянно возражала:

— Дурак ты! И совершенно не по-деловому подходишь к серьезной проблеме. Коснись чего, так твои сообщники выдадут тебя с потрохами!

— А я уеду в Штаты. Или еще лучше — в ЮАР, меня уже приглашали туда. Погоди, сколько еще осталось до истечения срока давности? Всего два года. Так я эти два года могу и вовсе не работать, прекрасно проживу и без работы. Вот тебе, идиотка ты этакая, в самом деле грозит реальная опасность, ну как ты не понимаешь?

Меня вдруг осенила очередная идея. Лучше всего соединить два первых варианта: демонстративно возвратить мерзавцам товар, сделать это явно и открыто, а втихую сообщить органам. С органами договориться дипломатично, частным, так сказать, образом, с помощью свекрови.

— А при чем тут свекровь? — удивился Павел.

— А у нее есть давнишний хахаль из бывших полицейских, Похоже, давно и крепко любит ее, да и она к нему относится соответственно, и они наверняка давно бы поженились, если бы не ее отвращение к брачным узам. Да ты и сам знаешь, какая она. Насколько мне известно, он из так называемых органов уже уволился, но остался при них кем-то вроде консультанта, уж очень заслуженный и опытный фараон, так что с его помощью, мне удалось бы все прелестно обтяпать.

— Что ж, мысль неплохая, — милостиво одобрил Павел. — А у тебя найдется, где спрятаться на некоторое время?

— Найдется. Официально я прописана в комнате, которую снимаю на Мокотовской, живу же в квартире моей тетки. Тетка уехала в Швецию, вернется не раньше чем через два года, а я сомневаюсь, что она вообще вернется. Поехала к своей дочери, моей двоюродной сестре, и сейчас решает, не выйти ли ей там за шведа. Вроде подходящий кандидат в мужья подвернулся. А квартира у нее прелесть, на Вильчей, три выхода...