Читаем без скачивания Призрачный мир. Сборник фантастики - Мария Великанова

– Они ведь не разбирают даже, где фанатики, а где мирные, убивают всех…

– Они все фанатики, Катя.

– Да, наверное… Я понимаю, что другого выхода нет, наверное, но так же нельзя… Я не могу… – Катя вскидывает глаза на экран, и ей кажется, что щека военного измазана кровью. – Поль, выключи, пожалуйста.

Поль хмыкает, но послушно щелкает пультом.

– Ты говоришь прямо как наши чокнутые гуманисты. Они готовы угробить Землю, лишь бы дикари не пострадали… Катя, это же не люди! Они убивают землян, всех подряд, всегда и везде! Или мы, или они – понимаешь? Раз они не захотели договориться…

– Я понимаю. Но они же не все такие, не все! Среди них есть очень хорошие, я уверена, что они пытаются договориться! Просто они же не могут справиться… Я не знаю… Понимаешь, Поль, какую сторону не считай правой – все равно потом будет стыдно.

Поль моргает светлыми ресницами, пожимает плечами. Тишина давит, и Катя, зажмурившись, мотает головой, отгоняя мучительную картинку: взрослый Тами, грубый, сильно и плохо пахнущий, в заляпанной глиной одежде, со злобной ухмылкой стреляет в землянина.

Падает второй пилот, загребая побелевшими пальцами грязь. Остальные земляне сбиваются в кучу, и Катя слышит всхлипы Амико.

– Думаю, теперь они зашевелятся, – говорит Тами, засовывая бластер в кобуру. – Мы просто хотим, чтобы вы ушли, – говорит он. – Ведите себя благоразумно, и мы вас больше не тронем. Если земляне улетят с Тхукана – мы вас отпустим.

«Наивные идиоты», – шепчет Амико. Тами не слышит.

– Если вы уйдете, мы простим вам то, что вы сделали с тхаками, – продолжает он.

– Вы сумасшедшие маньяки! – кричит Амико. – Без водочисток земляне погибнут!

– Нам плевать на землян, – отвечает Тами. – Представьте, что мы… ну, например, начнем топить печи распятиями. – Он говорит всем, но смотрит на Катю. Один из тхуканцев толкает его локтем – понятно, что Тами говорит лишнее, не о чем рассуждать о святом с этими земными животными. Но он глядит на Катю и повторяет: – Представь…

Катя плачет, и слезы оставляют чистые дорожки на перепачканном лице.

Дорожка вьется между деревьями, еле заметная, нужно знать, чтобы увидеть. Никто не замечает тропинки, люди растеряны и напуганы. Тами, окинув землян недобрым взглядом, опять ныряет в корабль. Катя смотрит на тропинку, ее петли зовут и подмигивают. Сколько раз они с Тами ходили здесь – наигравшись в лесу, возвращались в поселок, заглядывали по пути на биостанцию к Катиному отцу, и он кормил их бутербродами – сам съесть не успевал, всегда был занят. Катя оглядывается. Она стоит на краю поляны, и ни один тхуканец не смотрит. Они не опасаются – ведь Катя все еще маленькая девочка, чистая девочка, не знающая ничего о войне, лучший друг Тами. Она пойдет по тропинке домой. Биостанция разрушена, но там должны быть люди и даже, наверное, солдаты. Она позовет их, они придут и прогонят тхуканцев, чтоб не стреляли в людей. Правда, тогда будут стрелять в Тами – он стоит над передатчиком, сосредоточенно хмурясь, и Катя безуспешно пытается поймать его взгляд, как будто ожидая разрешения побежать наконец по тропе. Но Тами больше не смотрит на нее.

Земляне сидят, привалившись друг к другу, промокшие и грязные. «Они перебьют нас всех», – шепчет Амико, и Катя вжимает голову в коленки, чтобы не слышать. Дождь прекратился, солнце играет в грязи, глина взрывается тысячью блесток – как вечерние платья красивых, серьезных женщин, как хрустальные люстры, как пузырьки в бокале шампанского.

Катя пьет шампанское первый раз в жизни – на банкете в честь папиного открытия можно. Тем более что она сама… Катя тихо улыбается про себя – если бы она не рассказала папе про симпатичного пушистого тхака… Ну и что, что она поклялась Тами никому не говорить. Зато папе обещала рассказывать про всех необычных животных, встреченных в лесу, – а уж водочистка точно была необычной! Жаль, что Тами обиделся, – так и не разговаривал с ней до самого отъезда. По лицу Кати пробегает тень, но глоток шампанского снова настраивает на радостно-торжественный лад. Изящно держа бокал, Катя прогуливается среди гостей, вслушиваясь в разговоры.

– …сразу же вернемся на Землю…

– …и такие милые, представь себе! Жалко, что на Земле больше года не живут…

– …говорят, тхуканцы недовольны, но вряд ли это нужно воспринимать всерьез…

– …но мы над этим работаем. Пока будем разводить на Тхукане, а там, глядишь, придумаем, как заставить размножаться на Земле…

– …дрессировка, основанная на природных инстинктах…

– Андрей Васильевич! Позвольте… спасение… нет, нет, не возражайте!

Сверкающий зал гудит, и гудит в голове от шампанского.

Гудят голоса, тхуканцы сбились в кучу, машут руками. Какое злое у Тами лицо… Он бросает мимолетный взгляд на землян и отворачивается.

– Что-то у них пошло не так, – шепчет Амико.

– Нас отказались выкупать, вот и все, – отвечает ей капитан.

– Гады, – всхлипывает рыжий парень с параллельного курса, и капитан рычит:

– Чего мы стóим по сравнению с Землей? Заткнись, слюнтяй!

– Кучка дикарей, пусть вооруженных… – задумчиво тянет Амико, капитан пристально смотрит на нее, и Катю обдает волной паники. Она зажмуривается, а когда открывает глаза, видит, что пилот, пригнувшись, бежит к Тами. Это глупо и страшно – бросаться на тхуканцев с голыми руками, но тут за спиной Тами вырастает покрытая грязью тонкая фигурка, и Катя понимает, что это Амико – страшная, оскаленная, совершенно незнакомая Амико с бластером в руках. Амико дико визжит, из бластера вылетает красный, как глина, луч, и Катя теряет сознание.

Во рту металлический привкус, страшно болит голова. Вьется между деревьями дорожка, и никто не помешает Кате бежать по ней до самого поселка, позвать на помощь, – некому помешать, все мертвы. Мертва Амико, и капитан, и перепуганный рыжий, все земляне. И Тами мертв, и остальные тхуканцы с лицами, как лезвия кинжалов. Осталась одна Катя – Катя и дорожка. Но нельзя же идти в поселок такой перепачканной! Даже спину уделала о грязный валун – зачем только на него опиралась? И в детстве она не умудрялась так замараться – это другие дети, и земляне, и тхуканцы, могли извозиться, как поросята, но не Катя. Она пытается стереть грязь, но глина только размазывается, прилипает к рукам, и Катя понимает, что это не грязь, а кровь. Борясь с тошнотой, она шарит по карманам в поисках платка – вечно у нее нет под рукой платка, ведь она никогда не пачкается, а если что – можно попросить у Поля или Амико. Катя оглядывается, и внутри что-то обрывается. Грязь захлестывает с головой, забивает рот, ноздри, проникает внутрь, облепляет холодной массой сердце. Крик Кати переходит в вой, и воет вертолет над тхуканским лесом – белый вертолет землян.

Белые простыни, а Катя вся в красном иле, волосы сбились в колтун, пачкают подушку – так нельзя, она обязательно должна сходить в душ. Катя тянется к звонку, и входит врач в сверкающем, хрустящем халате.

– К вам гости, Катя, – улыбается он. В дверях маячат родители, отец машет сеткой с красно-оранжевыми апельсинами.

– Нет, – Катя тянет на себя простыню, от пальцев на ткани остаются пятна. – Нет. Подождите немножко, я только схожу в душ, мне обязательно нужно помыться. – Она криво улыбается отцу и отводит глаза – зачем он смотрит на нее такую? – Я такая грязная, подождите немножко.

– Катя, – мягко говорит врач, – ты была в душе полчаса назад.

– Вы что-то путаете, – возражает Катя, показывая доктору руки, покрытые глиной. Неужели он не видит?

Улыбка врача тает, он что-то говорит родителям, и они уходят. Катя вздыхает с облегчением. Сейчас она помоется, а уж потом вволю поболтает. Как хорошо, что на Земле снова есть чистая вода! А все потому, что Катя слушалась папу. Правда, Тами обиделся… С Тами связано что-то еще, неприятное и даже страшное, и Катя мучительно морщит лоб, а потом машет рукой. У нее и так достаточно проблем – вон как вся извозилась. О Тами можно подумать и потом, да что о нем думать, вырос, учится где-то, наверное… вот бы встретиться, поболтать. Катя уверена, что они помирятся, – детские обиды ничего не значат. В палату входит медсестра, у нее душистые белые руки и ясные глаза. Она трет ваткой Катину руку, ватка сразу краснеет, на коже остаются разводы, но сестра почему-то не обращает на них внимания. Блестящая игла впивается в Катину вену, и перед глазами плещется густая вода тхуканской реки. «Поспи», – говорит сестра, и Катя послушно сворачивается клубочком. Нехорошо укладываться в постель, не приняв душ, но она очень устала. Она только чуть-чуть отдохнет, а потом отмоется и будет чистой, как раньше.

Во сне Катя царапает лицо, пытаясь снять присохшую красную корку.

Мимо развалин биостанции течет илистый ручей. По красной воде растекается радужная пленка, плывет мелкий мусор, берега покрыты мерзкими бурыми пятнами. На берегу ручья сидит водочистка. На ее рыжей мордочке уже появились седые волоски, но глаза блестят, и хвост все еще гибок. Водочистка нюхает воду. От ручья пахнет руками: мягкими, детскими руками, маленькими пальцами, щекочущими брюшко, – вьются струйки еды, глины, молока. Большими ладонями, – от них вонь белых стен, стеклянных пузырей, острого металла, крови. Узкими жесткими руками, осторожными и почтительными, – лес, дым и снова кровь. Водочистка вылизывает грудку и фыркает на ручей. Так много рук, а кровью не пахло только от тех, самых первых. Или пахло? Водочистка не помнит. Она входит в загаженную воду, шлепает лапами, вертится и бьет хвостом. Алый мех темнеет, вьются крошечные водовороты, и скоро вода вокруг тхака начинает светлеть.