Читаем без скачивания Два круга солидарности. Этнический и национальный факторы в современном мире - Владимир Иорданский

В 70-е годы туареги стали жертвами тяжелейших засух. Их удары были тем ощутимее, что условия существования кочевников к тому времени заметно ухудшились. Исследователь туарежского общества и традиций французский ученый Жак Бюньикур писал:

«Вдоль всей сахело-сахарской промежуточной полосы с течением лет ускорилось продвижение к северу сельскохозяйственных культур и в соответствующей степени натиск скотоводов фульбе на традиционные пастбища кельтамашек. Они же… утратили свои права на пути перегона стад, для них стал труднее доступ к рекам, другим источникам воды»[68].

Исследователь подчеркивал, что во многих странах туареги связаны бесконечными предписаниями и запретами. «Караванные перевозки на большие расстояния затруднены бумажным пограничным контролем. Скотоводам во время перегона скота запрещено перемещаться вместе с семьями, рубить дрова или хворост, владеть оружием, охотиться с собакой или используя капканы… Им нужно иметь административное разрешение, чтобы направиться к выходу соли или для организации крупного торжества», – отмечал ученый.

Туарежские племена стали раскалываться. Какая-то часть откочевывала на юг, где вынуждена была за бесценок продавать скот. Если в результате усилий государственной администрации, международных организаций и миссионеров все-таки удалось спасти от голодной смерти тысячи людей, общество туарегов уже потрясено до самых оснований. Оно ослаблено демографически, разрушено. Касты и социальная иерархия утрачивают смысл существования.

«Травинки, уносимые ветром, вот что мы такое, – говорил ученому один из кочевников в лагере неподалеку от Ньямея. – Куда же он нас занесет?»

Крах этнической культуры, разрушение традиционного образа жизни, распад ее традиционных экономических устоев порождают ситуации, из которых люди вообще не видят выхода. Кроме самоуничтожения.

В Бразилии, где после появления в XVI веке португальцев индейское население сократилось с примерно 5 миллионов до 220 тысяч, внимание властей и общественности было привлечено к волне самоубийств в небольшой этнической группе гуарани-кайова, которая насчитывает всего 7500 человек. Только за 19 месяцев 1990–1991 годов там ушел из жизни 51 человек.

По решению президента республики было начато расследование. Оно обнаружило, что начало кризиса восходит к 70-м годам, когда белые поселенцы принялись вытеснять индейцев с их земель в штате Мато Гроссо дель Сул. Племя оказалось загнанным в резервацию площадью всего в 8 тысяч акров, не имеет достаточных сельскохозяйственных угодий, чтобы прокормить себя. Юноши вынуждены искать сезонную работу на сахарных плантациях и спиртоперегонных заводах, девушки обречены на проституцию в городах. Распад семей делал нравственный климат в племени для многих непереносимым.

Старейшины обвиняли в его бедах колдунов и злых духов. Для изгнания духов они совершали танцевально-песенные обряды, а из соседнего Парагвая был приглашен заклинатель, чтобы обезвредить колдунов. Но древние ритуалы не дали ожидаемого результата, и самоубийства продолжались.

Правительство запретило женщинам и детям покидать резервацию в поисках работы, попыталось прекратить нелегальное производство самогона. Но, подчеркивали информаторы американского еженедельника, «правительство пока что откладывает единственную меру, которая могла бы смягчить напряженность, – увеличение размеров резервации. Племя не может обрести устойчивости без увеличения территории или без уменьшения своей численности»[69].

Многими своими чертами типичным было положение небольшой племенной группы пенан в малайзийском штате Саравак на острове Калимантан. Их насчитывается всего около десяти тысяч человек; они живут охотой, собиранием диких плодов и ягод, перекочевывая с места на место под пологом тропического леса. До последнего времени кроме редких путешественников и исследователей мало кто бывал в тех краях. Но сейчас положение меняется. Лесопромышленники вырубают джунгли, разрушая среду обитания пенанов. В 1986 г. те направили делегацию к премьер-министру Малайзии с просьбой о защите. По сообщениям печати, не дождавшись ответа, они начали устанавливать кордоны на дорогах, по которым вывозилась древесина. Воины, стоявшие в этих кордонах, были вооружены духовыми трубками и копьями[70].

Исход борьбы предрешен.

Несколько иное положение «племен» в крупнейшем штате Индии Мадхья-Прадеш. На территории племенной группы гондов уже не первый год действуют учебные центры, позволившие наиболее способным и удачливым даже поступить на государственную службу. В целом по штату уровень грамотности среди населения в конце 80-х годов приближался к 11 процентам. Конечно, он был невысок, но это являлось свидетельством начавшегося преодоления культурной отсталости края.

Прогресс, однако, быстро повернулся к «племенам» своей отрицательной стороной. Резко обострилась земельная проблема. Работавший в «племенном» районе Бастар комиссар по вопросам каст и племен отмечал в своем отчете: «Хотя население южного Бастара относительно невелико, давление на сельскохозяйственные угодья возросло, ибо значительная часть географического района выделена под лесные заказники». Он же подчеркивал, что много крестьян перебиралось в зону леса без формального разрешения[71].

Для местных племен леса служили важным источником различных средств к существованию. Там они охотились, собирали дикие плоды, зерна, листву и цветы ряда растений. Оттуда ими приносились хворост и дрова для приготовления пищи. Возмущенные созданием в районе заповедников для защиты некоторых видов животных, находящихся под угрозой исчезновения, в частности тигров, жители обвиняли правительство в том, что «охрана животных для него важнее, чем люди, которые не включены в его планы».

В Бастаре сложилась драматическая ситуация. В конечном счете, люди превратились в пленников своего традиционного образа жизни с его архаичными формами хозяйствования. Вырваться из возникшей ловушки самостоятельно они оказались не в состоянии.

Тем не менее среди части индийского общества сохранялись представления о «племенах», заставляющие вспомнить мысли Ж.-Ж. Руссо о «счастливом дикаре». Индийский публицист Дж. Равиндра Наир писал, к примеру, на страницах делийского журнала «Индиан обсервер»:

«Хотя и погрязшая в бедности, жизнь племенной Индии течет спокойным потоком. Люди ведут там одновременно чистое и невинное существование, незамутненное лицемерием так называемого цивилизованного мира»[72].

Некоторые мифы, как видно, не хотят умирать.

Не менее трудна судьба народов российского Севера. Президент Ассоциации народов Севера Советского Союза В. Санга говорил, что северные аборигены создали цивилизацию гармоничного единства: «Человек поддерживал среду обитания, и среда, существуя, обеспечивала его жизнь». И в эту хрупкую цивилизацию, продолжал он, «врывается со своей напористостью другая цивилизация, которая, подобно танку, проходится по телу непонятой и чуждой ей северной культуры»[73].

Экономическое «освоение» Севера, ведущееся зачастую хищническими, варварскими способами, разрушало среду обитания местного населения. Только в Ямало-Ненецком автономном округе за пятнадцать лет было уничтожено 6 миллионов гектаров оленьих пастбищ. В 60–70-х годах происходило массовое сселение северян из мелких поселков в крупные. По свидетельству журналиста, «людей не спрашивали, их перемещали за сотни верст в любую среду, где они были чужаками. Мужчины и женщины слонялись по поселкам, согласные хоть на полставки наняться кочегаром, сторожем, посудомойкой»[74].

Эвенский писатель А. Кривошапкин в своей статье процитировал коллективное письмо своих соплеменников – жертв такого переселения. Они рассказывали:

«Мы, эвены, коренные жители бывшего села Оетунг Аллаиховского района Якутской АССР, в 1971 году по причине «неперспективности» были изгнаны из родного, веками обжитого поселения. Меньше половины жителей Оетунга против их воли были вывезены в с. Оленегорск, а добрая половина – в районный центр Чокурдах… В новых поселениях не все оетунгские эвены были обеспечены работой и жильем. Данный вопрос не решен полностью по сей день. Оетунгские охотничьи угодья и рыболовецкие участки, которые использовали при проживании там эвены, теперь осиротели… За 20 лет такого страшного вынужденного существования наши соплеменники не нашли себе места для постоянного проживания»[75].

Как и пенаны Калимантана, доведенные до отчаяния северяне восставали против вторжения разрушительной внешней силы. Корреспондент «Известий» писал, что, когда плавучие краны на реке Собь, притоке Оби, стали черпать с ее дна гравий, местные жители – ханты посадили свои семьи в утлые лодочки и погребли к середине реки. Маленькие лодочки преградили путь громыхавшим цепями стальным кораблям. Ханты победили[76].