Читаем без скачивания Исповедь - Сьерра Симоне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Проклятье, – пробормотал я, наклоняясь вперед и зарываясь лицом в ее сладко пахнущие волосы, – что ты со мной делаешь?
Долгое время мы стояли так, не двигаясь, никто из нас не хотел, чтобы это заканчивалось, но включился кондиционер, обдав нас потоком холодного воздуха, и Поппи задрожала, потому что все еще была обнажена. Я оставил ее сидеть на столешнице, а сам намочил губку и обтер ее теплой водой, затем помог найти ее одежду и проводил до двери.
– Так я увижу тебя на мессе завтра? – спросила она.
– Поппи…
– Знаю, знаю, – печально улыбаясь, перебила она. – Завтра мы начнем все сначала. По-дружески. Непорочно.
– Хорошо, но я не это собирался сказать.
Она нахмурились.
– А что ты собирался сказать?
Я наклонился и коснулся губами ее губ. В последний раз. Последний поцелуй.
– Я хотел поблагодарить тебя. За скотч и за то… что сейчас произошло.
Она моргнула, глядя на меня, затем закрыла глаза, когда я углубил наш поцелуй, лаская ее рот с такой же нежностью и любовью, с какой неистовостью делал это ранее. Я не хотел сдвигаться с этого места, хотел лишь наслаждаться ее вкусом, вдыхать воздух, который мы делили, и чувствовать тепло ее тела рядом с собой, а также притвориться, что не ждал цунами вины и пожизненного раскаяния за содеянное.
– Спокойной ночи, – сказала она мне в губы.
– Спокойной ночи, мой ягненок, – ответил я.
Отстранившись от нее, я почувствовал такую боль, словно наступил на осколки стекла. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами и была открыта для моей любви, поэтому я не смог удержаться и, действуя инстинктивно, осенил ее лоб крестным знамением.
Благословением.
И, надеюсь, обещанием стать лучше.
X
Телефон на столешнице яростно оповестил о входящем сообщении.
Наступил понедельник, прошло всего два дня после «не совсем настоящего секса», и меня не покидала мысль о том, что всего через несколько минут я встречусь с Поппи за обедом. Я протирал кухонную столешницу и вспоминал, какой вид открывался именно с этого места две ночи назад.
Я даже не пытался разгадать, о чем говорилось в сообщении. Оно было от епископа Бове, а мой босс не только не умел нормально писать сообщения, но и был совершенно неуверенным в своих кошмарных СМС, поэтому я знал, что он сразу же перезвонит, чтобы убедиться, что я его получил (а затем переведет его для меня).
И, естественно, минуту спустя телефон зазвонил, на кухне зазвучала основная мелодия из фильма «Ходячие мертвецы». Обычно я напел бы пару тактов, при привычных обстоятельствах с радостью пообщался бы с грубоватым, принципиальным человеком, который преобразовывал нашу епархию и боролся за реформы вместе со мной, но сегодня я почувствовал только нервное беспокойство, как будто он каким-то образом знал, что я совершил две ночи назад. Как будто он догадался об этом в ту же минуту, как услышал мой голос.
– Алло.
– Ты собираешься на Среднеамериканскую конференцию духовенства в следующем году? – спросил епископ Бове, сразу переходя к делу. – Я хочу собрать комиссию. И хочу, чтобы ты участвовал в ней.
– Я еще не решил, – ответил я и почувствовал, как вспотели мои ладони, будто меня вызвали в кабинет директора, или остановили полицейские на дороге, или что-то в этом роде. Дерьмо. Если я так нервничал, разговаривая с ним по телефону, что же тогда было бы при личной встрече?
– Я думаю, что в этот раз нам наконец-то удастся собрать комиссию, которую хотим там видеть, – продолжил епископ. – Ты ведь знаешь, как долго я этого добивался.
Комиссию, которую мы хотим… комиссию по жестокому обращению. В течение последних четырех лет епископ Бове подавал предложения в организацию непрерывного образования духовенства, и каждый раз их отклоняли. Но руководство внутри организации сменилось, у руля теперь стояли более молодые организаторы, и я знал, что Бове в частном порядке намекнули, что он наконец получит свою дискуссионную комиссию.
Но как я собирался сидеть в актовом зале отеля и, глядя на море священников, осмелиться прочитать им лекцию об опасностях сексуальности священника, сбившегося с пути истинного? Я посмотрел вниз на столешницу, на которой почти овладел Поппи. Не до конца, но достаточно, чтобы кончить. Достаточно, чтобы довести ее до оргазма. Я потер глаза, пытаясь избавиться от этого образа.
Можно ли было нарушить обет не полностью? Можно ли совершить грех не до конца?
Конечно же, нет. И даже если никто и никогда не узнал бы об этом, я понял, что нарушил свою легитимность по отношению к себе, и, возможно, это было намного хуже, чем потерять общественную. Во что я вляпался? Мог ли я теперь вообще позволить себе говорить – проповедовать – о вещах, которые меня больше всего волновали?
– Тайлер!
– Ели сможете собрать комиссию, я там буду, – пробормотал я, продолжая тереть глаза, пока из них не посыпались искры.
Лучше уж это, чем видеть свои грехи.
– Я знал, что ты не откажешься. Как дела в церкви Святой Маргариты? Как Милли? На прошлой неделе она устроила разнос епархиальному бухгалтеру за то, что тот потерял ваши квартальные отчеты о десятине. Я слышал, она довела беднягу до слез.
– Здесь все хорошо, у нас все просто отлично, – солгал я. – Пока только готовимся к осенним молодежным мероприятиям. – «И, знаете, к этим гребаным отчасти оптимистичным новообращенным».
– Хорошо. Я тобой горжусь, Тайлер. Я не так часто говорю об этом, но работа, которую ты проделал в этом городе, не что иное, как чудо.
«Хватит, – молча взмолился я. – Пожалуйста, перестаньте».
– Ты выполняешь работу Христа, Тайлер. Ты такой хороший пример.
«Пожалуйста, пожалуйста, замолчите».
– Что ж, не буду тебя больше задерживать. И комиссия… Я напишу тебе, как только что-то узнаю.
– Вы в этом уверены?
– Ладно, позвоню. До связи, Тайлер.
Я повесил трубку и с минуту смотрел на телефон. Я проснулся утром, уверяя себя, что вчера был первый день моей новой жизни, мой день целомудрия и сегодня должно было быть еще легче. Так почему же мне казалось, что мои грехи все еще преследуют меня?
По-прежнему наступают на пятки?
«Потому что ты не исповедался в них, Тайлер».
Я идиот. Мне следовало сделать это с самого начала. Каждую неделю я сидел в одной половине исповедальной будки, и почему мне не пришло в голову занять вторую половину, просить прощения грехов и ответственности, в которых нуждался каждый человек?
Я решил, что на следующей неделе в четверг поеду в Канзас-Сити и встречусь со своим духовным отцом, человеком, с которым учился в семинарии, а затем поужинаю с родителями, и все наладится.
Я почувствовал небольшое облегчение благодаря этому плану и надеялся, что все будет хорошо.
* * *
Поппи пришла на мессу вчера утром, а потом разыскала меня, чтобы договориться о наших планах на обед на сегодня. Я хотел пообедать с ней прямо вчера – или пообедать ею, я не был уверен, – но она улизнула, как только мы договорились о встрече, а затем меня окружила обычная толпа прихожан, задержавшихся после службы. Она что, пыталась держаться на расстоянии? И если да, было ли это ее желанием или мнимым одолжением мне?
Мысль о том, что отныне мы будем вести себя друг с другом именно так – по-деловому и резко, – сделала меня совершенно несчастным.
Что было глупо, потому что именно этого я и хотел – нет,
