Читаем без скачивания Уголовное право США: успехи и проблемы реформирования - И. Козочкин

Некоторые суды при установлении ближайшей причинности исходят из того, были ли чьи-то еще действия разумно предвидимы обвиняемым.[335]

Несмотря на то, что предвидение может иметь существенное значение при анализе ближайшей причинности, нередко на практике все обстоит гораздо сложнее.

В уголовном праве «вмешивающиеся причины» подразделяются на «зависимые» и «независимые». [336] Первые означают, что какие-то действия имеют место как реакция или ответ на предшествующее неправомерное поведение обвиняемого. Это обычно действия потерпевшего, пытающегося избежать причинения ему вреда, прохожего или медицинского работника, оказывающего ему помощь. В последнем случае, например, оказание ненадлежащей помощи, допущение небрежности при ее оказании тяжелораненому потерпевшему, который, в конечном счете, умирает, – «зависимая вмешивающаяся причина».[337] По общему правилу такая причина не освобождает первоначального правонарушителя (в нашем случае – лицо, причинившее тяжкое телесное повреждение) от уголовной ответственности. При условии, однако, что ответные действия, т. е. действия медработника, не были из ряда вон выходящими – совершенными по грубой небрежности или неосторожности,[338] когда они могут быть признаны «заменяющей причиной».

Независимая вмешивающаяся причина не вызывается поведением обвиняемого. Единственная связь между ними состоит в том, что обвиняемый поставил потерпевшего в положение, когда вмешивающаяся причина могла «действовать», причем самостоятельно. Пример из судебной практики: А., ограбив ехавшего в его машине пассажира В., высаживает его на загородной дороге. Спустя какое-то время водитель С. сбивает В., стоявшего на этой дороге.[339] Поведение С. является независимой вмешивающейся причиной, поскольку А. не сделал ничего, чтобы водитель С. ехал по этой дороге в данном конкретном случае.

По общему праву независимая вмешивающаяся причина освобождает первоначального правонарушителя от уголовной ответственности, только если вмешательство какого-то факта не было им предвидимо.

В заключение следует особо отметить аспект проблемы причинной связи в случаях, когда совершается преступление, прежде всего убийство, не требующее какого-либо mens rea. Во-первых, это ситуации, когда совершается убийство, подпадающее под действие доктрины «фелония – тяжкое убийство» или «мисдиминор – простое убийство». Судебная практика по вопросу о причинной связи между совершением какого-либо преступления (например, ограбления, берглэри или похищения человека) и смертью потерпевшего, в том числе случайной, настолько разнообразна и противоречива, что, естественно, говорить о каком-то общем правиле по данному вопросу не приходится.

Анализируя два дела, рассмотренные в штате Пенсильвания, – одно, связанное с доктриной «фелония – тяжкое убийство», [340] а другое – «мисдиминор – простое убийство»,[341] – У. Лафейв замечает: несомненно эти два дела показывают «растущую неудовлетворенность» этими доктринами и, как следствие, постепенно развивающееся стремление к их законодательной отмене. Однако, пишет он далее, поскольку в решениях по указанным делам суд опирается (полностью или частично) на требование ближайшей причины как способ ограничения этих доктрин, они обнаруживают тенденцию к искажению значения (смысла) ближайшей причинности.[342]

В виде общего правила Лафейв пытается дать рекомендации, когда теория ближайшей причинности неприменима. Это случаи, когда имеет место стечение обстоятельств (a coincidence), т. е. вмешательство факторов, которые не были разумно предвидимы, или когда имела место (со стороны потерпевшего) необычная (ненормальная) ответная реакция[343].

Установление причинной связи в случаях совершения фелонии – тяжкого убийства и мисдиминора – простого убийства нередко зависит от толкования судами соответствующих законоположений. В некоторых юрисдикциях дается такое толкование, которое приводит к «почти полному отказу от требования ближайшей причинности». Если, например, обвиняемый похищает потерпевшего и во время перевозки (похищения) попадает в ДТП, в результате которого потерпевший погибает, то это – фелония – тяжкое убийство.[344]

Для того чтобы создать хотя бы видимость наличия причинной связи между каким-то преступлением и смертью потерпевшего, иногда прибегают к использованию теории фактической причинности (but for): убийства не было бы, если бы не было совершено это преступление.

Во-вторых, это ситуации, когда совершается посягательство строгой или абсолютной ответственности, т. е. когда для осуждения лица нет необходимости доказывать, что оно действовало намеренно или даже по небрежности в отношении результата. Некоторые суды в этом случае также прибегают к использованию теории фактической причинности.[345] Такое решение предлагалось в одном из проектов Примерного УК.[346] Однако под влиянием критики в дальнейшем оно было отвергнуто, и в последнем варианте закреплено положение о том, что лицо не несет уголовной ответственности, если «фактически причиненный результат не является вероятным последствием» его поведения (п. 4 ст. 2.03). Оно нашло отражение в уголовных кодексах некоторых штатов, как представляется немногих, например в УК Пенсильвании (п. b ст. 303). Думается, что законодатели большинства штатов по-прежнему не желают даже в малейшей степени ограничивать судейское усмотрение по вопросу возложения уголовной ответственности за посягательства строгой ответственности.

И, наконец, в-третьих, это ситуации, когда ответственность возлагается по правилу одного года и одного дня: если потерпевший, которому был причинен телесный вред, скончался в течение этого срока, то его причинитель может быть признан виновным в совершении убийства. И хотя в большинстве штатов это архаичное правило общего права отменено судебными решениями или законодательно, в некоторых юрисдикциях оно продолжает действовать, в частности на федеральном уровне.[347] В отдельных штатах, например в Калифорнии, правило одного года и одного дня действует в несколько измененном виде.[348] Ясно, что в случаях применения указанного правила о какой-либо причинной связи говорить очень трудно.

Второй конститутивный элемент преступления – mens rea. Как отмечалось, он означает «виновное состояние ума», которое должно быть установлено, чтобы лицо было осуждено за совершенное им деяние.[349] Это требование первоначально английскими, а затем и американскими юристами было возведено в важнейший прицип уголовного права. Ими неизменно повторяется максима “Actus non facit reum, nisi mens sit rea”, означающая, что действие не делает человека виновным, если состояние его ума невиновно. Значение этого принципа в одном из своих решений подчеркнул Верховный суд США: «Утверждение, что вред может быть равносилен преступлению, если только он причинен при наличии mens rea, не является провинциальным или временным понятием. Оно является… универсальным и настоятельным в зрелых правовых системах.»[350]

Из вышеизложенного, казалось бы, можно сделать вывод, что требование установления mens rea является абсолютным, а сам этот термин – четким и определенным. Однако в действительности это не совсем так. Прежде всего потому, что есть ряд преступлений, ответственность за которые в силу действия института строгой ответственности (strict liability) возлагается без установления вины,[351] а также потому, что архаичное mens rea не раскрывает содержания субъективной стороны преступления. Так, по словам Флетчера, нет термина более двусмысленного, чем «почтенное латинское словосочетание mens rea, которое преследует англо-американское право». [352]

В федеральном уголовном законодательстве было обнаружено около 80 терминов, используемых для обозначения различных «оттенков» mens rea, естественно, не имеющих законодательного определения.[353] Ненамного лучше обстояло дело в уголовном праве штатов, особенно тех, где были сильны позиции общего права.

Такое положение кардинально изменилось в большинстве штатов, где под влиянием Примерного УК были приняты новые уголовные кодексы.

В отличие от старой концепции mens rea, выработанной в рамках общего права, с ее сущностью в виде моральной упречности (moral blameworthiness),[354] авторы Примерного УК в основном исходят из того, что виновность (culpability)[355] – это психическое отношение лица к деянию и его последствиям.

Вместо существовавших ранее в доктрине трех основных форм виновности (намерения, примерно представлявшего собой прямой умысел, неосторожности – косвенный умысел и легкомыслие и небрежности), а также их различных комбинаций,[356] Примерный УК предложил четыре формы или, как еще говорят, уровня виновности: «Лицо не является виновным в совершении посягательства, если оно не действовало с целью, с осознанием (заведомо), неосторожно или небрежно в зависимости от того, что требуется по закону в отношении каждого из материальных элементов посягательства» (п. 1 ст. 2.02).